Иногда по дороге в редакцию я останавливаюсь на улице, шагах в десяти от газетного киоска рядом с кинотеатром «Октябрь». Встану и стою минут десять–пятнадцать, смотрю на людей. Вот школьник сигареты хочет купить, да не продают. Девочка открытки выбирает и ручку гелевую, пишущую тонко–тонко... Но больше всего меня интересуют покупатели свежей прессы, а точнее, той газеты, в которой работаю. Давно уже понял, что меня читатель не знает, на улицах и в транспорте не узнает. Давняя и наивная, мифическая уверенность в том, что утром, когда газету привезут в киоск, я стану знаменитым и всеми узнаваемым журналистом, давным–давно прошла.
Стоять можно битый час. Люди будут продолжать подходить, покупать газету, разворачивать рядом со мной, шелестеть страницами. Даже кто–то, несколько раз видел, развернет ее и уставится в мою колонку. Ветерок вкусный запах типографской краски принесет. Читатель может закурить и присесть на парапет. Однажды этой весной читатель–мужчина там же, у киоска, дочитав мою колонку, выхватил из кармана мобильник и стремительно принялся набирать номер, что–то бормоча. Я напрягся, как охотничий пес, почувствовавший запах дичи. «Вот сейчас я услышу то, ради чего писал. Получу непредвзятый отзыв!» — на это я рассчитывал. Но солидный мужчина с портфелем закричал в трубку, что у него болит живот, отдает под ребра, что ему все надоело, а отпуск не дают... И о поездке на шашлыки в ближайшие выходные даже речи быть не может!
Там же, у киоска, видел симпатичную женщину, она купила газету и даже глянула на мою колонку, на фото, а потом на меня. Я сглотнул слюну, набрал воздуха. Но напрасно радовался. Дама расстелила газету на холодном и влажном парапете, села на нее, достала из сумочки книжку (дамский роман) и стала читать. Ненавижу дамские романы.
Некоторых своих читателей я знаю. Немного, но это конкретные люди — близкие родственники, товарищи по перу. Есть те, кто иногда пишет комментарии на сайте газеты и даже личные письма. Когда такое письмо получаю, теряюсь, как ребенок от неожиданно упавшей в ладонь конфеты.
Как тут не позавидовать артисту? Он каждый раз, когда выходит на сцену, видит своего зрителя. Даже может из сотни сидящих в зале выбрать одного и обращаться непосредственно к нему. Петь для него, слова разные говорить, то тихим, то громким голосом или вкрадчивым, задушевным. И поклониться может этому благодарному зрителю. Правда, если он плохо играет, упадет на сцене, вдруг споткнувшись, или роль забудет, то его осмеют, освищут. Тут, конечно же, журналисту лучше...
Этой осенью был дома, у мамы. Давным–давно живу в Минске. На малой родине меня не узнают, как сорок лет назад. Так вот, иду себе не торопясь по улице. Все вокруг радует и греет душу, всему удивляюсь. Мысли с прошлого, с детских воспоминаний, на сегодняшние реалии то перескакивают, то бабочкой перелетают. Клички друзей и одноклассников припоминаю, в эмпиреях витаю... И тут меня останавливает мужчина. Вежливо так, за локоть бережно берет, извиняется, что побеспокоил. Я грешным делом подумал, что он денег попросит, на бутылку. Слишком уж вежливо он ко мне обратился. Но оказалось, что это мой читатель, что он меня узнал и очень тому рад. Поговорили о газете, о колонках, о том, что я не очень похож на фото. Жаль, не спросил его имя и отчество, профессией не поинтересовался...
Было и еще несколько встреч с читателями, но я своего читателя все равно не представляю. Иногда даже думаю, что зря мучаюсь, напрасно слова ищу, складываю их в предложения. Что мои мелкие мысли о всяких пустяках мало кому интересны. Что писать надо о чем–то другом — важном и нужном. Но, к сожалению, у меня получается только о том, что мне самому интересно, что сам пережил и видел собственными глазами.
Так что извини меня, дорогой читатель! Я тебя хоть и не вижу, но люблю!
Советская Белоруссия №237 (24618). Пятница, 12 декабря 2014.
