Каждый раз, когда я поздравлял Марию Игнатьевну Ковель с днем рождения, она непременно вспоминала этот эпизод, ставший знаковым в ее судьбе. И обязательно добавляла: «Теперь я должна жить не только за себя, но и за тех парней, что не вернулись с полей сражений с фашистами. Обязательно расскажи об этом». Исполнив свой долг, она ушла из жизни в 2011 году, всего полтора года не дожив до своего 100-летия.
А судьба ее была терниста. В годы войны довелось пережить немало горя и страданий, не раз бывать на волоске от смерти. Вот только один случай.
…Однажды гитлеровские оккупанты узнали, что несколько семей из нашей деревни перебрались в партизанскую зону. Они нагрянули в деревню, подожгли дома тех, кто ушел в партизаны. Больше того, каратели схватили с собой их родственников. Среди них оказалась младшая сестра нашей мамы Мария Ковель и ее муж Александр.
Когда гитлеровцы оккупировали нашу деревню Коляги, что в Докшицком районе, ситуация для ее жителей складывалась непростая. Фашистские каратели подозревали в связях с партизанами почти каждую семью. Многие не выдерживали злодеяний гитлеровцев, угонявших людей в Германию, и уходили в лес, к партизанам.
По словам очевидцев, Марию и Александра фашисты угнали в сторону железнодорожной станции Парафьяново.
О, бедная, несчастная мама, она давно забыла, что такое сон и покой! Вот и сегодня, услышав выстрелы за рекой, она, как только стемнело, вместе с соседкой отправилась на поиски сестры: кого же, как не их, расстреляли в бору? Вернулась она заплаканная, с царапинами на лице и руках. Рассматривая у коптилки жменьку окровавленного песка вперемешку с шерстью, она шептала: «Ничего не понимаю, эти выстрелы, кровь на дороге, рыжая шерсть точь-в-точь, как у их Красули была. Что же все-таки произошло? Если бы знать...»
Среди ночи послышались шорохи в палисаднике под окном. Прислушались. Когда, спотыкаясь в темноте, мать выбежала на улицу, калитка в палисаднике была открыта. Там, прижавшись к стене, сидела Мария.
— Машенька, живая! А где же Сашка? — спросила она.
— Я его там, у речки спрятала. Вот передохну чуток, и вместе сходим, одна ты его не найдешь.
Поддерживая друг дружку, они шли туда, где сквозь белесый туман чернели кусты ольхи и лозняка. Под одним из них лежал Александр. Нести его у женщин не было сил. Поэтому осторожно поволокли по земле.
— Понесем в хату? — спросила мать.
— Нет, — возразила Мария, — в хлев, в сено спрячем. А то и оглянуться утром не успеем, как немцы нагрянут.
Они зажгли фонарь, уложили поудобнее обессилевшего Александра на сено, напоили его, сердечника, настойкой валерьяны.
Мария уснуть не могла, она с трудом рассказывала маме о приключениях прошедшего дня.
— Ой, Олечка, лучше не спрашивай, как убежали. У меня у самой не укладывается в голове, как все произошло. Значит, так, погрузив награбленное добро на повозку, гитлеровцы и сами уселись туда, только двое из них — мордами к нам, наставив на нас автоматы. Мы же шли следом за привязанной к повозке нашей коровой. Временами она останавливалась, сдерживая всю эту необычную процессию. Тогда фрицы заставляли нас подгонять ее. Когда въехали в бор, у самих дрожь по всему телу пробежала. Сердце колотилось так, что казалось, вот-вот выскочит из груди, а ноги, наоборот, плохо подчинялись. Ох, как хотелось сигануть в кусты, да не сводили с нас глаз всю дорогу. Так и миновали мы поворот за поворотом, пока последний не показался. Что делать, думаю? Там чистое поле. Если не сейчас, то все! Смотрю на Сашку и замечаю: он тоже нервничает, весь напрягся так, что в лице изменился. А что предпринять — не знает.
И тут остановилась Красуля — корова наша. Как вкопанная стала. Начали ее стегать розгами, а она раз рогами в землю… и храпит. Гитлеровцы и так спешат, дорогу вот-вот проглотят вечерние сумерки. Остановились. «Ты что, тоже к партизанам захотела?!» — заорал на корову немец и ткнул дулом автомата ей под ребро. А она как щелкнет его копытом, да так ловко, неожиданно и сильно, что тот и автомат выронил. «Я сейчас ее сам «уговорю», — успокаивает гитлеровцев Александр, — только дубину хорошую выломаю». Охранники молчали. Этим замешательством и воспользовался Александр. Он прыгнул в кювет, подминая под себя молодое деревце. И тут же слышу: «Мария, Мария! Иди помоги, только быстрее!» Бросаюсь к нему, а он хвать меня за руку, да так крепко сжал ее и дернул меня на себя, что я только успевала ноги переставлять, увлекаемая им вперед. Бежали куда глаза глядели. Пока могли, пока из сил не выбились.
Гитлеровцы, конечно же, спохватились, бросились следом за нами, только побоялись в глубь леса бежать, на ночь глядя. Вот и разрядили в бешеной злобе свои автоматы: кто в нашу сторону, а кто в Красулю.
— Ай да Красуля! Вот молодец, спасибо ей! — продолжала тетя Мария. — От верной смерти спасла. Если бы не она, никак бы нам не вырваться из лап фашистов.
