Знаменитого летчика спас знаменитый писательЛегендарного летчика дальней авиации времен Великой Отечественной, Героя Советского Союза Николая Александровича Ищенко по праву считают крестником известного писателя Константина Михайловича Симонова, который спас Николая в июньские дни 41–го года под Бобруйском. Командир эскадрильи тяжелых бомбардировщиков гвардии майор Ищенко прошел всю войну, но встретиться со своим спасителем ему так и не довелось. Но всю свою жизнь помнил о нем Симонов.
«Кажется, его фамилия была Ищенко»
Вместе с миллионами советских телезрителей я увидел его впервые в кинокартине «Живые и мертвые», снятой по одноименной трилогии Симонова, написанной на документальной основе фронтовых дневников писателя. Помню и сегодня, как смотрел страшный эпизод в самом начале фильма: в небе гибнет от немецких «мессеров» целая эскадрилья наших тяжелых бомбардировщиков, летевшая без прикрытия истребителями бомбить переправу на Березине. Эта трагедия разворачивается прямо на глазах у главного героя фильма — военного корреспондента политрука Синцова, прообразом которого в данном случае был сам Симонов. Среди выбросившихся из горящих самолетов с парашютами, а затем подобранных и доставленных Синцовым–Симоновым на редакционной полуторке в могилевский госпиталь летчиков будет и тяжелораненый лейтенант, о котором Константин Михайлович в своем фронтовом блокноте сделает запись: «...известный летчик, специалист по слепым полетам, кажется, его фамилия была Ищенко».
Во второй раз я услышал о нем из уст самого Симонова в феврале 1978 года. Тогда Союз писателей Белоруссии проводил в Минске «Всесоюзный круглый стол». В столичный Дом литератора приехал и сам Симонов. Вспоминая лето 41–го, писатель рассказывал, что именно на Березине, у Бобруйска, он и стал свидетелем той страшной, потрясшей его беспощадной безысходностью трагедии — гибели сразу восьми наших бомбардировщиков и их экипажей. Говорил и об Ищенко, который, как ему стало известно позднее, выжил, стал Героем Советского Союза, но судьба его с ним, увы, больше не свела.
Пройдет много лет, и военная служба забросит меня в город Краснодар. Здесь–то и произошла совершенно неожиданная встреча. Случайный старичок–попутчик поведал мне о своем земляке — знаменитом летчике, Герое Советского Союза из его родного адыгейского поселка Большесидоровское, чьим именем там даже названы местная средняя школа и музей. А фамилия его — Ищенко...
Да, это был тот самый Ищенко, крестник Симонова...
«Преодолеть пространство и простор»
Переломным в судьбе обычного крестьянского хлопца Коли Ищенко стал 1931 год. В Москве на IХ съезде ВЛКСМ впервые прозвучал исторический призыв: «Комсомолец — на самолет!» Майкопский горком направил Николая в 1–ю Батайскую авиационную школу, готовившую пилотов для гражданского воздушного флота. В декабре 1933 года он был распределен в Свердловский авиаотряд Восточно–Сибирского управления ГВФ.
1 марта 1936 года о Николае Ищенко узнала вся страна. В этот день указом Президиума Верховного Совета СССР за героизм, проявленный при спасении самолета и пассажиров, он был удостоен ордена «Знак Почета». То, что ему удалось сделать в том полете, аналогов не имеет. Зимой на взлете у пассажирского самолета «Сталь–2» оборвался амортизатор, стопорящий правую лыжу шасси в горизонтальном положении. Это означало гибель самолета и пассажиров. Для всех, но не для Ищенко. Он решается на трюк, который сродни цирковому. Бортмеханик, привязавшись к борту ремнями, чудом пробирается, держась за подкосы, к стойке шасси и усилием... ноги отчаянно удерживает лыжу в горизонтальном положении, в то время как Николай ведет самолет на посадку.
7 февраля 1940 года летчик 1–го класса Николай Ищенко, уже тогда отмеченный почетнейшим по тем временам знаком «Отличник Аэрофлота», был неожиданно призван в армию и направлен в необычный полк, предназначенный для выполнения особых задач. Полк формировал его бывший начальник — прославленный авиатор, орденоносец, в то время шеф–пилот Аэрофлота Александр Голованов.
Они горели, но с курса не сворачивали
Соколы Голованова, а это 60 лучших летчиков Аэрофлота, слетались со всей страны к месту базирования полка, в Смоленск, с личного благословения самого Сталина. Николай Ищенко прибыл на должность заместителя командира эскадрильи в 212–й особый полк на аэродром Смоленск–Северный. Он с удовольствием примерил петлицы лейтенанта и стал вживаться в армейскую, с гражданки не всегда понятную, жизнь.
