Между нами, провинциалами...

При слове "провинция" ассоциативный ряд привычен и последователен: небольшой городок или деревенька, покосившиеся заборы, черемуха гроздьями у распахнутого окна, неторопливое течение жизни, Ионычи на велосипедах, свинья, опустившая уши под дождем, трогательная тишина и ожидание чего-то очень важного. Провинция по-детски привлекательна и чиста - тоже, как детство.

Но из провинции легко слепить нечто негативное. И в виде вполне известной пьяни, и тоски будней, и серости бытия, когда ожидание превращается в проклятье.

Но речь сегодня все же не о том. Дело заключается в популярном ныне конструировании на базе этого вполне невинного понятия некоей философии жизни. Это когда синонимом провинциализма выступают такие понятия, как отсталость, отсутствие прогресса и тому подобные неопределенные вещи. Причем провинциальным может быть не только отдельно взятая личность, но и целый народ.

Вот нас, живущих на этой земле, иногда называют европейскими провинциалами. В том прежде всего смысле, что марихуану на улице Советской найти трудновато, что разгул демократии не достиг степени балканского кризиса, что валютные проститутки никак не могут создать своего республиканского профсоюзного центра и выдвинуть единого кандидата в президенты, и что на работу мы все больше попадаем на автобусах, а не на танках.

Как-то притерпелись мы к тому, что нас провинциалами обзывают. Все кому не лень. От телеведущих с московских телеканалов до отечественных самобичующихся псевдоинтеллектуалов в тулупчиках с чужого плеча. Послушаешь иногда или почитаешь откровения какого-нибудь "памярко›нага" маркиза де Сада, маскирующегося под святого Алоизия, и почувствуешь, что отечественный, кондовый провинциализм - это не просто онучи да лапти, это нечто похуже: отсталая жизненная философия, за которой нет будущего. Слушая иногда "аналитических" авторов с берегов Москвы-реки и Невы, так и чувствуешь снисходительное похлопывание по спине: ну что, брат, опять не допер? Так и не понял, как правильно жить? Ну так слушай... И ведь преподносятся под видом откровений в духе первоапостолов все больше банальности да откровенно ангажированные социальные теоремы.

В ответ на такого рода рассуждения можно сказать в духе бравого солдата Швейка: "Дурак? Да, дурак, вот и справка". Но можно и по-иному. Ведь наш провинциализм - это не символ отсталости. Это единственная возможность социального самосохранения. Нас сама природа погрузила в то состояние, которое кому-то кажется провинциализмом. В каком-то смысле мы "заморозились", как герой известного фильма с участием Луи де Фюнеса. И не просто для того, чтобы нечто пережить. А в связи с тем, что нас ведет по этой стезе могучий жизненный инстинкт.

Вот вечер. В домах зажигаются огни. Семья притулилась друг к другу. Кто-то недрогнувшей рукой включает телевизор. Что там "по Минску"? Буслiкi-кветачкi? Давай что-нибудь веселее. И пополз по хате, как дымный шлейф, агрессивный психоз войн и бессмысленных детективов, оскаленные лица бестрепетных борцов за доллары, гримасы лощеных господ от публичной политики. Если есть в этом доме-квартире умный или просто поживший на земле человек, то скорей выключит телевизор или повернет опять к буслiкам да кветачкам. А нет - впереди либо "самопоедание" (почему у меня нет того же?), либо агрессивный психоз (во всем виноваты коммунисты, сионисты, американцы, председатель колхоза, жена, дети...).

Я не самый большой поклонник БТ. Но есть одна симпатичная особенность. Мне хочется поблагодарить наиболее дальновидных авторов Белорусского телевидения за сохраняющуюся философию провинциализма, которая выражается и в неторопливой подаче материала, и в большом количестве передач национального характера, и в натурных откровениях, и в возможности просто созерцать экран, а не вздрагивать при очередном кадре. Помню, как в советские времена по поводу провинциализма Белорусского телевидения иронизировали, что на его экране лишь две передачи: либо "Рэха дня", либо "Сейбiт". Вот, скажем, на НТВ ни того, ни другого нет и в помине. И что, стало намного легче?

Провинция - это не символ отсталости, как нам частенько твердят. Провинция есть родовой способ жизни, поскольку родилось большинство из нас все-таки не в миллионных агломерациях, а на кривых улочках с названиями вроде Зеленой, Степной да Советской. Нас закалила совсем иная, нежели наших сверстников, среда. В том числе и таких, как, например, Том Сойер и Гекльберри Финн. Симпатичные герои Марка Твена всем хороши, кроме все той же философии: весь смысл сущего в деньгах, если и надо что-то искать в своем детстве, то клад, а если и отказываться от каких-то денег, то ради больших денег. Провинциализм протестует против такого подхода вовсе не потому, что его представители ковыряют в носу все больше пальцем, спрятанным в лайковую перчатку, и выносят навоз из сарая во фраках. А исходя из того мудрого житейского правила, согласно которому "не свисти - денег в доме не будет". То есть не болтай, не превращай деньги в фетиш, не молись на них с той же истовостью, с какой воруешь бураки на колхозном поле.

