Праведный выбор

Мировое сообщество не знает однозначного ответа на вопрос о том, применять смертную казнь или нет: в 75 странах ее отменили, в 30 - ввели мораторий на исполнение приговоров, в 90 - сохранили.

Лично я на референдуме 1996 года присоединилась к тем соотечественникам, которые проголосовали за сохранение исключительной меры наказания для жестоких убийц. Почему? Ответить непросто. Ведь это вопрос и совести, и мировоззрения, и жизненного опыта.

В конце 80-х годов мне как журналисту довелось вблизи наблюдать расследование уголовного дела серийного убийцы. Он совершил ряд разбойных нападений на территории Минского района. До сих пор помнится чувство ужаса, которое охватывало при изучении доказательств, собранных следователем по особо важным делам при Генеральном прокуроре. Потрясение при наблюдении следственных экспериментов с участием убийцы - астеничного и на вид такого неприметного парня - порой порождало ночные кошмары. Никогда не забуду встреч и бесед с уцелевшими пострадавшими и родственниками погибших... По вине преступника 10 человек преждевременно сошли в могилу, 8 - пережили зверские истязания, получили тяжкие ножевые ранения, едва выжили.

Думаю, тогда у меня и сформировалось личное отношение к проблеме "казнить или миловать", которая до того моего опыта существовала, конечно, в сознании, но как некая абстракция. О ней можно было рассуждать и так и этак, взвешивать аргументы "за" и "против", спорить насчет различных к ней подходов. Когда же пропустишь через себя страх, боль, страдания конкретных людей, то многие важные вроде бы соображения как-то бледнеют и утрачивают вес. Разбойник нападал на беззащитных в лесочках и перелесках под Минском - почти всегда на женщин. На молодых и пожилых, без разбора. Ради того, чтобы вынуть из сумки или кармана жалкую сумму денег, и порой это были всего лишь 5 тогдашних рублей. Корыстный мотив его кровавых деяний был доказан и в ходе разбирательства в Верховном суде. И, разумеется, была проведена надлежащая экспертиза, установившая вменяемость выродка - выходца из нормальной, кстати, семьи.

Да, в той ситуации мое мнение - быть такому на земле или не быть - формировалось в области сердца. Нет, это в самом деле очень непросто взвесить... Где-то в глубинах подсознания я ощущала те весы, на одной чаше которых - недоразвитая особь в человечьем обличье, а на другой - души безвременно и совершенно безвинно погибших и безмерное горе их близких. Помню, пронзала до физического озноба скорбь - от жалости к жертвам. Как же, мучили меня раздумья, хотя бы частично (насколько для нас, людей, это вообще возможно) восстановить так грубо, цинично и бездумно попранную справедливость? Пришло понимание: если злодей останется на белом свете, то по отношению ко всем, кто так чудовищно претерпел из-за него, это будет проявлением исключительной несправедливости.

Я стала на сторону жертв.

По приговору суда убийцу расстреляли.

Позже, годы спустя, жизнь не предоставила мне убедительных доказательств неправедности сделанного тогда внутреннего, очень личного, субъективного выбора. С ним и существую.