Недопетая песня генерала Казанкина

У журналиста в командировках мало свободного времени. Но случайно оно появилось у меня в Кричеве. Я постоял у Сожа, прошелся по улицам города, заглянул в местный краеведческий музей. Там меня привлекла экспозиция, посвященная генерал-лейтенанту Александру Казанкину: его документы, фотографии, баян. Я тихонько тронул инструмент и услышал голос: — Может, когда-то на нем сыграют и споют песню о прославленном десантнике. Он того заслуживает. Эти слова произнесла директор музея Наталья Морозова, отец которой по крупицам собирал сведения об Александре Федоровиче. Не думал я, что через некоторое время похожий разговор произойдет у меня в Семково, под Минском. Приехал я туда на встречу с боевым партизаном Василием Чебогановым. И вдруг выяснилось, что он – родной племянник Казанкина. Василий Александрович тепло вспоминал о встречах с родственником и сетовал: «Написал бы кто-нибудь книгу о нем. Казанкин того заслуживает». Я почему-то считал, что подобная книга уже есть, ну хотя бы воспоминания. Но, побывав в библиотеках, убедился: ничего подобного... Есть, правда, статьи в «Красной звезде» и «Комсомольской правде» за 1942 год, есть три документальные повести десантника-ветерана из Гомеля Владимира Пигунова, где тоже упоминается о командире 4-го воздушно-десантного корпуса. …27 июня 1941 года их корпус получил первую боевую задачу: занять оборону в районах Березино и Свислочи. Предстояли бои с вражеским десантом и отражение яростных атак гитлеровцев, которые стремились с ходу форсировать реку. Десантники мужественно дрались на берегах Березины. Только 2 июля противнику удалось потеснить корпус Казанкина. А задержка врага в то время хоть на один час очень многого стоила! Потом десантники в течение трех дней сдерживали натиск фашистов под Могилевом. Затем были Мстиславль, Чаусы, первый в истории войны парашютный десант в район Горок, где, по сведениям разведки, стояло около 300 вражеских танков без горючего. Был и удар по оставленному нашими войсками Кричеву. Десантники смогли переправиться на западный берег Сожа, захватить плацдарм. И в первые же минуты ночного боя бойцы роты Ивана Чижова бутылками с горючей смесью подожгли 12 танков и 8 бронемашин. Около двух батальонов гитлеровцев перепуганного гарнизона метались среди огня. Уцелевшие из них на всю жизнь сохранили в памяти ночь на 29 июля 1941 года и стойкую оборону десантников, сломить которую им удалось только через месяц. Скупые строчки досье на генерал-лейтенанта Александра Казанкина. Читаю: «Под его командованием 401-й воздушно-десантный корпус в феврале 1942 года сражался на смоленской земле под Вязьмой». Я теперь знаю (нашел в газетах и книгах), что это было не просто сражение, а Вяземская воздушно-десантная операция, беспрецедентная по размеру, риску и замыслу. Директивой Ставки главнокомандования от 7 января 1942 года войскам Западного направления были определены задачи на окружение и разгром группы «Центр». Для завершения задуманного предусматривалось высадить воздушный десант в районе Озеречни, в 30 километрах от Вязьмы. При этом рассчитывалось, что боевые действия корпуса в тылу врага продлятся не более трех суток. Но они затянулись на пять месяцев. 27 января в 14 часов передовой отряд с грузами поднялся в морозное небо на 39 самолетах ПС-84. Бушевала пурга, мела метель. Но полеты продолжались. 10 тысяч воинов приземлились на парашютах в тылу врага. Десант сильно напугал противника, сковал силы четырех корпусов группы армий «Центр» и тем самым ограничил возможности нанесения контрудара. О том, что это была уникальная операция, засвидетельствовали корреспонденты «Красной звезды» и «Комсомольской правды», которые 25 суток провели рядом с десантниками. Вот строчка из одной статьи того времени: «Это истинные герои. Каждая минута жизни – подвиг». Да, они не достигли главного: не взяли Вязьму. Но сколько вражеских гарнизонов было уничтожено, сколько фашистов нашли себе могилу на смоленской земле. Представьте: пять месяцев непримиримой борьбы с превосходящими силами противника, зимой, в холод и метель, не имея достаточного количества боеприпасов, провианта и медикаментов. Как назвать это? И как назвать 36-дневный выход из вражеского тыла под преследованием фашистских танков, самолетов, пехоты? Но Казанкин вывел десантников к нашим. Александр Федорович очень переживал потери своих бойцов. Он плакал, когда колонна с больными и ранеными попала в плен. Он долго винил себя в гибели генерал-майора Левашова, с которым летел на одном самолете. ТБ-3 был атакован фашистским «мессером», вражеская пуля достигла цели. Подобная пуля могла поразить и Казанкина. Ведь он не берег себя, лез в самое пекло и всегда был рядом со своими «сынками»-десантниками. В книге полковника Пигунова об этом много теплых слов, автором ярко выписан образ бесстрашного командира: худощавый, подтянутый, невысокого роста, слегка лысеющий, лицо жесткое, в оспинах… В разговоре немногословен, речь отточенная, любит конкретику, память цепкая. В ходе боев Александр Федорович часто принимал самостоятельные решения, чтобы уберечь бойцов. А это в то время было чревато… Может, потому он так и не удостоился Золотой Звезды Героя Советского Союза, хотя и носил на груди два ордена Ленина, пять орденов Боевого Красного Знамени. И высшие полководческие награды: орден Суворова второй степени, ордена Кутузова и Богдана Хмельницкого первой степени… Книга о генерал-лейтенанте Казанкине, прах которого покоится ныне на Новодевичьем кладбище, еще ждет своего часа и своего автора. И не исключено, что однажды в Кричевский музей зайдет очередной посетитель, возьмет в руки баян командира и запоет песню о герое-десантнике, который честно служил на белорусской земле и мужественно защищал ее.