Ни один мужчина никогда не вызывал во мне такого чувства жалости, как Ленин. Говорю это абсолютно искренне. Тотально уставший от чрезмерного количества работы, кристально чистый, честный с самого рождения, Володя Ульянов заставлял мое сердце сжиматься в каком–то печальном спазме при одном только упоминании его благородного имени. Во втором классе нам надели звездочки и я нежно прижалась к своему октябрятскому значку губами: «Какое счастье, когда у тебя на переднике живет частичка Ленина!»
Он гостил у тети и разбил вазу, долго мучился и признался наконец. Уважал чужое мнение, но всегда подчеркивал, что единственной истиной является путь к коммунизму. Владимир Ильич был прозорлив и образован. Если нужно, был жестким, но в его сердце всегда жила любовь и сочувствие. К детям, женщинам, человечеству. Он знал, что нужно сделать, чтобы наступило светлое завтра, когда последним суждено стать первыми. Потом, когда христианство вытеснило веру в красный флаг, мне было легко. Ведь я с рождения знала, что на белом свете обязательно есть такой волшебный КТО–ТО, кто жертвует собой во имя нас, и его жалко. Очень...
Мне было жаль Ленина, в Мавзолее. Помню... Мне лет 12, и это последние годы, когда по Красной площади вилась очередь к усыпальнице вождя мирового пролетариата. Я протопала мимо Ленина в стеклянной коробке и удивилась:
— Какой маленький!
— Высох, — сказал папа.
Я плакала, потому что другой Владимир — Высоцкий — лежал на Ваганьковском кладбище в цветах, вокруг пели птицы, и никто не таращил глаза. Высоцкого не видно, в этом и есть таинство — в памяти, которая остается. Я помнила его концерты по телевизору, и казалось, что он где–то незримо присутствует, но как именно, никто не знает. В желтом Ленине читалась трагедия. Грустная физиологическая правда жизни. Люди шагали мимо, и каждый думал о своем конце, потому что в такой момент ни о чем другом думать нельзя.
Было грустно, когда стали сносить памятники Ленину. Рождалось ощущение неправильности жизни. Я поняла, что так можно манипулировать всем чем угодно. И подумала, что правы те религии, которые запрещают изображать божества. Нет идола, нет прецедента.
Некоторые памятники Ленину очень красивые. И мне совсем не хотелось, чтобы увезли Ленина с центральной площади Минска. Очень уж ладный памятник. Ленин там такой хороший, крепкий, уверенный. Хорошо, что мы, белорусы, по–хорошему консервативны. Не поддаемся общей истерии. Мы подождем, как там оно еще сложится, посмотрим. Да и вообще, домовитые мы, добро на свалку не выбрасываем. За это нам бонус — достопримечательности сохранили. Иностранцы такое любят.
И вот. Мой знакомый иностранец увлекается социалистическим реализмом. Когда мы познакомились, он так и сказал: «Моя цель, посмотреть как можно больше памятников Ленину». Сперва он даже давал объявления, что хочет купить скульптуры и статуэтки, изображающие вождя. И купил несколько. Но уж больно сложно было их вывозить, и потому иностранец решил изменить тактику: Ленин — как подснежники, нужно приходить, любоваться, а тащить за собой не стоит, все это хорошо в своей среде. И поехал иностранец в Гомель, Могилев, Брест, а затем и в Мядель, Поставы, Несвиж, Браслав. В общем, объехал много белорусских городов и везде его интересовали две вещи: быт простого народа и Ленин. Он селился в гостиницах, где от стенок отваливался кафель и ржавый кран уверенно окатывал желающего помыть руки то кипятком, то ледяной водой. Он заходил перекусить в «Столовую» и с удовольствием отмечал, что на этот раз картофельное пюре не такое синее, а тефтели сами проскальзывают в горло, так что и жевать не нужно. Ясное дело, он попробовал самогонку, драники со сметаной и через неделю слег с печенью. Мы приходили его навещать в отель «Минск», где он в конце концов снял большой и просторный номер. Он же был бледен, осунулся, но глаза горели.
— Я сделал открытие, которое вам никогда не сделать. Вы слишком погружены в эти реалии, а потому не замечаете магической силы памятников Ленину. Эти скульптуры — не просто напоминание об истории, чудом уцелевшие постаменты, это же лакмусовая бумажка...
Он встал, подошел к окну и постарался понять, можно ли из номера гостиницы увидеть Ленина. Ленин был недосягаем. Иностранец вздохнул и открылся:
— Присмотритесь внимательнее, в каждом приличном городе есть площадь... На ней исполком, облисполком или райисполком, газон и памятник Ленину. Все! Этого достаточно!
— Для чего достаточно?
— Чтобы понять, какой это город, достаточно посмотреть на Ленина. Если Ленин улыбается — город хороший, люди в нем хорошие. В Поставах вот Ленин очень аккуратный, добротный — и сам город такой, а в другом городе Ленин был мрачный, и я там отравился мясом, в гостинице мне грубили, в магазине не было йогурта.
Это давняя история. Однако с тех пор, если я приезжаю в какой–то наш город, то первым делом обращаю внимание на Ленина. Вот Поставы мне действительно понравились. Я даже удивилась, насколько хорошая энергетика там. Браслав нравится. Минский Ленин, как я сказала, очень надежное впечатление производит. А вообще, к своему стыду, я еще много где не была. И думаю, вот почему бы не устраивать себе променады в выходной?
И казалось бы, вот ведь чудаки эти иностранцы, а ведь такое заметят... Только с тех пор мой приятель больше по «ленинским местам» не путешествует — печень бережет. Приезжает и сразу спрашивает, где самый дорогой ресторан и лучший отель.
— А что насчет погружения в правду жизни?
— Есть вещи, которые можно сделать только один раз... И даже нужно сделать один раз. Только один!
И думая о развитии въездного туризма, нужно понимать, что действительно один раз каждый иностранец на памятники Ленину посмотреть может себе позволить приехать.
Этим мы его завлечем! А чем удержим? Тут нужны контрасты.
У меня, кстати, есть мысли на этот счет. В следующий раз поделюсь.
