Стрельцов спал днем... Когда он открыл глаза, облаков на июльском небе уже не было. Он заварил крепкий кофе, прошелся по мастерской, аккуратно взял темную доску иконы и повернул ее к свету. Слой лака сухо поблескивал. Ни одна пылинка за те два часа, что реставратор спал, не опустилась на золотой лик Георгия Победоносца и его красный плащ.
Налив кофе в металлическую чашку, Глеб Стрельцов глянул на отключенный мобильник. Включать не стал.
Стрельцов застегнул все пуговицы на сером льняном халате и надел белые перчатки. Когда он включил лампу и склонился над иконой, настойчиво задребезжал дверной звонок.
В увеличительном стекле глазка покачивалось небритое толстогубое лицо Ильи Бельского: "Глеб, свои!"
"Можно, закурю?" - "Извини, у меня тут чисто и светло, как в операционной..." - "Меня ограбили, унизили..." - "Знаю". - "Откуда? Еще никто никому ни слова..." - "Брат звонил, сказал, когда ты появишься, чтобы я не отказывался помогать". - "Что скажешь?" - "Сочувствую, Илья, сочувствую..."
Бельский, опустив голову, начал говорить: про свою пятилетнюю дочку, про нервный срыв жены, про сумку с деньгами...
Глеб смотрел на руку бизнесмена, где вместо платиновых IWC чернел синяк. Дослушав запутанную историю про ограбление в Раубичах, Стрельцов заметил: "Хорошо, что дочка спала!" - "Да, да, да... Мы ей вообще ничего не рассказываем, но ребенок все чувствует... Вчера вдруг спросила, где мои часы. Я соврал, что сломались, занес в мастерскую... Мамины серьги тоже в мастерской? Пришлось врать. Да черт с ними, с этими часами... Мне людям зарплату нечем выплатить. У меня на фабрике больше трехсот рабочих, у них семьи, дети есть хотят... Вот она - моя беда. Вот оно - мое настоящее горе! Денег нет, и перехватить не у кого. Кризис! Я из своих закрыл немного, но это как сто граммов масла на триста кусков хлеба намазать! Выпить есть?" - "Спирт!" - "Налей сотку..."
Прозрачная жидкость помутнела. Илья выпил и не поморщился.
"Ты с водителем, надеюсь?" Ответом был кивок головы и взгляд в пустой стакан.
Через четверть часа "Мерседес" фабриканта Бельского, проехав площадь Победы, помчался по проспекту Независимости, в сторону Раубичей.
"Расскажи, почему сумка с зарплатой попала к тебе домой?" - "Из-за министра. Кассир и бухгалтер поехали в банк, получили деньги. Их машина не завелась. Решил их подбросить на своем "мерсе". Когда мы возвращались из банка на фабрику, позвонил министр... Я высадил кассира и бухгалтера возле метро, а сам поехал в министерство. Сумка лежала в багажнике. У министра проторчал до позднего вечера... Кризис, отрасль лихорадит. Остановить фабрики и заводы легко, а как мы их потом запустим? Спецы разбегутся, коллективы развалятся..." - "Сумка была в машине?" - "Следователь тоже сто раз про сумку спрашивал... Знаю, надо было водителя отправить на фабрику. Но я думал, что быстро порешаю все вопросы... Порешал! В Раубичах оказался только в десять. Взял сумку, отпустил водителя. Сел есть, а дальше - ужас!" - "Стоп, Илья! Нам ужас не надо, нам нужна реконструкция..." - "Что?" - "Точная реконструкция событий... На месте увидишь. Жена дома?" - "Сидит, закрывшись на все замки и засовы..."
На берегу озера за высоким забором из нержавейки стоял широкий одноэтажный дом под красной черепичной крышей.
"Сильно она напугана", - произнес Стрельцов, глядя на дом с опущенными роллетами.
"Врагу такого не пожелаю, три раза психолога привозил. Спать не может, плачет, меня жалеет. Говорит: бежать надо..."
Ольга Бельская выглядела скверно. Из длинных рукавов мужского свитера торчали только кончики пальцев с ненакрашенными ногтями.
"Вы должны все вспомнить. Кто и где стоял? Кто что видел? Вы должны вспомнить даже то, о чем тогда думали..." - быстро говорил Глеб, бесшумно двигаясь по просторной гостиной.
"Я подумала, что водитель вернулся... Открыла... Илья только присел к столу... Меня втолкнули в гостиную. Их было трое. Все в черной рабочей одежде. Спецовки с большими карманами, как у строителей. Если бы не черные маски, можно было подумать, что это бригада сантехников или электриков каких-то..." - нервно говорила Ольга.
"Я только ложку взял. Глаза поднимаю, а на меня "ствол" смотрит. Ложку я положил. Смотрю на суп горячий, на хлеб с маслом. Слюна течет, и сказать ничего не могу. Для меня самое вкусное в жизни - это первая ложка горячего супа вечером. Меня остановили на самом вкусном. Не смешно! Я голодный, злой, но ума хватило не рыпаться. Руки на стол положил... Они молчат. Один взял меня за плечо, показал на часы. Я отдал IWC, он их в свой карман бросил..."
"...А меня сережки заставили снять и кольца. Они за все время, что в доме были, не сказали ни слова! Объясняли жестами, как глухонемые... Потом показали лечь на пол, а я в коротком халате, стыдно. Илью повели по дому. Самое жуткое, что один подошел к кровати, где спала дочка, остановился и навел на нее пистолет!"
