Прочитала письмо в редакцию А.Воронцовой из Слуцка «Пастаўце помнiк удаве» («СБ», 10 сентября) и расплакалась. Судьба семьи автора очень похожа на нашу. Мой отец Гаврилов Андрей Николаевич ушел на фронт в 37 лет. Домой не вернулся: я до сих пор ищу место, где он похоронен.
Мне было около 2 лет, когда началась Великая Отечественная война, брату — 4 года, сестре — 11. Мама самостоятельно поставила нас на ноги. Без отца жизнь была — хуже некуда. Дом сгорел во время войны. Нас приютила женщина, которая жила в землянке и болела туберкулезом. До сих пор помню вкус лепешек из мерзлой картошки, лебеды и крапивы. Болели часто и тяжело. Кто помнит то время, знает, что большую часть заработанных денег (мама работала на лесопилке) государство забирало на разные займы. В день получки я всегда видела ее плачущей.
Но какая охватила радость, когда построили крошечный (в буквальном смысле слова) домик и перебрались туда! До войны на улице, где мы жили, было около 100 дворов. Из каждого мужчин отправляли на фронт. Вернулись только 10 (!). Сколько осталось вдов с 2 — 5 детьми на руках! Никто тогда не говорил о неполных семьях и безотцовщине. Все трудились, восстанавливали разрушенное и учились! Не испытывали злости и зависти, относились друг к другу по–доброму.
Сейчас моей мамочки нет в живых, нет и брата. Каждый год навещаю их могилы в Ветке Гомельской области. Мама никогда не жаловалась и не роптала на судьбу, довольствовалась малым. Она была глубоко верующим человеком. Вера и помогла ей выжить. Думаю, все женщины того времени верили в Бога. Может быть, сделать на памятнике, описанном А.Воронцовой, небольшое дополнение: крестик на груди многострадальной вдовы солдата Великой Отечественной войны. Дети войны, то есть мы, сможем внести посильную лепту из пенсии на такое благородное дело. Ведь это памятник нашим матерям. Огромное спасибо и низкий поклон вам, А.Воронцова, за прекрасную и благородную идею.
Надежда КУШНЕРЕВА-ГАВРИЛОВА, Лида.
Надо переживать, но не надо пережимать
Недавно смотрел по телевидению передачу под названием «Архипелаг Стройлаг» об участии немецких военнопленных на стройках разрушенного после войны Минска, об отношении к ним наших солдат и простых жителей. Признаюсь, в некоторые моменты просто передергивало от закадровых причитаний документалистов о якобы жестоком обращении с пленными. Вероятно, было место и жестокости. Но поскольку мне довелось с 1947 по 1950 год учиться в Минске и жить рядом с лагерем для военнопленных немцев (буквально в 300 метрах), хочу рассказать о том, что видел собственными глазами.
В том же 1947 году каждый из пленных немцев, задействованных на стройках столицы, получал в день по 700 граммов хлеба. Замечу — как и советский рабочий. Одинакового качества, без опилок и картофельной шелухи. Не жировали (даже звучит как–то нелепо), но и вся огромная страна жила тогда впроголодь. Рабочий день у немцев длился максимум 10 часов. Охраняли их в основном гражданские лица. Солдаты охраняли только сам лагерь. С нами по соседству жил один из «охранников–конвоиров», осевший в Беларуси украинец. Сопроводив пленных на работу, он возвращался домой и ложился спать. К полудню его будила жена. Тогда он вел немцев на обед. Даже в плену они не были рабами... Ничего подобного ни на Дахау, ни на Освенцим, ни на шталаг в Масюковщине в СССР для военнопленных не было и в помине. Советские люди, в отличие от нацистов, были гуманны!
Да, пленных немцев заставили работать на масштабных стройках, они выполняли всякую работу. Логичность и справедливость этого не должны оспариваться: их к нам не звали, они пришли как убийцы, захватчики и разрушители. Поэтому им надо было отрабатывать вину!
Правду, конечно, нужно знать. Какой бы «некрасивой» она ни казалась. Но и перехлестывать тоже не стоит.
В.НЕМОГАЙ, Пуховичский район.
