«Никита Сергеевич был рыночником и выступал за многопартийность»

Сергею Хрущеву было 20 лет, когда его отец Никита Хрущев пришел к власти. Сергей Никитич учился, потом работал инженером, впоследствии стал директором института, занимался системами управления крылатыми ракетами для военно-морского флота и кибернетикой. Много путешествовал с отцом и был, как правило, молчаливым свидетелем исторических событий в России и в мире. Сегодня Сергей Никитич живет в Америке, преподает в Брауновском университете в штате Род-Айленд. Он категорически не согласен с теми, кто называет его «адвокатом хрущевской эпохи». Только что в России издана его «Трилогия об отце». Громкие победы и досадные просчеты, внутриполитическая борьба и начало разрушения «железного занавеса», возвращение из сталинских лагерей тысяч и тысяч невинно осужденных граждан – все это те хрущевские одиннадцать лет. Перед отъездом в Америку профессор Хрущев был гостем журнала «Эхо планеты».

— Сергей Никитич, как бы отнесся ваш отец, убежденный противник США, к тому, что его сын стал американским гражданином?

— Я всю жизнь делал ракеты, которые были нацелены на Америку. Но в конце 1980-х решил уйти из инженерии в политологию. В России это было тогда никому не интересно. Меня пригласили в США, и я оказался там востребованным на все сто процентов. Да, у меня есть американский паспорт, но я остаюсь гражданином России.

Никита Сергеевич жил в эпоху холодной войны. И мне в то время даже в голову бы не пришло, что я могу обосноваться с семьей в Род-Айленде.

— Но ведь никуда не деться от того факта, что Хрущев поставил мир под угрозу ядерной войны, отдав приказ разместить ракеты на Кубе?

— Это еще один миф. В действительности было совсем по-другому. Куба была для СССР, как Западный Берлин для Америки. Бесполезный клочок земли на враждебной территории. Но если его не защитить — потеряешь лицо. Плюс Хрущев полагал, что американцы должны считать СССР равным. Но это нельзя выпросить, это можно было получить, оказывая на США давление. Была политика кризисов, и СССР дал сигнал: нападете на Кубу, будет серьезная война. Дальше состоялись переговоры: оба руководителя были трезвы и умны, они поторговались и пришли к соглашению: «Вы на Кубу не нападаете, а мы убираем с острова ядерное оружие». После этого де-факто американцы признали Союз равным себе.

— Вы как-то заявили, что Хрущев ботинком по трибуне ООН никогда не стучал, все это, мол, выдумали журналисты. Так было или не было?

— Когда подобный вопрос задают мои студенты, я говорю, что ничего подобного не было. Тогда поднимаются несколько десятков рук и мне заявляют: «Как же так, мы видели это по телевизору». Ко мне как-то обратился телеканал NBS с просьбой об интервью. Журналисты утверждали, что у них есть архивная пленка с Хрущевым, где тот во время заседания Генеральной Ассамблеи ООН стучит ботинком по столу. Я попросил дать мне эту запись для архива. Они кивнули: «Никаких проблем». Но через какое-то время извинились, сказав, что ничего такого в архивах не нашли.

— Отец рассказывал вам, как все было на самом деле?

— Мы часто хохотали по этому поводу. А было так. За отцом шла толпа журналистов, и один из них наступил ему на пятку. Никита Сергеевич не стал надевать башмак, поскольку был человеком тучным и без «ложки» сделал бы это с большим трудом. Он просто оставил его на дорожке и пошел на свое место. Я однажды разговаривал с женщиной из обслуживающего персонала в штаб-квартире ООН в Нью-Йорке, которая была свидетелем этого ЧП, и она рассказала, что позже принесла Хрущеву башмак на подносе, накрыв салфеткой. Много лет спустя я побывал в том зале, и мне также было тяжело обуться — настолько там узкое расстояние между креслами. Советский лидер так и держал ботинок в руке. Когда отцу не давали слова, он сначала поднял руку, потом — ботинок, а далее начал им легонько посту­кивать. Но, согласитесь, слегка ударить по столу, чтобы привлечь внимание, и тарабанить с криками — разные вещи.

— Так что же такое эпоха Хрущева?