"Стой, Ольга, ты этого не могла увидеть! Рассказываешь только то, что происходило с тобой. То, что было с Ильей, пусть восстанавливает он сам. Так будет правильно. Значит, Илья, они тебя повели по дому..."
"Да. Мы обошли дом. Складывалось ощущение, что они все знают, свет в комнатах зажигали и гасили сами. У меня даже мелькнула мысль, что они знают, где и что лежит. Выгребли все. Конечно, если по правде, я сам все показывал и отдавал, только бы ребенка не тронули и убрались. Уроды! Если бы не жена и дочка, я б их на куски рвал, зубами б глотки грыз! А так ходил, как покорный баран, голова кружилась, ноги подгибались, в ванной попросил разрешения воды из крана попить..." - "Сумка где была?" - "В прихожей, под вешалкой, рядом с обувью... Но я про сумку им ничего не говорил. Сумку они сами нашли. Когда мы обошли дом и вернулись, сумка уже стояла здесь, на ковре, а Оля рядом лежала со связанными за спиной руками..." - "Веревку они принесли?" - "Да, не наша веревка, зеленая, синтетическая, жесткая, порезала руки и ноги. Я лежала на животе, видела только ботинки и сумку. Даже не знала, что в ней деньги..."
Глеб попросил Ольгу лечь на пол. Сам стал на место грабителя.
"Вспомни теперь... Что ты видела?" - "Синюю сумку, ковер, ноги в черных штанах и черные ботинки..." - "Какие?" - "Может, солдатские, может, рабочие... Строители такие носят..." - "Ботинки чистые были?" - "Нет! Бандиты явно пришли из леса. У нас тут за садом лес начинается. Они пришли из леса и в тот же лес ушли. Там их машина ждала..." - "Ольга, ты этого не видела, это тебе рассказали... Давай подробнее про ботинки... Мокрые были?" - "Нет! Сухие..." - "Это хорошо... А лес при чем тут?" - "Из-под шнурка иголки сухие торчали..." - "Дальше пошли..." - "Заклепки на ботинках были, блестящие..." - "А шнурки какие?" - "Удивительно, но этот бандит ничем не пах: ни табаком, ни одеколоном, даже лесом он не пах..." - "Как он шнурует ботинки, "лесенкой" или "елочкой"?" - "Точно не помню, кажется, "елочкой"..."
"Оль, что ты несешь? Я триста тысяч "баксов" потерял! А вы тут мне битый час про "лесенки" и "елочки"..."
Бельский налил в стакан виски, выпил и занюхал синяком на запястье.
"Послушайте, Глеб... Ботинки у бандита были странные, один совершенно новый, а второй поношенный... Ни о каких ботинках я тогда не думала. На мне короткий халат, все видно... Поправить не могу. Боялась, что изнасилуют на глазах у мужа..." - женщина заплакала.
"Оля, успокойся. Проехали... Потом они меня связали. И вот здесь бросили. Все телефоны забрали, свет выключили и ушли. Мы час мучились. Я ей зубами узел рвал, а она мои веревки ножом порезала... Я к соседу пошел, крался, как партизан. Боялся, что вернутся и
убьют..." - "Дальше я знаю, брат рассказывал... Но меня больше интересуют шнурки и ноги грабителя, который по дому не ходил. Он зашел последним и первым вышел?" - "Так и было! При мне он вообще никуда не ходил. Но сумку он унес..."
"Оля, как он стоял?" - спросил Стрельцов.
"Обыкновенно, как все люди..." - женщина поднялась и показала.
"Вот так? Одна нога опорная, другая, что в поношенном ботинке, свободная..." - уточнил реставратор.
Когда черный "Мерседес" увез Глеба в Минск, Бельский посмотрел на кусок льда в стакане: "Зря ты про изнасилование сказала... Не его это дело. Шнурки, халаты - чушь собачья. У меня миллиард белорусской налички пропал, и твоих "бацацирок" с камнями на полмиллиарда уволокли! Ни черта этот богомаз не найдет!" - "Илья, я тебя об одном прошу: больше не пей..."
Через четыре дня Бельский ввалился в мастерскую Стрельцова: "Ты, Глеб, сидишь в своей башне, как монах, и не знаешь, что у меня на фабрике праздник. Работяги счастливые. Я зарплату всю, до последней копейки, сегодня утром выплатил. Твой брат - молоток! Взял гадов. Будь я на его месте, перестрелял бы всех при попытке к бегству! Веришь? Все вернули! Часы завел, тикают. Твой брат сказал, что это ты помог. Ты хромого бандита вычислил! А он раньше "ментом" служил, потом главным охранником в банк устроился. Он в банде за бригадира считался, сучий потрох. Я на очной ставке не на морду его поганую смотрел - она под маской пряталась, а на "копыта". Одна кроссовка новая, а другая - как из помойки. Собирайся, снимай свой серый халат. Летим в Раубичи. Жена ждет, суп стынет..." - "Не могу, Илья. Заказ срочный. Человек за иконой издалека едет".
Бельский подошел к мольберту, где стояла небольшая темная доска с Георгием Победоносцем. Незаметно для реставратора он положил за икону плотный конверт.
Роман Бортник.
