Поэт, человеки стадион

Платон как-то высказался в том духе, что поэт должен не рассуждать, а создавать мифы.

Тем не менее нам долгие годы доказывали, что поэту должно говорить одни истины, вещать с трибун и вообще быть больше, чем поэтом.

Автору последнего утверждения, Евгению Евтушенко, сегодня, 18 июля, исполняется семьдесят.

Как-то не совпадают, не правда ли: имидж вдохновенно-дерзкого пиита с вечно молодым задором и возраст созерцания и спокойной мудрости...

Да, это целая эпоха, вызывающая ностальгию: Евгений Евтушенко, Андрей Вознесенский, Белла Ахмадулина, Роберт Рождественский! Сегодня, вспоминая эти имена, обычно сразу сокрушаются: вот, было время, послушать поэтов собирались стадионы! А сегодня...

Сегодня послушать стихи стадион соберется вряд ли. Впрочем, во всем мире вечера поэзии самых знаменитых поэтов проходят весьма камерно. И никого это не смущает.

Но мы же мыслили масштабно! Ледокол - самый большой, магистраль - самая длинная, поэзия - миллионными тиражами...

Не нужно, однако, забывать, что рядом с теми, кто издавался миллионными тиражами, жили их не менее талантливые собратья, писавшие в стол.

Поэтому сегодня отношение к личности Евгения Евтушенко двояко. Так же, как двойственным были его отношения с советской властью. Как пишет в своих мемуарах примадонна Галина Вишневская, одного из самых талантливых поэтов послевоенного времени "шарахало из стороны в сторону - от "Бабьего Яра" до "Братской ГЭС" или, того хлеще, - "КамАЗа".

За разрешение время от времени безнаказанно говорить правду нужно было платить. В мемуарах бывших диссидентов можно найти довольно безжалостные характеристики "придворного поэта", обращающегося с властью методом "кнута и пряника".

Но романтикам 60-х хватало даже того, что вычитывалось между строк, говорилось через отвлеченные символы. Стихи Евгения Евтушенко звучали временами неслыханно смело. Учили самостоятельно мыслить, бороться с фальшью, искать правду... И - рисовали картину совсем другой жизни, чем та, которой жили миллионы советских подданных, жителей "коммуналок" и "хрущевок", украшающих жизнь духами "Красная Москва" и сырокопченой колбасой "Московская", выдаваемой по талонам на крупных предприятиях.

Платон был прав. Поэт вольно или невольно создает миф. Для читателя фигура поэта, декларировавшего свою принадлежность к народу, вырастала до невероятных масштабов. Он блуждал по ночной Венеции. Его портрет рисовал Сикейрос. Ему довелось пожимать вялую руку Пиночета, болтать с Че Геварой. Его избивали бандеровцы во время выступления в Миннесоте и т.д. Это была именно та, недоступная рядовому советскому гражданину, жизнь, о которой мечтал каждый, повесивший на стену своей квартиры портрет Хемингуэя, кумира "шестидесятников". Это был миф о свободе творческой личности. Красивый миф, не утративший своей прелести и притягательности и сегодня.

Не все было позволено даже всенародным любимцам. Евгению Евтушенко не разрешили сняться у Пазолини в главной роли фильма "Евангелие от Матфея". Не дали сыграть Сирано де Бержерака в картине Эльдара Рязанова. Сколько препятствий было премьере Тринадцатой симфонии Дмитрия Шостаковича, написанной по поэме Евтушенко "Бабий Яр"!

Впрочем, то, что не дали сделать, иногда еще более возвышает, чем разрешенное. Ореол запретного украшает поэта. Ведь нам нужен миф! Не зря такое возмущение вызывают материалы, разоблачающие былых кумиров, даже если говорится чистая правда.

Шестидесятые годы XX столетия испытали это на себе в полной мере.

Дух 60-х через осмысление белоруса мы сегодня можем ощутить, перечитав роман нашего Владимира Короткевича "Нельга забыць", написанный тогда же, в начале 60-х - о Литературном институте, о спорах между "физиками" и "лириками", романтиками и прагматиками, о новых путях поэзии. Упоминается и имя Евгения Евтушенко, без которого невозможно было охарактеризовать то время, то волнующее время, когда послушать поэтов собирались стадионы...

Кстати, Евгений Евтушенко - не чужой Беларуси. Именно отсюда его корни, о чем поэт довольно подробно написал в поэме "Мама и нейтронная бомба". О том, как в компании с нашим драматургом Андреем Макаенком ехал на Полесье, в Хомичи, к своей белорусской бабке Ганне. О том, как в хату набилось "штук пятьдесят Явтушенок" с "незабудочными глазами"...

Но пересказывать поэта - дело неблагодарное.

Да, сегодня мы ищем иной поэзии, сегодня нас трудно удивить гражданской смелостью либо необычной литературной формой. Эпоха ушла, унося с собой голоса и образы, как волна уносит мелкие камушки и песок.

Но то, что остается на берегу времени, - имеет настоящий вес.

Есть вероятность, что и наши далекие потомки найдут на этом берегу лучшие стихи Евгения Евтушенко.