— Ответ непрост. Достигнув в результате первой волны реформ 1953—1958 годов пика в развитии, страна в 1959 году начала пробуксовывать. Три года Никита Сергее­вич занимался поиском выхода из создавшегося положения в экономике, а с 1962 года он задумал новую, более радикальную реформу. Осуществить свой замысел отцу не хватило времени.

Приведу конкретные примеры. В начале шестидесятых Хрущев готовил новую Конституцию, в ней одним из краеугольных камней были альтернативные выбо­ры. Уже перед самым снятием в 1964 году он с частью своих помощников обсуждал вопрос об организации второй партии — Крестьянской. Хрущев не считал, что КПСС должна оставаться у власти все время. Если мы переходим к общенародному государству, говорил он, то в нем компартия может быть только одной из партий.

К концу своего правления, в 1962 году, Хрущев пришел к выводу, что централизованная система не работает, что партийное руководство неэффективно. И он начал преобразование государства, предлагая, так сказать, децентрализацию.

Колхозам и совхозам Хрущев намеревался предоставить самостоятельность несравненно большую, чем дала реформа 1953 года: пусть сами решают, сколько сеять и как сеять, сколько и кому из своих работников платить, лишь бы вносили исправно оброк государству. Для проверки своего замысла он еще за два года до этого затеял эксперимент на целине. Тамошний экономист-бухгалтер Иван Худенко получил в свое распоряжение три совхоза и полную свободу. Худенко умело ею пользовался: урожаи в его совхозах возросли, зарплата увеличилась, количество работников сократилось. В эксперименте участвовали не только три совхоза Худенко, но и более сорока промышленных предприятий — от швейной фабрики «Большевичка» до крупных химических производств. И тоже очень успешно. Это было похоже на то, что делал в Китае Дэн Сяопин через 20 лет. Рискну предположить: если бы все реформы не остановились с уходом Хрущева, то, возможно, Советский Союз имел бы самую сильную экономику к концу XX века.

— Вы хотите сказать, что при Хрущеве централизованная экономика имела перспективы стать эффективной?

— По закону термодинамики, если ничего не делать, в любой системе наступает хаос. В рыночной экономике подкачкой энергии занимается частный собственник. Как быть, если нет частных предприятий? Хрущев придумал региональные совнархозы, попытался передать им полномочия министерств. Совнархозы из-за местничества были признаны неэффективными, но с 1962 года правительство готовилось к мощнейшей экономической реформе: пред­приятия должны были взаимодействовать с государством через отчисление прибыли. Первый секретарь ЦК тогда начал употреблять невозможное прежде слово «прибыль». Несостоявшаяся реформа Косыгина — отголоски того, что было задумано при Хрущеве.

— В своей книге, ссылаясь на статистику, вы утверждаете, что никогда советские люди не жили так хорошо, как в конце 50-х — начале 60-х годов.

— Сталин был убежден, что Америка скоро начнет войну против СССР. Средств народному хозяйству недоставало, производилось только оружие, почти все шло на армию, которая выросла с 2 до 5,5 миллиона человек. Я не­однократно слышал, как Никита Сергеевич кричал своим генералам: мы не можем выполнить все ваши требования, иначе вы нас без штанов оставите. Поэтому он и сделал ставку на межконтинентальные ракеты с ядерным зарядом. Хрущев отказал адмиралу Кузнецову в выделении 150 миллиардов рублей на строительство надводного флота, потому что адмирал не гарантировал, что корабли принесут победу над США.

Хрущев считал, что локальная война СССР не грозит, армию можно снизить до полумиллиона человек, освободившиеся средства направить на товары народного потребления, строительство домов, сельское хозяйство.

Это почти то же самое, что сегодня говорит президент Медведев. Каждое государство решает задачу оптимизации в условиях ограниченных ресурсов. И при Хрущеве были ограниченные ресурсы. А когда пришел к власти Брежнев, то началось безудержное расходование средств. Хрущев был прижимист, а у Брежнева была широкая натура. И в результате СССР вылетел в трубу.

В СССР была самая высокая рождаемость, прирост населения был 3,5 миллиона человек в год. Была самая низкая мужская смертность. Я уж не говорю о том, что две трети населения переехали в новые квартиры. Концентрация сил была не в противостоянии военном, а в том, чтобы сделать жизнь лучше. Поэтому я утверждаю, что Советский Союз мог бы сохранить свой уровень сверхдержавы, если бы не безудержные военные траты.

