Юрий Бастриков был одним из самых мощных баритонов белорусской оперы

— Если бы все сложилось иначе, его голос гремел бы со сцены до сих пор, — уверена народная артистка Наталия Гайда, вдова Юрия Бастрикова. — Чем старше он становился, тем ярче звучал, даже партнеры по сцене порой в шутку говорили: «Юрий Георгиевич, отключите свои микрофоны!»

Но ни одна аудиозапись не может передать богатства его голоса–цунами, как будто разделявшегося на несколько голосов. На пленке этот стереоэффект почти всегда пропадает, остается один звенящий металл, и Наталию Викторовну, категорически возражающую против появления записей мужа в интернете, можно понять. В искусстве, музыке для нее и сейчас не может быть компромиссов, и это она настояла, чтобы Юрий Бастриков оставил сцену навсегда. В последний раз он появился перед публикой с арией Ренато из оперы Верди «Бал–маскарад», его поздравляли, и только Гайда не разделила общий восторг. «Юра, дай слово, что на сцену ты больше не выйдешь, — сказала ему дома. — Пусть лучше останется легенда». Он не стал возражать.

Но легенда осталась не только в театре. Расхожая фраза об успехе мужчины, за которым всегда стоит любовь женщины, справедлива ведь в обе стороны...

Быть звездой сцены Наталии Гайде, как говорится, было на роду написано. С таким необыкновенным голосом, фантастическим обаянием и целеустремленностью эффектно заявить о себе она могла где угодно. Но насколько долгой и успешной стала бы ее сценическая карьера, да и вообще, удалось бы ей сохранить беззаботный блеск в глазах и знаменитую легкость своего таланта без Юрия Бастрикова, еще вопрос. Реальная жизнь артистки оперетты, тем более такой яркой и востребованной артистки, на оперетту обычно мало похожа. Однако рядом с мужем Наталия Гайда могла позволить себе игнорировать завистников, театральные интриги, быт, вообще все, что не имело прямого отношения к сцене. Даже сейчас, когда его уже нет рядом, она по–прежнему защищена его любовью. И выходит на сцену с той же счастливой уверенностью любимой женщины, и восторг публики такой же искренний, и список гастролей по–прежнему впечатляет. Буквально только что она вернулась из Тулы, где с аншлагом прошли гастроли Белорусского государственного академического музыкального театра. И вот уже в первые дни сентября собирается со своим театром в Петрозаводск. Дальше — Вильнюс, Клайпеда, Екатеринбург...

— «Юра, мне замуж нельзя», — сказала я ему когда–то, — с улыбкой вспоминает Наталия Викторовна. — Ну правда, какая из меня жена? На первом месте — работа и только потом все остальное. Готовить ненавижу, любить не умею — легко влюбляюсь, быстро разочаровываюсь... Словом, честно обо всем предупредила. «Это ничего, — ответил он. — Я буду тебя любить». Оказалось, что и я любить умею.

— В общежитии, где я жила студенткой, у меня всегда стояли живые цветы. Зимой, весной — всегда. Юра был очень внимательным. Но когда зашел разговор о свадьбе, все вокруг вдруг разволновались: «За кого ты выходишь, он же спит в бабочке! Действительно, всегда и всюду Бастриков появлялся в крахмальной рубашке и бабочке. Но я–то видела, как он умеет колоть дрова! В консерваторском зимнем спортивном лагере только Юра так ловко умел развести костер, так тонко обо всех позаботиться, да и на лыжах водил нас именно он. А летом — на байдарках. Он же в прошлом спортсмен, конькобежец. 7 лет держался его рекорд, пока Борису Гуляеву, будущему чемпиону мира, не удалось его побить. А говорите — бабочка...

Его отец Георгий Владимирович Бастриков был достаточно известным шахматистом, начинал со Смысловым, Ботвинником. Но гроссмейстером не стал и после все убеждал Юру «не брать пример со своего отца». В те годы были очень популярны шахматные сеансы одновременной игры, это хорошо оплачивалось, и Георгий Владимирович ездил по всему Советскому Союзу, зарабатывая деньги. У него была определенная репутация, популярность, повсюду решали его шахматные задачи. Когда Юра на гастролях пел в Большом театре, за кулисы приходил Василий Смыслов, который очень ценил его отца. Но играть в шахматы Георгий Владимирович Юру так и не научил. «Твоя главная задача — стать высококлассным певцом, — повторял он ему. — Все остальное не важно, особенно деньги». У него были основания так говорить — редкий Юрин голос заметили еще в школе...