В марте 41–го в полк начали поступать новенькие двухмоторные дальние бомбардировщики ДБ–3Ф. В воздухе уже пахло войной, и особой тайны из того, кто будет в ней их противником, никто не делал. Штурманы прокладывали на картах свои маршруты к дальним целям в оккупированной Гитлером Европе, летчики, совершая учебные полеты в небе Белоруссии, добирались аж до самой западной границы.
И все же война обрушилась на них совершенно внезапно.
22 июня они не летали. Никаких указаний из Москвы не поступило, как не было и особого распоряжения на вскрытие специального пакета с задачами полку на случай войны. Лишь 23 июня поступил приказ о нанесении ударов по железнодорожной станции, заводу боеприпасов и аэродрому, расположенным в районе Варшавы. Это было их первое и последнее задание, которое соответствовало тому, к чему их готовили: дальним рейдам по тылам противника.
В 16 часов 45 минут 23 июня первое звено первой эскадрильи полка поднялось в воздух и взяло курс на Варшаву. Через три минуты с бетонки аэродрома Смоленск–Северный взлетело звено командира второй эскадрильи старшего лейтенанта Виктора Вдовина, ведомым у которого пошел на боевое задание лейтенант Ищенко.
Неприятный сюрприз ожидал летчиков над своей территорией: в атаку на них пошли наши истребители и обстреляли свои зенитчики. В результате отсутствия взаимодействия, связи и незнания нашими истребителями силуэтов бомбардировщиков в небе вспыхнул настоящий воздушный бой. Был поврежден и сел на вынужденную в Могилеве наш ДБ–3Ф и сбит уж очень ретивый истребитель.
24 июня — один из самых черных дней в истории полка. Николай Ищенко и его товарищи полетят в бой средь бела дня, без прикрытия, и понесут тяжелейшие потери.
В те отчаянные, жестокие дни начала войны счет шел именно на часы и минуты. Надо было во что бы то ни стало задержать, остановить врага. Остановить хотя бы на час, два... И они вновь и вновь поднимались в воздух, горели, гибли целыми эскадрильями, но, не сворачивая с курса, упрямо шли к ощетинившимся зенитками и прикрытым «мессерами» целям...
27 июня изрядно поредевший 212–й особый полк, уходя от бомбежек, перелетел из Смоленска на аэродром в район Ельни. В связи с полным отсутствием какой–либо информации о происходящем на фронте ранним утром следующего дня в дальнюю разведку пошел экипаж лейтенанта Ищенко. Он доставил ценную информацию, и, несмотря на непогоду, «кулак» из 30 бомбардировщиков все же успел нанести мощный удар по скоплению ждавших переправы у Бобруйска немецких танков. Из того вылета не вернулся только один самолет, но на бортах у многих садившихся на аэродром бомбардировщиков зияли рваные, еще дымящиеся раны...
«Расклад перед боем не наш...»
Даже на фоне невыносимо горьких событий июня 41–го девятый день войны — «черный» понедельник, 30 июня — стоит особняком. На бобруйском направлении немецкие танки по речному дну и понтонным мостам начали переправляться на восточный берег Березины. Сталин, получив это сообщение, был вне себя от ярости и потребовал всеми силами остановить врага. Но сил–то как раз и не было. Оставалась одна надежда — на авиацию.
Отчаянное, отправленное открытым текстом без шифровки и перехваченное немцами приказание командующего Западным фронтом генерала Павлова и командующего ВВС фронта генерала Таюрского гласило: «Всем соединениям ВВС Западного фронта. Немедленно, всеми силами, эшелонированно, группами уничтожить танки и переправы в районе Бобруйска». После произошла настоящая трагедия. Гитлеровцы срочно перебросили под Бобруйск главную силу 2–го воздушного флота генерал–фельдмаршала Кессельринга — самую боеготовую, оснащенную новейшими истребителями эскадру под командованием известнейшего германского аса, любимчика Гитлера Вернера Мельдерса.
Выполняя приказ командования, в небо поднялись и пошли на Березину все способные летать бомбардировщики Западного фронта. Завязались ожесточенные и, при полном отсутствии советских истребителей, совершенно неравные бои. Наши летчики–герои, проявляя беспримерное, потрясшее даже гитлеровцев, мужество, невзирая на тяжелейшие потери, все же прорывались через стаи «мессеров» и убийственный огонь «эрликонов» к целям, бомбили, возвращались, если везло, на свой аэродром и снова поднимались в небо...
