О наградах вовремя, а не за выслугу лет, о премьере «на вырост» и о примадонне к праздникуВалерий Карлович Гедройц больше десяти лет проработал на посту заместителя министра культуры, что у чиновника такого уровня приравнивается к «целой жизни». А полтора месяца назад был назначен на должность директора Национального академического Большого театра оперы. Конечно, Минск — не Милан, где о перестановках в «Ла Скала» газеты сообщают в тот же вечер и на первых полосах, но и мы не забываем о роли личности в искусстве. Тем более в период, когда наш Большой театр почти на пороге грандиозного новоселья, а мы, зрители, на финише долгого, изнурительного музыкального «поста», который по плану закончится через 10 месяцев, в декабре 2008 года, когда труппа вновь поселится на площади Парижской Коммуны. Первое интервью прессе новый директор Оперы дал нашей газете.
— Валерий Карлович, по–вашему, почему была такая сменяемость директоров в театре в последние годы? Довольно известные персоны работали по полтора–два года, кажется, не больше... И увольнялись по собственному желанию!
— Условия у театра тяжелые, а производственные показатели ежегодно должны были расти...
— А вам, значит, дали карт–бланш?
— Нет. Рассчитываю только на личный опыт и знания.
— Понимаю. А вы могли отказаться от нового назначения?
— Ну, конечно, время теперь иное, партийных билетов нет, когда или–или... Отказаться мог, но почему–то не отказался: сфера культуры мне известна, хотя театр — организм для меня новый, здесь много своей специфики, но, думаю, овладею! Наш коллектив сейчас находится в сложном положении. Мы разбросаны по городу: в одном месте хранится оборудование, декорации — в другом, в третьем — репетируют оркестр и хор, в четвертом — солисты. А наши сценические площадки (Дом офицеров и два зала Белгосфилармонии) вообще — в пятом. Недавно освоили еще и сцену Дворца Республики...
— Но во дворце звучит неживая музыка — она транслируется через микрофоны, да и концерты — это не спектакли, поэтому о полноценном оперном искусстве, думаю, пока трудно говорить. Я побывала на одном из спектаклей в Доме офицеров... Знаете, вышла подавленной... Опера — дорогостоящее искусство, которому нужен масштаб во всех отношениях, а скромный зал Дома офицеров вызывает такое щемящее чувство...
— Я понимаю зрителей, которые туда не очень хотят идти... В Доме офицеров нет нормальной оркестровой ямы, часть музыкантов сидит вообще в зале, музыка порой глушит пение... Сцена небольшая, все декорации пришлось уменьшить, да и износились порядком, туда–сюда возятся... Некомфортно на репетициях оркестра: во Дворце культуры «Сукно» на улице Матусевича приходится закрывать сцену занавесом, чтобы из зала не тянуло холодом. Но самое главное: с чем придем на новую, блестящую во всех отношениях сцену в позолоте, в бархате? Нынешний творческий багаж поиссяк, и, как ни тяжело, а думать надо уже сейчас, какие новые солидные постановки делать. Запланирована опера «Макбет» Верди (режиссер Изворска–Елизарьева, художник Окунев, дирижер Плоскина). Сначала покажем ее на сцене Дома офицеров, но задача такова, чтобы спектакль мог трансформироваться на будущую большую сцену. И, наверное, будем готовить русскую классику — «Евгения Онегина». Вообще, театр живет интересной творческой жизнью тогда, когда он может пригласить кого–то из–за рубежа: постановщиков, солистов, дирижеров. Но — куда? Пока мы варимся в собственном соку. Зато в этот период труппа очень серьезно обновилась молодыми исполнителями.
— Вы хотите сказать, что творческий потенциал сохранился?
— Да, сегодня у нас ровный и перспективный состав исполнителей, в том числе и среди артистов хора, оркестра, — зарубежные дирижеры с удовольствием готовы работать с нашими музыкантами.
— Вы так считаете? Несмотря на такую же частую, как и директоров, сменяемость дирижеров, оркестр сохранил хороший творческий уровень?
— Теперь пришел интересный, одаренный музыкант Виктор Плоскина, который возглавил оркестр. Он заставил ярче звучать те группы инструментов, на которые никто не мог рассчитывать, что они зазвучат.
— Как вы относитесь к тому, что театр иногда выезжал за границу под чужими афишами?
