Словесник Зайко сделал для себя открытие: в памяти многих пожилых людей живут такие слова, какими они были в своей первородности. Значит, надо успеть их записать. Пока еще возможно. В поисках самобытных слов, легенд, сказаний, песен, пословиц Александр Фомич объездил на своем стареньком мотоцикле все 63 деревни Коссовщины. Да и не по одному разу. Экспедиции за народной мудростью растянулись на 35 лет. И вот их результат: изданы два словаря Коссовщины. Диалектический и фразеологический. Каждое слово, каждая фраза, как остановленные мгновения. Они не ушли в небытие...
Александр Зайко много ездит и ходит по своей земле. Он пристально всматривается в лица земляков. Ведет с ними задушевные разговоры. И рождаются трогательные, чистые, как соки земли, новеллы, миниатюры, зарисовки. О любви к жизни и природе. О своих заполянцах — великих трудягах, многое познавших на своем веку, но всегда готовых проявить сострадание и прийти на помощь. О радости жить на родной земле. Так появилась на свет книга лирической прозы «Дым з комiна». И что ни новелла в ней, что ни зарисовка, то своя мелодия, свой голос. Проза моего талантливого земляка излучает добрый и ласковый свет. Как окна родительского дома. И живет в этом светлом доме «Золотое дитя».
«Так зовут его в деревне. Давно женат, отец пятерых детей, а прозвище Золотой как прилипло в молодости, так и держится. А было вот как.
Старый тракторист, спокойный, рассудительный, неторопливый человек, никак не мог подобрать себе напарника. То шалопай какой–то, то выпить любит, то прет на тракторе так, что аж детали отлетают. Так и работал изо дня в день, с утра до вечера. Даже в лице изменился: тяжело. Но терпит, не сдается: «Возьму, но такого, который беречь будет технику».
Вот приводит как–то бригадир молодого парня (тот только что отучился на курсах трактористов, худенький, маленький) и говорит: «Ну, как хочешь, Степан Филиппович, а бери — без работы он не будет». Ничего не сказал. Спросил только: «А чей он?» «Да Гаврилин...» «А–а–а», — бормотнул себе, и пошел к трактору.
А трактор стоял на ремонте. Парнишка, как вьюнок тот, крутится около старого: и то подаст, и это, и все под руку, все вовремя. Ничего старый не говорит, только смотрит. Отремонтировали. Начали работать каждый сам по себе. Почти не видятся: день один работает, день — другой. Придет утром старый тракторист, а трактор чистый, досмотренный: и масло с него не течет, и ничего не дребезжит, и в кабине порядок. Молчит Филиппович, думает: «Посмотрим, что через месяц будет». Прошел и месяц, и другой, и третий. Ничего не изменилось. Да и по характеру парень добрый, веселый.
Осень пролетела, ударил мороз — пришла пора парню в армию идти. Когда прощался с трактористами и подошел к Степану Филипповичу, старый тракторист обнял парня и все повторял: «Ну почему ты не мой сын? Золотое дитя, золотое...» С того времени и пристали эти слова к парню. И правда — золотой. И послушает человека, и поможет, не поленится, и уважение к людям имеет».
«А что, Иван Иванович, — спрашиваю у земляка, — трудно жить с таким прозвищем?» «Непросто. Всю жизнь приходится ему соответствовать. Я обречен быть добрым, покладистым, нежадным, — мой собеседник светло улыбнулся, давая мне понять, что говорит несерьезно. И задумался, подыскивая нужные слова: — Если человек злой, завистливый, то ничто его не переиначит. Никакие прозвища не сделают другим. Поверь мне: быть добрым — это работа. Такая же трудная, как и пахота. Но моей заслуги в этом нет. Просто я не растряс по жизни те хорошие качества, которые заложены во мне природой. Да воспитаны родителями. Хотя, пожалуй, они и слова такого не знали. Мои родители поступали так, как велела им совесть. И это были наглядные уроки, как жить мне...