Кстати, приятным баритоном обладал сам Георгий Владимирович. И друзей в Большом театре у него было много. Знал всех солистов, артистов балета, со всеми общался. И был очень строгим критиком. Когда, оказавшись проездом в Минске, решил прийти на мой утренний спектакль (до этого он слышал мое пение только по телевидению), я была в ужасе. Юра пытался меня утешить: «Ты не расстраивайся, если после первого акта он уйдет». Но Георгий Владимирович остался в зале до конца (я пела «Сильву»). Дождался меня после спектакля, обнял: «Умница!» А вечером пошел слушать Юру. Только тогда он впервые услышал от отца слова похвалы. Более того, Георгий Владимирович так расщедрился, что подарил нам спальный гарнитур и телевизор.

Еще на 4–м курсе Уральской консерватории нас обоих пригласили в Свердловский театр оперы и балета. Юрина карьера складывалась всем на зависть. А у меня... Со стороны все было хорошо — я пела ведущие партии, ездила с концертами, записывалась на телевидении. Но сменилось руководство, отношения с директором не заладились. И я предложила мужу прослушаться где–нибудь еще. Мы поехали в Минск — там объявили конкурс на баритона. И Юра его выиграл, хотя конкурс был огромный. Но белорусская опера переживала не лучшие времена: два с лишним года труппа ездила по гастролям, в театре шел ремонт, публику еще предстояло вернуть... Через год в Минске открылся музыкальный театр, я ушла туда. А Юра остался завоевывать доверие зрителей и коллег. Чужаком был недолго. Публика, труппа, дирижеры — Бастрикова любили все. Его нельзя было не любить. И не только за талант.

Это о таких, как он, говорят — с ним хоть в разведку. Первые лет 15 в музыкальном театре я была настолько занята, что дочку видела только по выходным. Буквально. Дочка росла с папой. Однако всех возрастных конфликтов мы с ней благополучно избежали, хотя уже в два с половиной года, бывало, оставляли дома одну. Дочке рано пришлось стать самостоятельной, ведь спектакли у нас с Юрой случались и в один вечер. Но сохранить с ней близкие отношения нам удалось.

Вообще, когда–то только благодаря Юре, его вере в меня я смогла сохранить себя и в семье, и на сцене. Появились «доброжелатели», которые распускали обо мне немыслимые сплетни, писали в театр, в министерство. «Натик, ну что ты хочешь, ты на виду, тебе завидуют, это нормально», — успокаивал Юра. Далеко не сразу я узнала, что эти гнусные письма присылали и ему, причем длилось это довольно долго. Но Юрина невозмутимость помогала мне сохранять лицо.

Мог бы он стать кем–то еще? Пожалуй. В определенном смысле он был заложником своего таланта, своего редкого голоса. Хотя всю жизнь мечтал жить в лесу, часто фантазировал, как обходил бы свои угодья с двустволкой, лечил зверей. Но позволить себе завести даже цветок мы не могли. Когда постоянные гастроли...

В 2001 году Юра уехал с театром гастролировать по Швейцарии и Германии. Еще в Швейцарии у него поднялась температура почти до 40, но он продолжал выходить на сцену, потом спел еще один спектакль в Германии — голос звучал по–прежнему... А после в немецкой клинике назвали диагноз — септический эндокардит. Как оказалось, к тому времени в его сердце образовались настоящие дыры, но он продолжал петь! После операции в Вильнюсе воспрял, однако о сцене врачи посоветовали забыть, предупредив, что с годами будет только хуже. А Юра был очень азартным человеком и все–таки вышел на сцену еще раз. Наверное, я одна заметила тогда, как ему не хватает дыхания, как тяжело петь. Тогда же и сказала: «Пусть останется легенда...»

zavadskaya@sb.by

Советская Белоруссия № 160 (24790). Суббота, 22 августа 2015