Признанный специалист по социально ориентированному городскому искусству, художник и куратор выставок Павел Войницкий часто проводит экскурсии по минской городской скульптуре для своих зарубежных гостей. Обязательные точки маршрута: площадь Победы — Скульптурный комбинат — Мемориальный музей–мастерская Заира Азгура, потом — площадь Якуба Коласа и «Комаровка». Сегодня художник согласился прогуляться по Минску с корреспондентом «СБ»...
— Во время экскурсий вам не говорят, что наш город несколько неживой, холодный и даже стерильный?
— Ну и что? Значит, в этом его современная особенность. Для западного человека, замученного рекламой, которая его везде преследует, наша визуальная стерильность, пустота — это как отдохновение от информационного и визуального прессинга. Мои личные претензии к чисто минской чистоте — в отсутствии индивидуальных человеческих высказываний.
— Мы сейчас говорим о граффити?
— Не только. Но граффити оживляет город. Потому что к официальному посланию, которое воплощают архитектура и городские ландшафты, добавляется послание индивидуальное. На мой взгляд, это справедливо и интересно.
— Как превратить Минск из города консервативного в город живой, европейский?
— А нужно ли это делать? Для туристов он хорош и в таком виде. «Последний заповедник социализма».
— Но здесь же еще и люди живут. Выросло поколение активное и креативное.
— Эти люди находят способы реализовать свою творческую энергию. Есть, скажем, такие замечательные ребята из стрит–арт сообщества «Сигнал» с любопытной инициативой Must Act — Must Art. Они разрисовывают фасады жилых домов и городских построек в разных белорусских годах — Барановичах, Витебске, Гомеле, Гродно, Могилеве... Причем делают это с разрешения городских властей. По мне, покрытые граффити здания выглядят гораздо лучше и живее привычной серой многоэтажной обыденности. Если говорить о главной проблеме Минска, то это, скорее, стремление все декорировать, сделать красивее, добавить всевозможные изюминки и финтифлюшки. И не важно, принимает ли решение об этом человек с архитектурным образованием, который занимает ответственный пост, или дворник ЖЭСа. Как мне представляется, бронзовые аисты на фонтанах площади Независимости и крашеные лебеди из автомобильных покрышек в минских дворах — вещи одного порядка. Орнаментализация городских пространств — характерная белорусская тенденция последних лет. Типичный пример — прекрасное здание театра оперы и балета в стиле конструктивизма. Но мы как будто углядели на европейских оперных театрах скульптуры и немедленно захотели себе такие же. Мол, чем мы хуже?! Но ведь оперные театры Европы — это здания классицистские или модерновые, и скульптурные композиции там уместны. А наше, более современное, после установки на нем псевдоклассицистических муз и аполлонов превратилось в «торт».
— Вы курировали выставку, посвященную памяти Владимира Жбанова. При том, что многие искусствоведы и художественные критики достаточно скептически относятся к его манерным городским скульптурам...
— Жбанов выбил краеугольный камень из–под ног монументальной скульптуры. До Жбанова господствовала классицизирующая концепция памятника — это когда он высоко на постаменте, огромный и бронзовый такой, изолированный от людей, а они только ходят мимо и смотрят на него снизу вверх. Жбанов убрал постамент и поставил скульптуру на тротуар, уменьшив ее соразмерно прохожим. Причем Минск стал одним из первых городов на постсоветском пространстве, где это произошло. Уже позже натуралистичные бронзовые человечки заполонили бывший Советский Союз. Владимир Иванович же совершил микрореволюцию. Если бы не он, минская скульптура не получила бы сегодняшних возможностей. Вот так потихонечку и двигаемся...
— И какой должен быть следующий этап?
— Важно, чтобы скульптура была нужна людям. Например, при всей своей прогрессивности моя стела в парке Победы — это даже не вчерашний день в скульптуре, а позавчерашний. Следом за известным теоретиком искусства Арлин Ровен стоит выделить три последовательные модели взаимодействия искусства и городской среды: «искусство в городской среде» — раз, «искусство как городская среда» — два и третья — «искусство в сфере общественных интересов». Первая, самая атавистичная модель, по которой создавалась «Дорога в будущее»: мы размещаем скульптуру в городской среде механически. Причем эта скульптура может стоять и в парке Победы, и на площади Победы, и даже в любом микрорайоне. Т.е. ни окружение, ни само произведение сильно не пострадают от смены мест установки. Пример второй модели — Мемориал памяти убитых евреев Европы, расположенный в Берлине. Автор проекта — Питер Айзенман. Это огромное поле из почти трех тысяч серых тумб разной высоты. Бетонные могильные плиты благодаря постепенному понижению рельефа площади в ее середине превращаются в высокие столбы. И там, где столбы самые высокие, города уже не видно, только слышно — человек может попросту заблудиться. Именно в центре столицы империи, ответственной за несправедливые массовые убийства по национальному признаку, этот мемориал уместен и нигде больше не представим.
Наконец, самая прогрессивная модель — современное искусство как общественное пространство. И хороший ее образец — «Программа жилья и обитания для молодых мам» (Young mothers residential programm). Это инициатива нескольких художников из Хьюстона, которые отремонтировали 22 заброшенных дома в неблагополучном районе и создали резиденциальную программу для молодых чернокожих матерей — тех барышень, которые в юности заполучили ребенка, оказавшись полностью иммобилизованными социально, ведь ребенок держит их якорем, не дает развиваться. И у них появляется возможность как–то реализовать себя благодаря этой программе. Пока с детьми занимаются и играют, матери получают небольшой грант, чтобы или курсы какие–нибудь окончить, или поступить в университет...
— А почему это искусство?
— Потому что оно сделано художниками.
— Я понимаю социальную направленность проекта. Но объяснять, что это искусство, потому что проект делали художники, несколько странно...
— Еще в 1970–х известный немецкий художник–концептуалист Йозеф Бойс заложил основы современного искусства. Он утверждал, что каждый человек — художник. И любое позитивное социальное действие является искусством... Мы же привыкли к перформансу, в конце концов!
— О да, мы привыкли к перформансу!
— Так вот, давайте считать, что это такой очень большой социально ориентированный классный перформанс. Сейчас участницы программы занимаются паблик–артом, приглашают художников, которые работают с пространством в отремонтированных домах, проводят всякие воркшопы и семинары, участвуют в конференциях... Это очень сильный проект. И это и есть искусство. А не только скульптурки на тумбочках и картинки на стеночках... У нас тоже намечаются позитивные сдвиги. Фестивали и другие события, организованные по инициативе городских сообществ, места, где эти сообщества локализуются — «Ла мора», «Красный дворик», музей–мастерская Азгура, — процесс идет! А вы говорите, Минск стерилен...
Елена КОВАЛЕНКО.
cultura@sb.by
Советская Белоруссия №227 (24608). Пятница, 28 ноября 2014.