В 125–м полку в одном вылете погибло 6 бомбардировщиков СБ, в 99–м — 12, в 128–м — 3... Тяжкое испытание выпало на долю летчиков 1–го и 3–го тяжелых бомбардировочных полков: 21 давным–давно устаревшему, тихоходному бомбардировщику ТБ–3 не суждено было вернуться на родную базу. В каждом самолете — 8 человек экипажа... Свидетелем именно этой трагедии в небе над Березиной и стал Константин Симонов.
Все небо буквально кипело от разрывов зенитных снарядов, когда звено Вдовина, в котором Николай Ищенко летел ведомым, вышло на цель. И вдруг прямо по курсу перед ним — огромная огненная вспышка: от прямого попадания снаряда в открытый бомболюк взорвался самолет ведущего. Чудовищная сила взрывной волны разнесла остекление кабины и, ударив в лицо огнем, вышвырнула Николая из самолета, который огромным факелом начал беспорядочно падать вниз.
Он очнулся в воздухе от резкой боли: осколком основательно разворотило пяточную кость. Над головой трепыхался парашют. Рядом скользил под куполом и его штурман — капитан Квасов. Оба стрелка остались в самолете и погибли. После приземления Квасов на своих плечах вынес Николая к дороге, где их и подобрал военный корреспондент «Красноармейской правды» Константин Симонов...
После этих событий остатки полка Голованова нацеливались на ведение дальней воздушной разведки. Но при этом летчикам пришлось летать днем, без прикрытия, нести потери. В конце концов, совершенно обескровленный 212–й особый был расформирован.
«Русский медведь» в небе Берлина
Три с половиной месяца лечения в госпитале в Свердловске поставили Николая Ищенко на ноги лишь условно. Вывод медкомиссии прозвучал словно приговор: «К летной работе не годен». Потянулись долгие, мучительные поиски себя в гражданской жизни. Устроился на работу в Свердловский авиаотряд. Упорно разрабатывая ногу, Николай не терял надежды вернуться в строй. Весной 1942 года, услышав по радио о том, что его командир Александр Голованов стал командующим дальней авиацией, сразу же засобирался в Москву. Преодолев невероятные препоны на пути из тылового Свердловска в столицу, Ищенко все же переступил порог кабинета генерал–майора Голованова. А вышел оттуда после теплой и продолжительной беседы командиром корабля стратегического назначения — самого мощного советского самолета времен войны, 30–тонного АНТ–42, больше известного под другими названиями — ТБ–7 и Пе–8. Именно на плечах «русского медведя» Пе–8 был совершен повергший Гитлера в шок сверхдальний перелет советской делегации во главе с наркомом иностранных дел Молотовым в Америку и обратно.
Когда на подмосковном аэродроме недалеко от станции Кратово (ныне это знаменитый аэродром ЛИИ имени Громова в Раменском) появился высокий, худой, со следами ожогов на лице, прихрамывающий на одну ногу человек, то даже лучший друг Владимир Пономаренко с трудом узнал в нем Николая Ищенко. Но пройдет совсем немного времени, и командир корабля Пе–8, теперь уже старший лейтенант Ищенко, полетит на боевое задание, и первые 4 тонны «гостинцев» упадут на головы гитлеровцев. Это вам за Бобруйск!
Николай летает много и уверенно, его экипаж быстро становится лучшим в полку, ему поручают выполнение самых сложных заданий. Гул его мощного четырехмоторного самолета часто будит и ночное белорусское небо. В его летной книжке появляются все новые и новые «адреса»: Орел, Брянск, Смоленск, Шаталово, Сеща... О героизме и отваге, проявленных Ищенко 9 июля 1942 года во время налета на железнодорожную станцию Орел, с восхищением говорила вся 45–я дальняя стратегическая дивизия, в которую входил 746–й полк.
У крылатого гиганта Пе–8 была своя ахиллесова пята — двигатели. Они с удивительным постоянством отказывали во время боевых вылетов, и потому полеты с одним, двумя, а то и тремя остановившимися двигателями были отнюдь не редкостью. Вот и в том полете у Ищенко вдруг остановился один из четырех дизелей. До Орла он все же дотянул, и с высоты 3.300 метров сбросил на цель 2 1.000–килограммовых и 8 250–килограммовых бомб. Зенитным обстрелом у самолета повредило бензосистему. Снижаясь, Николай повел Пе–8 на родной аэродром, но уже у самого Кратова на высоте 160 метров заглохли и остальные три двигателя. Попытался было сесть на вынужденную, но по курсу — поселок! Из последних сил Ищенко сумел–таки отвернуть почти неуправляемую, обессилевшую машину и, совершив невозможное, спасти и поселок, и экипаж. А через несколько дней он снова в воздухе — очередное задание...