— Я не знаю об этом факте, напротив, мне показывали публикации в газетах, где нас хорошо оценивали, — немецкие, испанские критики... Ну а если приглашались отдельные солисты или даже группа артистов... Что ж, пусть ограничиваются собственными фамилиями на афишах.
— Думаете ли вы пригласить мировую знаменитость на открытие театра после реконструкции? Это же большое событие, надо как–то солидно обставить! Может, Марию Гулегину?
— Ну она, насколько мне известно, не против приехать...
— Да? Это было бы фантастическим подарком, мы, зрители, простили бы вам многое...
— ?..
— Да, театральная публика, знаете ли, существо властное и капризное, помнит все провалы годами... Но, с другой стороны, как ребенок: один настоящий выход артиста на сцену — и мы в восторге, плачем от счастья. А что еще, Валерий Карлович, кроме завершения реконструкции театра, вы бы назвали своим наипервейшим делом на новом посту?
— Мне хотелось бы, чтобы, сохраняя традиции, наша опера стала развиваться в русле современных европейских тенденций. Для этого стоило бы проводить в Минске ежегодный международный оперный фестиваль. Знаю, что к фестивалям относятся с недоверием... Но одно дело, когда устраиваются просто областные праздники городов с гостями–соседями, а другое — настоящие музыкальные форумы... Их у нас раз–два и обчелся. А в Италии, между прочим, 9 оперных фестивалей, во Франции, Великобритании, Австрии — 5 — 7, в Германии то же самое, в США больше десятка. Еще одна насущная задача, которая, как мне видится, стоит передо мной, — повлиять на изменение чрезвычайно тяжеловесной системы поощрения артистов оперы. Век их недолог, уж точно меньше, чем драматических: 25 — 30 лет на сцене — и все. А система наград, званий, которая у нас существует, очень неповоротливая (хотя для зарубежных импресарио наши награды абсолютно ничего не значат, их интересует только голос, а «деятель» ты или просто «работник» культуры...). Тем не менее я считаю, что сейчас в театре есть исполнители, которые заслужили и медали, и звания. Молодых надо поощрять! Замечать и поддерживать таланты вовремя.
— Вы, наверное, прежде всего имеете в виду Оксану Волкову, которая недавно стала лауреатом такого серьезного международного вокального конкурса, которым руководит великая Ирина Архипова, как конкурс имени Глинки?
— Не только ее. Хотелось бы отметить Станислава Трифонова, Анастасию Москвину, Владимира Громова, Юрия Городецкого... А Оксана Волкова — само собой. Ученица народной артистки Беларуси Лидии Галушкиной меццо–сопрано Волкова — ярчайшая вокалистка. Ей всего 27 лет, но она уже неоднократный лауреат многих конкурсов. Но, конечно, «архиповский» — самый серьезный.
— Смотрите, переманят звезду... И без медали...
— Ее еще на 3–м курсе приняли в труппу белорусской оперы. Стипендиат специального фонда Президента. Конечно, она заслуживает поощрения!
— Я слышала, вновь грядет объединение двух театров — балета и оперы.
— Верно. Сейчас у нас существует три юридических лица: одно — творческое объединение «Национальный академический Большой театр оперы и балета», в составе которого находится весь технический персонал, который занимается зданием, материальной базой. Театр балета — второе юрлицо и третье — Театр оперы (опера, хор, симфонический оркестр). Но объединение будет не просто механическое, предусмотрено создание дополнительных условий для поддержки театра, как экономических, так и социальных.
— Что это значит конкретно?
— Иной статус театра, иной уровень оплаты труда! По сравнению с нашими соседями — Россией, Украиной, Литвой, Латвией, Польшей — мы проигрываем по заработной плате и нам трудно пригласить зарубежного постановщика или солиста. Там более высокие гонорары.
— В 1996 году театр разъединился, тогда казалось, что это — панацея, благо. А теперь все снова соединится в одно целое? И вы возглавите огромное хозяйство?
— Возможно. Сейчас только в опере порядка 380 человек, а когда объединимся, всех нас будет под 1.000. Да, это целое музыкальное государство: и по материальным ценностям, и по количеству сотрудников.
— А у вас такой спокойный голос, Валерий Карлович! Но театр — очень сложная творческая среда.
— Разве в этом дело? В конце концов, можно сказать и вполголоса: «М–м, вы у нас еще работаете?..»
Фото Александра РУЖЕЧКА, "СБ".
