Дискомфорт. Дисгармония. Неудовлетворенность собой и окружающим... Психологи без устали говорят об этих проблемах современного человека. Дают советы, пишут трактаты, создают целые программы, по которым следует жить, дабы чувствовать себя в своей тарелке. Слушаю, смотрю, читаю, внимаю. И вспоминаю...
Мы познакомились случайно. Из–за речного поворота выплыла маленькая дощатая лодчонка. Пересекла крохотную бухточку и уткнулась носом в песок. На берег сошел пожилой человек. В брезентовом мешковато–длинном — едва не до пят — плаще и резиновых сапогах. Попросил огонька — закончились спички. Поинтересовался: какими ветрами? Я ответил. Студент. На каникулах. Решил порыбачить. Да вот не клюет. Человек сказал, что того следовало ожидать, потому как скоро начнется гроза — перед грозой рыба под корчи прячется. Я недоверчиво хмыкнул: на небе — ни облачка.
Огромная свинцовая туча зашторила солнце буквально через полчаса. Яростно засверкали молнии. Артиллерийскими залпами забабахал гром. Отвесно хлынули потоки воды. Началось настоящее светопреставление. Казалось, небо смешалось с землей.
Пожилого человека, поразившего меня предсказанием неожиданно резкой перемены погоды, звали дед Габрусь.
Дед Габрусь и бабуля Вера Ивановна жили на хуторе в верховье речки. На самом берегу. Они были одними из немногих, кого в 50–х не затронуло добровольно–принудительное переселение хуторян в деревни. Скорее всего, потому, что дед Габрусь был лесником. Обход его начинался почти сразу за хатой. Но и после выхода на пенсию старый лесник с женой не покинули своего дремучего захолустья. Дед Габрусь всем удобствам и благам цивилизации предпочитал дикую природу.
Наши последующие встречи были нечастыми, но продолжительными. Деду Габрусю явно не хватало собеседника. Впрочем, я по большей части слушал. Говорил он. В том числе и о приметах, по которым определял погоду. Нет утренней росы — жди дождя. Багровый закат — к грозе. Высокий полет ласточек — предвестник солнечного дня. Если май жаркий, июнь будет прохладным. И т.п. Становилось понятным, каким образом старый лесник вычислил «светопреставление», разразившееся после нашего памятного знакомства. Но больше всего рассказывал он о зверях, птицах, рыбах. Их повадках, норах, лежках, гнездах, токах, нерестилищах... О том, как разумно все устроено в природе и у нее очень многому нужно учиться. А однажды пригласил на рыбалку с «восцямi» (острогой). О древнем виде речного промысла я слышал. Но что это такое, представлял весьма смутно.
...Полночь. Волгло. Тихо. Непроглядно темно, но дед Габрусь направляет лодку споро и уверенно. Он знает речку как свои пять пальцев. Десяток минут хода по верткому руслу, и на границе глуби и переката ставим «якоря» — два обтянутых кусками сети булыжника на веревках. Здесь, по словам деда Габруся, «самое то». На корме, на специальном пятачке, вогнутом вовнутрь и обитом жестью, он разжигает костерок из смоляков. Яркий огонь мгновенно разрывает темень и зыбко просвечивает хрустально–прозрачную толщь воды. Вскоре в ней четко обозначается широкая с мощным плавником рыбья спина. Удар «восцямi» — маленькими четырехзубчатыми с заусеницами–бородками вилами на длинной рукоятке — и через миг на дне лодки уже трепыхается килограммовый сазан. «Теперь ты». Удивительно, но уже первая моя попытка удачна. Красавец налим. Почти колбасно–круглый. С черной, едва ли не вороной головой и палевым брюшком. Сазан... Еще налим... Меня охватывает какой–то первобытный охотничий азарт.
Костерок на корме разгорается все ярче. Из глубины плавно, будто в замедленной съемке, возникает голавль. Я отчетливо вижу, как он лениво шевелит большими красными плавниками. Прицеливаюсь. Есть! Дед Габрусь зачерпывает ведерко воды. И... заливает костерок. Недоумеваю, возмущаюсь. Такая рыбалка! Я бы еще... Дед Габрусь закуривает примину. Бордовый огонек на мгновение освещает его слегка улыбающиеся губы: «Брать надо столько, сколько надо. По уму...» Я молчу. И остываю. Медленно. Как вынутая из устья печи на шесток раскаленная сковородка...
...Дед Габрусь даже слова «психолог» не знал. Жил, как ему нравилось, как считал нужным. И ни на что не жаловался. Может, потому что был на «ты» с природой. Но не диктовал ей, а уважал ее и прислушивался к ней. А скорее всего, оттого, что жизнь его была разумно очерчена и подчинена высказанному мне тогда, 40 с лишним лет назад, на рыбалке с «восцямi» вроде нехитрому правилу. И я думаю: советы, трактаты, программы психологов — это, конечно, очень и очень хорошо. Но, может быть, прежде чем к ним обращаться, иной раз следует просто заглянуть в себя. Возможно, дискомфорт, дисгармония, грызущая неудовлетворенность лишь от того, что наши запросы, желания и вожделения зачастую — в диссонансе с тем, чего и сколько на самом деле нам надо. По уму...
Советская Белоруссия №153 (24534). Четверг, 14 Августа 2014.