А про «Золотое дитя» Шура Зайко правильно написал. Все так и было. Старый тракторист на самом деле — Иван Васильевич Гоган. Его давно нет на свете. Хороший был человек. Жизнь прожил большую и правильную, а вот счастья бог ему не дал. Не было у него детей. Потому и вырвалось у пожилого человека самое болевое: «Ну почему ты не мой сын? Золотое дитя, золотое...» А люди подхватили и намертво приклеили мне прозвище. Так и живу с ним»...
Иван Иванович Титок обитает в родительском доме. Это обычная крестьянская хата. Не лучше и не хуже других, что растянулись по обе стороны улицы. Не коттедж, не особняк. У Ивана Титка все так, как и у всех моих односельчан. Разве что «Беларус» во дворе да новый сарай возле старого хлева. Но кого сегодня удивишь собственной техникой, тем более — сараем из керамзитовых блоков? А дом, как пчелиный улей, гудит детскими и взрослыми голосами. Хозяин знакомит меня с семьей. Женой Ольгой Ришардовной. Строителем по профессии. Дочерью Еленой. Ее братьями Михаилом, Романом и названным сыном Димой. Внучками. Есть еще дочь Ирина и сын Александр. У них свои семьи. Но это сейчас дом полон жильцов. А придут холода — разъедутся детки и внуки по теплым городским квартирам. Имеет благоустроенное жилье в Коссове и Ольга Ришардовна. И останутся в стенах родительского дома Иван Иванович и старший сын Михаил. Да еще в сараях — 8 дойных коров и столько же бычков. (Каждый день Титки надаивают по 100 литров молока.) Слушаю рассказ моего земляка о житье–бытье и ловлю себя на мысли, что образ фермера никак не складывается. «А земля–то, Иванович, у тебя есть?» — спрашиваю у моего собеседника. «А как же. Пойдем — покажу». Зашли в огород. Сразу за ним — соток 20 земли, засеянной клевером. «Вот», — указал Титок на участок за огородом. «И это — все?!» — вырвалось у меня. «Еще столько же через улицу. Я выкупил у родичей и дом, и приусадебный участок. А больше и не надо. Накосить сена на 16 голов, имея технику, никакой проблемы. Нормальную землю да еще рядом с домом получить невозможно. Дадут в лучшем случае километров 10 от усадьбы участок торфяника, где ничего не вырастишь. А на кой ляд мне такая земля?» — «Фермер без земли. Это что–то новенькое...» «А кто тебе сказал, что я — фермер. Я не фермер, даже не индивидуальный предприниматель. Я — хозяин. Пусть маленький, но хозяин. И все это, — Иван Иванович обвел рукой вокруг себя, — мое. Понимаешь: мо–е–е! И никто надо мною не висит. Никто не командует...»
Ну как такое не понять... Как не почувствовать, отчего тосковала и билась, как птица в клетке, крестьянская душа. Великий русский философ Иван Ильин по этому поводу говорил так: «Иметь частную собственность и проистекающую из нее хозяйственную самостоятельность есть великое благо. Чем меньше людей лишено этого блага, тем лучше. Чем больше людей оторвано от собственности, тем несправедливее общественный строй, тем менее жизнеспособно государство».
Общественному строю (в нашем случае — совхоз «Коссово») никогда не было дела до тонких переживаний и умозаключений отдельно взятых личностей. Строй работал с массами. Решения принимались скопом. И так было везде. Иван Титок всегда был на хорошем счету. Он не из тех людей, кто ищет работу непыльную. Где потеплее да слаще. Пришел из армии — и сразу в свою тракторную бригаду. За 40 лет он сменил немало «железных коней». Но работа для моего земляка всегда была и радостью, и нормой жизни. Выкладывался он сполна. Бывало в посевную, чтобы не терять время на дорогу домой и обратно, ночует на тракторе. И даже не в кабине — на капоте «Кировца». Вместо подушки — промасленная телогрейка. Накинет что–нибудь на себя сверху — и спит. Да так крепко, что и выстрелом не разбудишь. За сезон поднимал мой земляк более 1.000 гектаров пашни. А придет день получки — одна досада. «Ну почему так получается? — не раз спрашивал он. — Комбайнер уберет 200 гектаров и получит столько, что мне и за полгода не заработать. Как будто я не пахал, а груши околачивал...» «А что мы можем сделать? Расценки такие», — объясняли трактористу в конторе. «Плетью обуха не перешибешь» — рассудит мудро мой земляк. И опять за руль. Иван Титок из той редкой породы пахарей, кого можно наказать не рублем, а лишением работы. Отбери у него технику — и нет Ивана Титка...