— В своей «Трилогии об отце» вы пишете, что единственная область, где Хрущев считал себя профессионалом, — это сельское хозяйство. Но ведь не секрет, что именно здесь дела обстояли хуже всего?

— Хрущев поставил цель: догнать Америку по потреблению мяса на душу населения. Для него это был вопрос продовольственной безопасности страны. Хрущев был последователем школы Прянишникова, кстати, очень популярной в США. Больше всего кормовых единиц в кукурузе, которую используют для этих целей не только в Штатах, но и в Герма­нии. Хрущев никогда не предлагал высевать кукурузу на севере, что ему приписывают. Хотя в Финляндии пару лет назад я видел преуспевающего фермера, который благодарит Хрущева, лично подарившего ему семена кукурузы. Картошка появилась в России лишь при Петре, но для кукурузы, которую необходимо обрабатывать, у нас просто не хватило рабочей силы.

— Уж больно идиллическая картина получается. Почему же тогда его столь безоговорочно сняли? Почему он стал неугоден и окружению, и всему обществу?

— Всякое общество устает от реформ. Энергия реформ иссякает. Россия по своему складу ждет чуда от руководителя, а Хрущев, в отличие от Сталина, не нес в себе никакой загадки. Какое чудо может исходить от толстого, вечно бегающего человека? Потом мы ждали чуда от Ельцина, хотя прекрасно видели его недостатки. В Америке чуда никто не ждет, там политики себя продают. И Хрущев был политиком западного типа, он продавал себя, и потому на Западе он до сих пор гораздо популярнее, чем на родине.

— Раскройте тайну: зачем Хрущев отдал Крым Украине?

— Чего только по этому поводу не придумали! И что Хрущев сделал подарок жене-украинке, и что пытался заручиться поддержкой секретарей украинских обкомов... На самом деле в то время строили канал и вели его не из Волги, а из Днепра. Чтобы проще было управлять работами, возникла идея переподчинить полуостров, причем это случайно совпало с 300-летием Переяславской рады. Я часто говорю по этому поводу: «Представьте, что дедушка переставил комод из одной комнаты в другую, а потом внук спьяну часть квартиры продал. А на следующий день кричит: «Если бы ты, старый дурак, мебель не передвинул!»

Это сегодня мы причитаем: ах, у нас Крым отобрали, он не украинский! Правильно, он не украинский, и Одесса не украинская была, и Харьков не украинский. Эти границы были прочерчены в 1918 году немцами во время сепаратного мира, по которому они должны были Украину оккупировать. А украинцы говорят, что и Ростов украинский, и Северный Кавказ украинский. Это сложный разговор, понимаете? Хрущев никогда не думал, что Советский Союз развалится, что РСФСР и СССР могут быть разными государствами.

— Ваш отец в конце жизни не жалел о том, что так круто обошелся с Жуковым?

— Со слов Жукова известно, что они перезванивались перед отставкой Хрущева в 1964 году. Никита Сергеевич якобы сказал ему: «Я поверил тому, что о тебе говорили, вот вернусь из отпуска, что можно, исправим».

Когда отец уже сам оказался на пенсии и мы занялись работой над его мемуарами, я несколько раз задавал ему вопрос о причинах опалы маршала Жукова. Отец рассказывал что-то без особой охоты. Было видно, что эти воспоминания удовольствия ему не доставляли. Был ли заговор маршала против Хрущева или не было — это загадка истории.

27 октября 1957 года Георгия Константиновича Жукова освободили от должности министра обороны СССР. В тот день я оказался невольным свидетелем, скорее всего, последнего разговора Хрущева с маршалом. «Здравствуй, Георгий», — сказал отец в телефонную трубку. Потом наступила пауза. «Ты теряешь друга», — произнес на другом конце провода Жуков. «А так, как ты, друзья разве поступают?» — осек его Хрущев.

Кто знает, если бы отец оставил маршала Жукова министром обороны, то и его судьба могла бы сложиться иначе.

— Никита Сергеевич в последние годы жизни не жалел о своей секретной речи на XX съезде КПСС?

— Нет, не жалел, он считал, что сталинизм, тирания — худшее, что было в Советском Союзе. Когда в 1967 году при Брежневе началась реабилитация Сталина, это подтолкнуло Хрущева диктовать мемуа­ры, чтобы рассказать людям правду о репрессиях. «Такое не должно повториться», — говорил Хрущев.