Память детей военного времени хранит самые страшные картины пережитого
Мое военное детство проходило в Горках Могилевской области, я жила с мамой и бабушкой. До сих пор в моей памяти незабываемый ужас горящего города, занятого фашистами. Люди от страха искали спасения на окраине города — на берегу небольшой реки. Некоторые прятались в ямах, образовавшихся от упавших фашистских бомб на лугу. В одной из таких ям мама, бабушка и я тоже нашли пристанище и просидели несколько часов. Как-то, подняв голову, я увидела на краю ямы фашиста с автоматом в руках и тихо-тихо сказала маме: «Над нами стоит солдат с автоматом». Мы все подняли вверх головы, не думая, что останемся в живых. Но, к нашему удивлению, он вскоре ушел. А мы, с большим трудом выбравшись наружу, ушли к берегу реки.
…Город выгорел, лишь на окраине остались улицы с жилыми домами, не тронутые пожаром. Люди лишились крова и одежды, всяких средств. Дом и все наше имущество сгорели, приходилось скитаться.
Помню фашистский концлагерь смерти для советских военнопленных, находившийся на территории академгородка, обнесенный рядами колючей проволоки, усиленно охраняемый немцами и полицейскими. Военнопленные размещались в старом деревянном кинотеатре, находившемся на территории концлагеря. А когда здание кинотеатра сгорело, оказались под открытым небом, стояли день и ночь на снегу. (Зимы в ту пору были суровые, морозы доходили до 39—40 градусов.) Военнопленные стояли молча, тихо, голодные, больные, полураздетые, обреченные на смерть, никем не защищенные. Они походили на полуживые трупы.
Увидев их, я не могла спать и говорила маме: «Не могу спать, перед глазами стоят военнопленные...»
Однажды зимой 1942 года по квартирам трехэтажного дома на территории академгородка, где мы жили, неожиданно прошли немцы и полицейские, выгоняя взрослых и детей в ближайший сквер. Там на деревянной перекладине между двумя могучими деревьями были повешены двое молодых партизан. На груди у них виднелись дощечки с надписью: «Я – партизан». Один из фашистов, кое-как владея русским языком, сказал: «Это ждет каждого, кто станет партизаном или будет помогать бандитам».
При приближении фронта к Горкам в один из осенних дней 1943 года объявили о выселении населения из города. С мамой, бабушкой и 16-летней Любой Тимошковой, примкнувшей к нам после расстрела за связь с партизанами тети — учительницы Веры Федоровны Устимович, вместе с семьей Котельниковых и двумя другими семьями мы вышли из города и стали беженцами.
Переночевав в какой-то безлюдной деревне, мы неожиданно попали в обоз сельских жителей, сопровождаемый немецкими солдатами и полицейскими. И в полночь пришли в концлагерь-распределитель.
Сидя под колесами чужой телеги, я думала, что никогда никому из нас не выйти из этого страшного пекла. Но нам случайно удалось вырваться на свободу.
Ночью, добравшись до маленькой деревни, мы заночевали в сарае с сеном до самой крыши. А утром пришли жители деревни, которая называлась Кружки, и разместили нас, беженцев, по домам.
Но однажды, в один из летних солнечных дней и эту деревню окружили немцы и полицейские. Они приказали женщинам и детям построиться в один ряд, а мужчинам – в другой, взять лопаты для рытья канавы, где сначала будут расстреляны мужчины, а затем — женщины и дети. Мамы со мной не было. Рано утром того дня она ушла в надежде раздобыть что-либо из продуктов.
Мы стояли тихо, понимая, что нас ждет. Я держалась за руку бабушки. Дверь в сени дома, у которого мы стояли, была настежь открыта, а напротив ее открыта и другая дверь сеней, за которой расстилалось поле ржи. «Давай убежим, — тихим шепотом сказала я бабушке и показала на раскрытые двери сеней чужого дома: — Я первая, ты за мной, потом — в поле ржи…» Бабушка ничего не ответила, лишь крепче сжала мою руку в своей.
Вдруг из-за угла дома на противоположной стороне выглянула мама, вернувшаяся из деревни. Немцы и полицейские ее не видели. Опасаясь, что она подбежит к нам, я нараспев, как будто для себя, довольно громко проговорила: «Нас расстреляют» — и дважды незаметно для фашистов махнула рукой, чтобы она уходила. Но мамочка, как стрела, бросилась к нам и стала рядом с нами. Я тихо сказала: «Мама, зачем ты прибежала? Ты могла бы спастись». Она тотчас ответила: «Как бы я жила без вас, тебя и бабушки?»
И тут совершилось настоящее чудо. Вдруг на белой лошади к месту сбора людей, построенных в два ряда (мужчин и женщин с детьми), прискакал немецкий офицер. Он что-то говорил карателям. Те начали громко выкрикивать, обращаясь к нам: «Schnell, schnell nach haus!» Эти слова были понятны каждому. Но от неожиданности и страха, потеряв надежду остаться в живых, люди стояли, не двигаясь с места. И только от сильного остервенелого окрика полицейских начали медленно и молча идти к своим домам…