«Кировец» — техника серьезная. Лишь бы кому его не доверишь. Получило хозяйство новый трактор. Кого посадить за руль? Конечно, Ивана Титка. А он возьми да и заупрямься: «На «Кировец» я сяду. Но при одном условии: продайте по остаточной стоимости списанный МТЗ–80. Три года стоит он на приколе. Скоро ничего от него не останется»... Продали. Осмысливая потом свой поступок, Иван Иванович спросит себя: «Что это со мной сталось? Ведь я никогда ничего не просил. А тут — ультиматум предъявил. Откуда у меня это?» От отца, конечно. От потомственного крестьянина Ивана Яковлевича Титка. И всплыли в памяти, как тучки на небе, картинки Иванового детства. Вот отец с потемневшим лицом стоит у забора. Руки судорожно вцепились в штакетины. На их тихий хутор, рыча мотором и сверкая гусеницами, как танк, ползет трактор. Их землю он обрезал по самые стены гумна. Посеяли кукурузу. На удобренной почве она вымахала под 3 метра. Им остался только огород. Вот хозяин хутора запрягает лошадь и грузит на телегу инвентарь. Кобыла по кличке Сивая высокая, красивая. Такой ни у кого не было в деревне. Хозяин ходит вокруг нее и чуть не плачет. И лошадь, и инвентарь надо сдать в колхоз имени Сталина. И станет «мое» ничейным. Люто затосковал Иван Яковлевич. И пока не купил коня, тоска не отступила от сердца...
Мотор с трактора, ставшего собственностью Титка, Иван Иванович отдаст в капремонт. А все остальное доведет своими руками. И резво, как молодой, побежит по знакомым полям и дорогам голубоглазый «Беларус».
Старший сын Михаил получит в учебно–производственном комбинате права тракториста. С превеликим удовольствием сядет за руль трактора. И будет справляться не хуже отца. В 15 лет он копал соседям картошку. Не ради денег. Чтобы утвердить себя. И на «Кировце» работал в паре с отцом. Иван Иванович пахал ночью, а Михаил — днем... У Михаила, между прочим, высшее образование. Но судьбе было угодно, чтобы вернулся он в родительский дом. И нет у Титка–младшего на сей счет ни горьких сожалений, ни нареканий на судьбу. Ему по душе вся эта бесконечная круговерть крестьянских дел. Впрочем, это уже отдельная история...
Когда их первый «Беларус» стал потихоньку задыхаться («старичку» как–никак 36 лет), решили купить новенький МТЗ–82. С усиленным ведущим мостом. Кредит не брали. Приобрели за свои кровные. Из Кобрина в Заполье «Беларус» шел своим ходом. Да что там шел — летел, как на крыльях! По крайней мере, так казалось Ивану Ивановичу. Потому что в душе его все пело и ликовало.
Конечно, проблем у моих земляков хватает. Но у того, кто что–то делает, они всегда были и будут. Нет их у тех, кто не делает ничего...
С чем бы ни обратились соседи к Ивану Титку, все будет сделано на совесть. Добротно и красиво. Потому что любое дело, любой поступок должны быть честными. Все воздается и все в свое время возвращается к тебе.
Советская Белоруссия №182 (24563). Среда, 24 сентября 2014.
