Чужие города и страны всегда интересны, но приходится возвращаться домой. И тогда на знакомые с детства улицы, площади, дома и людей начинаешь смотреть по–другому. Начинаешь ценить то, что имеешь и видишь. Художник Дмитрий Маслий в разные годы подолгу жил во Франции, Португалии, Испании. Везде с ним был фотоаппарат. Потом эти снимки появлялись в интернете с авторскими комментариями.
Район бывшего Низкого рынка (здания не сохранились). Начало 60-х.
Хозяин ставит на стол чашки с кофе: «Место моего рождения — роддом на улице Володарского. Я — минчук, и все, что связано с Минском, мне интересно. В 70–е уже знал старые названия улиц. Интернета тогда не существовало, но кое–какие публикации были. В архивах не копался, тогда еще были живы коренные минчане, и я слушал их воспоминания не только о довоенном городе, даже дореволюционном. Кстати, сразу после революции в гостинице «Европа» жили руководители и начальники, как в большой коммунальной квартире, рассказывал мне родственник. В той самой настоящей гостинице...
Реконструкция Красного костела. Фото из книги В.И.Кириченко.
Где–то лет восемь назад начал понемногу выставлять в интернете свои фотографии. Заметил, что это интересно не только мне. Со временем научился пользоваться немецкими и польскими архивами. Там тоже оказалось много фотографий Минска.
У меня основной акцент — город 50–х годов и дальше, до наших дней. На то, что помню, видел, застал... Представляешь, я видел памятник Сталину, стоявший в центре, на площади. Он огромный, а я маленький...
Появились единомышленники. С ними обсуждаем снимки, делимся версиями, когда сделана фотография, выясняем точное место здания.
Киоск «Союзпечать», пл. Я.Коласа. Середина 60-х.
— Дима, как ты думаешь, почему история Минска стала так популярна в последние годы?
— Когда моей дочери было года три–четыре, а это двадцать лет назад, то решил для нее сделать нашу родословную. Опросил–перетряс родственников, собрал информацию, начертил тушью большую схему нашего родословного древа до четвертого–пятого поколения. Ведь формирование человека во многом зависит от того, что и кто у него за спиной. Уверен, если молодая женщина выбрасывает своего ребенка в мусорку, то, скорее всего, она своих бабушек не помнит и не знала...
Вот так, можно сказать, из личных побуждений я заинтересовался историей своего рода, а вместе с ним и историей города. А почему многим это интересно, думаю, с возрождением самосознания связано.
Минск. Начало 50-х.
Достаю старые фотопленки и оцифровываю. Задумываюсь: а зачем я фотографировал тогда? Не было у меня и мысли зафиксировать в памяти город, сохранить... Но некоторые кадры удивляют, на них только город, даже на заднем плане нет приятеля или подружки. Значит, что–то интересовало!
— Твое отношение к современному Минску поменялось?
— Сегодня уже слезы лить по Немиге бесполезно, так как она была обречена, городу надо было расширяться. После войны большинство архитекторов — приезжие из Москвы и Ленинграда. Они смотрели на Минск, как на объект. Вспомни, что сделали в XVIII веке с Парижем... Но потом все привыкли и полюбили Париж в новом облике. К некоторым новым зданиям у меня отношение отрицательное, а вот сожаления по музею истории Великой Отечественной войны у меня нет. Есть фотография того времени, когда его еще не построили. Такой шикарный вид с площади открывался на реку и оперный театр, что просто заглядение. Сейчас основной вопрос в том, что возникнет на этом месте.
Стадион «Динамо».
Я — любитель. По архивам не хожу, как мои товарищи. Но когда кто–то находит интересные документы и фотографии, только радуюсь.
Поливальная машина на Центральной площади. Середина 60-х.
— Если без фотографий, то каким был Минск в 60–е, во времена твоего детства и отрочества?
— Город был невероятно темным, особенно осенью и зимой. Помню, как появилось возле стадиона «Динамо» дневное освещение. Весь город ходил поглазеть на необыкновенный белый свет. Город тогда был маленьким. За Кальварией — горы, и мы ходили туда кататься на лыжах. А дальше шло кукурузное поле. Представь, что мы ездили на Волгоградскую посмотреть на первые пятиэтажки. Интересно! Помню, как в минских домах начал появляться газ. Рабочие пробивали сквозь потолки и полы дырки, тянули трубы, ставили плиты, колонки устанавливали... И телевизоры чуть позже стали появляться в квартирах. Машин тогда было мало, проспект зимой кое–как чистили, а все остальное: дворы, подворотни, тротуары, парки — все занесено. Огромные сугробы. Лето — жаркое, зима — морозная и снежная. Почти в каждом дворе — хоккейная коробка. До весны гоняли шайбу.
Летом — замечательно! В центре города, во дворах, росли трава и колючки. В той траве ящерицы бегали, кузнечики трещали... Жуков майских тогда хватало. Они летали, как бомбардировщики... Куда они делись — не понимаю!
Детская горка в парке им. Горького.
После заката на город опускался мрак. Света мало, а в домах лампочки слабые–слабые. Расстояние между фонарями даже на проспекте — приличное. Витрины магазинов тогда не светились. Верхний город да и Троицкое выглядели полуразрушенными. Дома стояли с выбитыми стеклами. Даже Немига, после того как жителей выселили, еще долго стояла заброшенной, а потом она стала пустырем.
— Что ты можешь сказать о горожанах тех лет?
— В центре города мужчины ходили в головных уборах. Рабочий класс — в кепках, а интеллигенция — в шляпах, дети — в тюбетейках. Дамы — в шляпах и даже перчатках. Как–то понадобился мне замок в брюки. Мама дала выпороть молнию из своего старого платья. Глянул — а в нем замок американский. Мама рассказала, что платье прислано из Америки как гуманитарная помощь... Я читал воспоминания женщины, работавшей на заводе. Так вот, она пишет, что в центре жили другие люди — красивые и нарядные, с которыми даже познакомиться было непросто. Помню возле почтамта точку, где продавали газировку. Подходит бабушка в шляпке и просит стаканчик сельтерской. Продавец наливает. Думаю, что сегодня редкие минчане знают, что такое сельтерская. Отец у меня был военным, иногда ходили в ресторан «Заря». Там портьеры повсюду плюшевые, а официантки в белых накрахмаленных кокошниках...
Дм. Маслий с дочерью на ул. Островского. 1985 г.
В 70–е из Минска начали уезжать евреи, а это тоже часть культуры города. Как правило, интеллигенция, люди, хорошо одетые. Еще помню, как во дворах звучал идиш... А потом начался резкий рост населения, преимущественно за счет притока деревенских жителей. Произошло растворение коренного населения, все перемешалось. Но, согласись, это все объективно, аналогично росли города Германии, Франции и Англии...
— Дима, у тебя есть ощущение, что Минск — провинциальный?
— Я в детстве много раз ездил в Ленинград и Москву, но когда возвращался, то все было нормально. В те времена культурная жизнь в Минске была довольно интенсивной. Да и теперь, прилетая из дальних стран, радуюсь встрече с городом. Нет, для меня Минск столичный европейский город.
***
Иногда я надолго зависаю в интернете, пересматривая альбомы с фотографиями, которые выкладывает Дмитрий Маслий. Снимки останавливают, выхватывают мгновение, но время продолжает течь, изменяя город. Иногда до неузнаваемости.
ladzimir@tut.by
Советская Белоруссия № 32 (24662). Четверг, 19 февраля 2015
