На вечере, посвященном 80-летию поэта Глеба Горбовского, лауреата премии Союзного государства нынешнего года, в «Святодуховском» центре Александро-Невской лавры, выступление Татьяны Коротковой из Вологды, аккомпанировавшей себе на баяне, было едва ли не самым волнующим. Лауреат Международного Александро-Невского фестиваля авторской православно-патриотической песни и областного конкурса «Играй, гармонь», автор 10 сборников стихов, двух нотных и аудиоальбома песен на стихи Николая Рубцова, Глеба Горбовского, Юрия Леднева, Мануила Свистунова, Татьяна Короткова и есть одна из тех умелых «хранительниц Руси», всей душой воспринявших наказ своего гениального земляка.
– Татьяна Георгиевна, как появились в вашем репертуаре песни на стихи Глеба Горбовского? – Началось все с концерта в Александро-Невской лавре, когда Валентина Царева и Николай Астафьев, питерские поэты-исполнители, породнили меня с Ленинградом. Мои песни услышала поэт и супруга Горбовского Лидия Дмитриевна Гладкая, и они с Глебом Яковлевичем подарили мне его книгу «Окаянная головушка» с автографом. Я и раньше была знакома со стихами Горбовского, а эту книгу прочла залпом. А у меня есть особенность: напротив особо полюбившихся строчек всегда ставлю восклицательный знак или крестик, так этот сборник пестрил отметинами. Перед поездкой в Питер я сходила на «русский огонек» к Ольге Донатовне Свистуновой, вдове нашего вологодского поэта. Спела ей, она послушала и сказала: «Тань, я думала, это твои стихи» – настолько совпала моя боль с тем, что хотел выразить поэт. Как, например, в «Любителях России», где «Плачут реки, стонут пашни, камни храмов вопиют. И слепую совесть нашу хамы под руки ведут». Это четверостишие я попросила разрешения у поэта поставить в конце, чтобы усилить эмоцию. Я верю, что мы выживем, но выживем ли в том количестве и на той территории, которой владеем сейчас? На нас вовсю идет нападение, а мы продолжаем смотреть всякую ерунду по телевизору и ничего не хотим осознать.
– Расскажите, а кто подвиг вас на творчество? – Как кто – учителя, та же бабушка. Жили мы – река, лес рядом, соловьи, чистота. Брат у меня писал стихи очень хорошие, царство ему небесное, и вот что я из них почерпнула. Мама отправляет брата в интернат и дает один кусочек сахара – на всю неделю, семья-то большая была: папа, мама, нас пятеро, бабушка с нами жила. Ну сколько-то пирогов дадут да картошки, ребята, наверное, уже к четвергу все съедали, но брат писал в стихах – «Кусочек сахара ему положу, то навеки удружу». Это про младшего братика. А 47–48-й годы самые голодные были, и брат Гера пишет: «Помню, мама, как ты мне тайком свою пайку хлеба отдавала». Вот этому и училась в семье. Мама ждала папу с войны. А папа присылал ей симоновские строки: «Вот благодаря твоей вере, твоему ожиданию я, может, и выжил». Среди моих учителей – поэты Мануил Свистунов, Ольга Фокина, Владимир Кудрявцев, Жанна Тутджан, Анатолий Петухов. Конечно, с детства я любила Есенина. Ни музыке, ни стихописанию не училась, но окончила филфак Вологодского пединститута, и учителя в Шуйской средней школе Междуреченского района у нас были крепкие. Как себя помню, бабушка молитовки пела, а не говорила. И мама, помню, все пела: горшки ставит в печку – поет, на стол собирает – поет, русские народные песни или советские – «Каким ты был», «Я всю войну тебя ждала». У нас в семье все пели, как съедутся из разных краев – Жорка из Казахстана, Гера из Астраханского артиллерийского военного училища, сестры с мужьями, – так и концерт. Помню, как мы в клубе концерты делали. Полный клуб набивался. Когда взрослой стала, выступала в Москве, Питере, но в основном в Вологде выступаю. В последнее время стихов не пишу, тороплюсь, бегаю к старикам, которым за 80, воспоминания их записываю. Хочу составить историю моей деревни Двиница, которая стоит на реке с таким же именем, впадающей в Сухону, которая, в свою очередь, впадает в Двину, а та – в Белое море. Деревня, считай, умерла, а мне охота память оставить. Еще собираю «Двиницкий костер» – по 50–70 человек у моего родительского дома в Двинице. Вот летом 5-летие «Костра» будет. В последнюю субботу июля в селе Шуйском ожидаем всех с лодками у пристани в 2 часа дня. Поедем на родной бережок Двиницы.
– И все-таки были выступления, на которых вы чувствовали особую ответственность? – Это, конечно, в Рубцовских центрах в Москве и Петербурге. В Москву меня приглашает основатель Музея Николая Рубцова Майя Андреевна Полётова. А что касается Вологодской области, трудно сказать, где я не была. Сборники стихов издаю за свой счет. Вот о Борисе Михайловиче Лутошкине, фронтовике, написала. «Была война» – назвал он свои воспоминания, на основе их я выпустила книжку.
– Встречу с кем вы назвали бы поворотной в своей судьбе? – С Геннадием Дмитриевичем Заволокиным, основателем передачи «Играй, гармонь». Я была в Новосибирске, на месте его гибели. Заволокин погиб в автокатастрофе у села Новый Шарап Ордынского района. Захар, его сын, рассказывал, что гармонь отца ехала в багажнике, с ней ничего не случилось, и когда мы на кладбище поминали Геннадия Дмитриевича, эта гармонь, перламутрово-розовая, почти красная, яркая, стояла на скамейке... Дети его молодцы – с помощью Новосибирской патриархии и слушателей передачи «Играй, гармонь», вологжан в том числе, они поставили на месте гибели отца часовню. Обустраивают и Заволокинскую поляну, намерены построить там гостиницу. Торопятся записывать стариков, стремятся бывать в самых глубинках.
– Скажите, а как Николай Рубцов отзывается в вас, пишущих вологодских людях? – Рубцов говорил: «Главное, чтобы стихи были живые». И у нашей писательницы Нины Груздевой, которая хорошо знала Николая Михайловича, в стихах есть образ свежего березового листочка, на кончике которого скопилась прозрачная чистая капелька после дождя и вот-вот упадет. В чистоте этой капельки, в ее дрожании для меня и заключен образ рубцовской поэзии. Ощущать эту капельку и беречь в душе должен каждый.