Вот недавно нам, провинциальным телеедокам, вновь скормили "Братьев" господина Бодрова-младшего. Талантливые вещи, что ни говори. И ведь вновь там прозвучала та же тема: провинциал наедине со столицей, с большим городом. Провинциал, вырванный из своего привычного окружения и борющийся за место под солнцем по тем правилам, которые диктует город. И что в итоге? Красивые убийства? Бессмысленный калейдоскоп лиц, потерявших себя в этой жизни? Иногда кажется, что "Брат" есть мучительный поиск самого себя, желание найти хоть какую-нибудь альтернативу прожиганию жизни под знаком золотого тельца.

Мне скажут: не надо обожествлять провинциализм с его лопухами под покосившимися заборами, алкашами с лицами, напоминающими пришествие чумы и тоску, от которой запивали-жирели не только чеховские Ионычи. Но ведь Ионычей можно сколько угодно найти и в том пространстве, которое называет себя "столичной тусовкой". Более того, "столичность" вовсе не есть признак некоего прогресса, и тот факт, что ты толкаешься в многомиллионном городе, говорит только о том, что ты лично потерял намного больше, нежели приобрел. Причем провинциализм есть та родовая "шкура", которую не потеряешь при всем желании. К слову, советские лидеры были насквозь провинциальны. И легким матерком, срывавшимся с их бестрепетных уст, и совсем не оксфордской образованностью, и желанием скинуть башмачок где-нибудь на заседании ООН и легонько постучать им по трибунке, одновременно с наслаждением шевеля потными пальцами. И фразой вроде "Привет, саксаулы" вместо "Привет, аксакалы"... А все почему? Да потому, что лидеры советской поры были и остались в нашей памяти истинными провинциалами, плоть от плоти нашей родовой провинциальной сути. В этом же смысле вспоминаются ироничные замечания по поводу тех или иных пассажей первого российского Президента. А какие могут быть замечания? Или как там, у классика: над кем смеетесь - над собой смеетесь!

Исходя из сказанного, на наш взгляд, очевидно, что "сентябрьский" президент в нашей собственной стране будет истинным, сознательным провинциалом. В том, естественно, смысле, что ни на шаг не отступит от понимания родовой сути народа и будет его органичной частью. Да, наш народ сентиментален, но это означает, что сентиментальным будет и президент. Да, нас упрекают в толерантности - значит, "памярко›ным" будет и национальный лидер. Ибо народ сам по себе - абстракция. Конкретными являются те или иные его зримые проявления: скажем, терпимость. Или вера. Умение "держать удар" и неумение прощать лжецов. Провинциализм - один из компонентов нашей духовной традиции, и мы должны культивировать его с такой же страстностью, с какой склоняемся по субботам над грядками с луком.

Конечно, как и любое иное явление, провинциализм диалектичен. Та же сентиментальность может приобрести психопатический характер. Например, вылиться в желание "всех жалеть": и колбасу по 2.80, и СССР, и пропавшего в никуда секретаря парткома, и самого себя - последнее, естественно, всего предпочтительнее. Толерантность местами может смахивать на идиотизм, а "умение держать удар" напоминает игривый призыв садомазохистов: "Ну сделай мне больно!". Да простится мне эта ирония: иногда ведь провинциализм может "достать" почище болезни.

И такое важное замечание. Провинциализм - это ведь вовсе не исключительность, и у нас нет шансов на мессианство. Провинциалами были многие философы, писатели, поэты. Мишель Монтень писал свои "Опыты" в глухой французской провинции. Лучшие пушкинские стихи рождены там же. Виктор Астафьев забирается в сибирскую глухомань, и блестит на свету "Царь-рыба". Булгаковский "Мастер" рождался в столице, но все его помыслы и идеалы - в тихом домике над рекой. Лев Толстой жил в деревне, но и этого провинциального состояния его мятущемуся уму было мало. Очевидно, что дело не в примерах. Ведь провинциализм - это не тайный орден и не убогость "по определению". Провинциализм - это состояние души. Причем вовсе не исключительно индивидуальное. Провинциализм - это завидная способность сохранить себя вне стандартизации и тому подобных вещей. Провинциал наивен. Вполне может быть, что он чего-то недопонимает. Но назовите мне того, кто понимает все? Провинциализм - как детство. И его никогда не может быть много.