Осенью — вылеты на Сталинградский ф
ронт. Там все решалось, и помощь летающих «крепостей» была очень кстати. А вот новый, 1943 год начался для Николая с неудачи. 9 февраля, спутав в сумерках «русского медведя» Пе–8 с немецким «Фокке–Вульф–200 «Кондор», на него со всей пролетарской ненавистью набросились наши истребители. Бой был скоротечен и результативен: Пе–8 сбит. Но и на этот раз Бог миловал Ищенко — летчик остался жив.
В 43–м Николай Ищенко выполнил несколько заданий чрезвычайной важности, летая на Кенигсберг, Тильзит, Инстенбург. 6 августа 1943 года в Кремле «всесоюзный староста» Михаил Иванович Калинин вручит Ищенко орден Ленина и золотую звезду Героя Советского Союза.
Супербомба для Гитлера
Их в истории советской авиации только трое — летчиков, сбросивших на врага по две самые мощные серийные фугасные бомбы Второй мировой войны — ФАБ–5000НГ. Один из этих пилотов — гвардии майор Ищенко. Созданная по личному указанию Сталина известным ученым, доктором технических наук Гальпериным, супербомба получилась такой тяжелой — 5.400 кг и огромной — 5,2 метра длиной, что поднять ее в небо, и то после особых доработок, оказалось по силам только Пе–8. Донести до цели этот специальный «подарочек» Гитлеру, имеющий 8 взрывателей и начиненный адской смесью из более чем трех тонн тротила, гексагена и алюминиевой пудры, было делом чрезвычайно рискованным.
Так как очень скоро стало ясно, что достать фюрера в Берлине силенок у Пе–8, увы, не хватит, то стали искать цели для супербомбы поближе. В ночь на 28 мая 1943 года экипаж Ищенко с «пятитонкой» на борту вылетел на Могилев. Там, на окраине города, по донесению партизан, сосредоточилось большое количество вражеских войск и боевой техники. Взрыв был такой силы, что даже на большой высоте их самолет догнала и основательно встряхнула ударная волна... Вторую супербомбу гвардии майор Ищенко сбросил на «цель N 2» — Хельсинки во время самой грандиозной стратегической операции советской дальней авиации в годы войны.
Хрупкая опора — воздух неба
С 22 августа 1944 года и на многие последующие годы местом базирования 25–го гвардейского полка, как и всей стратегической 45–й Гомельской дальнебомбардировочной дивизии, стал аэродром Болбасово под Оршей. В последние месяцы войны летчики именно этого полка были задействованы для выполнения совершенно секретного приказа самого высокого московского начальства: перегоняли в Болбасово со всей Европы, с мест вынужденных посадок, покинутые экипажами союзников тяжелые четырехмоторные бомбардировщики.
Тем временем кончилась война, и 12 лучших экипажей полка на своих родных Пе–8 были удостоены чести принять участие в Параде Победы. И не просто пролететь над Красной площадью, а возглавить воздушный парад, открыть его. Лидером должен был лететь самолет гвардии майора Николая Ищенко с командующим ВВС главным маршалом авиации Новиковым на борту. Экипажи «медведей» успешно отлетали все репетиции, но по погодным условиям воздушный парад, увы, не состоялся.
До осени Пе–8 простояли на аэродроме. Наконец на 12 сентября был назначен перелет домой, в Болбасово. Но во время запуска на самолете Ищенко вдруг захандрил один из движков, и группа улетела без ведущего. Кое–как двигатель все же удалось запустить. Ищенко забрал на борт самолета троих помогавших ему «лечить» двигатель авиатехников и на глазах провожавших его местных ребят лихо взлетел. Сделав прощальную «коробочку», на четвертом развороте он пошел на отходную — рванул свой Пе–8 на горку и... случилась беда. Не выдержав нагрузки, сложилась правая консоль крыла самолета. Бомбардировщик рухнул на землю, и все 14 находившихся на его борту человек погибли.
Николай Александрович так и не успел узнать истинного имени своего спасителя — Константина Симонова, до последних дней жизни ошибочно полагая, что вывез его из–под Бобруйска другой известный советский писатель, один из авторов «Золотого теленка» и «Двенадцати стульев» Евгений Петров.
