Певец и композитор Игорь Корнелюк - о музыке для кино и тонкостях композиторской работы

О чем скучает Корнелюк

Певец и композитор Игорь Корнелюк — автор музыки к множеству кинофильмов, в том числе песни «Город, которого нет», знакомой, пожалуй, каждому. В Беларуси в силу занятости знаменитый уроженец Брестчины не выступал уже несколько лет. И вот на днях приехал в Минск, чтобы вместе с Эдуардом Ханком выступить в Белгосфилармонии на концерте, посвященном юбилею своего учителя, бывшего директора Брестского музыкального училища и преподавателя Белорусской государственной академии музыки Михаила Солопова. «СБ», естественно, воспользовалась моментом.


— Игорь Евгеньевич, в последние годы вы приобрели известность как кинокомпозитор. Сложно ли сочинять музыку к фильмам или вам это легко дается?

— Мне все дается очень сложно, к сожалению. Я заметил: то, что легко приходит, так же легко и уплывает от тебя. И потом, жанр кино очень специфический, композитор тут во многом несамостоятелен.

Скажем, когда писал музыку к «Тарасу Бульбе», столкнулся с проблемой. Там есть эпизод, где запорожцы собираются и едут бить ляхов. Нужно было сочинить героическую, патриотическую композицию. И я вдруг понял, что как раз этой героической составляющей в нашей повседневной жизни не стало. Я имею в виду героику и патриотизм — без сарказма, иронии, издевки, «стебалова». Этого нет. А мне же нужно написать честно! Чтобы мне поверили! Потому что у музыки в кино есть только два критерия: она работает в кадре — или нет.

— А как определить, работает или нет?

— Точно найденная интонация может помочь актеру играть, она может скрыть недостатки операторской работы, неточный монтаж и т.д. И наоборот: неточная, неправильная интонация убьет гениальную игру актера, работу оператора, безукоризненный монтаж, понимаете?..

— Возвращаясь к «Тарасу Бульбе»...

— Я стал сочинять музыку. Как мне казалось, вроде героическая такая, даже есть этнический элемент в звучании... Я ее подкладываю на кадр — и понимаю, что она не годится. Пишу другую — все это через поиски, муки — подкладываю на кадр, и опять не то. Третий вариант написал, четвертый, пятый... (Вот в такие моменты ты перестаешь есть, спать, жить, ты думаешь только об одном!) И решение пришло. Совершенно неожиданно. Я взял подлинный псалом XVI века, пригласил хор Валаамского монастыря (мужской), мы записали этот псалом, дальше я сделал могучую оркестровую подложку, растянул фразы — и получился странный, но интересный музыкальный симбиоз. Притом я не педалировал то, что текст подлинный, XVI век, а записал все и свел так, что было даже непонятно, о чем хор поет. Когда слушаешь, кажется, что все так просто! И только мне известно, как тяжело это далось.

— А нынешнюю очень модную голливудскую музыку, такую трогательную и однообразную, которая звучит буквально во всех западных фильмах, вы как воспринимаете? Это же целая школа, направление...

— Дело в том, что современный кинематограф, особенно полный метр, давно уже стал иллюзионом. Те фильмы, которые мы видим в кинотеатрах, относятся к очень своеобразному жанру. Когда человек приходит в кинозал, его окружает звук Dolby Digital, который и справа, и слева, и сзади, — и у этого звука тоже имеется своя стратегическая линия, ее выстраивают специально с целью тебя напугать или оглушить или, наоборот, где–то звучание сузить и дать его локально, тихо... Так вот, когда все направлено на то, чтобы зритель ни в коем случае не отрывал взгляд от экрана, — это иллюзион. Здесь саундтрек исполняет функции тапера: то, что сто лет назад человек делал на рояле, играя «под изображение», так теперь делает большой оркестр.

...Есть разное кино на самом деле. Авторское, андерграундное, европейское, которое еще во многом сохранило свои лучшие качества. Я имею в виду, когда музыку писали такие мастера, как Нино Рота, Генри Манчини, — и фильм уже заканчивается, а мотивчик все равно продолжаешь напевать. Я обожаю Владимира Косму, который сочинял музыку к фильмам с Пьером Ришаром. Как человек неординарно поступал! Вот в картине «Высокий блондин в черном ботинке» Косма берет молдавские цимбалы (он этнический румын) и панфлейту — ну казалось бы, при чем здесь панфлейта?! Герой — скрипач, он играет классическую музыку, живет в Париже. Но композитор так решил. И здорово! А когда идет постельная сцена? На экране любовь, обнаженные тела, прекрасная французская блондинка, и играют те же цимбалы: пурум–пурум, па–па–па–пам... Это безумно красиво — и смешно! И главное, что музыка создает второй план происходящего, наполняет сцену каким–то другим содержанием и смыслом.

— Творческих людей принято относить к богеме. А вы, по собственным ощущениям, богемный человек?

— Я человек труда. И очень рад этому. Пытаюсь свою жизнь устроить таким образом, как ее устраивает настоящий представитель ремесла в хорошем смысле. Вспомним Баха: он работал кантором в церкви и к каждому воскресенью должен был писать мессу. У него было 12 или 14 детей, и всех он обучал музыке. Для них он писал фуги — откуда «хорошо темперированный клавир» нарисовался. Каждый день работал. Нам тяжело это представить, потому что Бах — это небожитель, что–то космическое, но тем не менее...

— Вы написали музыку к киноверсии романа «Мастер и Маргарита» режиссера Владимира Бортко. Многие из тех, кто работал над картиной, говорили, что с этим фильмом связана какая–то мистика, что работа шла трудно...

— Я не очень хотел, точнее, совсем не хотел браться за эту работу, потому что не верил в возможность экранизации Булгакова — и сейчас отчасти не верю. Как ни крути, но формально к этому нельзя подходить, а найти подходящую форму, мне кажется, невозможно. Это тот самый случай, когда роман больше, чем кино. Даже если передать все детали, весь событийный ряд, то у Булгакова такая вертикаль, бездна! Я в свое время «Мастера и Маргариту» перечитал раз 50, если не 100, — и каждый раз читал, как заново, открывая все новые и новые пласты. Удивительно! И мне кажется почему–то, что этот роман нельзя снимать всерьез. Потому что у Булгакова он практически на грани стеба. Найти такой стиль изложения ох как непросто!

— Мы вас давно не видели в Беларуси, а хотели бы видеть чаще. Вы не планируете каких–то белорусских проектов?

— Не все, к сожалению, от меня зависит в этой жизни. В последние годы, так вышло, я себе вообще не принадлежу. Правда, я не кокетничаю. Сейчас у меня работа — огромная, тяжелая, она в ранней стадии. А ранняя стадия — самая неприятная. Когда идет поиск и непонятно еще: получится или нет... Но я, если будет какая–то возможность, интересный проект, — с удовольствием приеду на родину поработать.

— Скучаете?

— Да. Беларусь — это детство, юность, самые прекрасные годы для каждого. Когда человек молод — у него и душа поет, он на все смотрит чистыми и открытыми глазами... В молодости тебя ткнули — а ты и не заметил! А сейчас ткнули — ой, а что–то душа и не выпрямляется...

ovsepyan@sb.by

Советская Белоруссия №227 (24608). Пятница, 28 ноября 2014.
Заметили ошибку? Пожалуйста, выделите её и нажмите Ctrl+Enter