А ведь в школьном возрасте проблем туча. И не обо всем с родителями можно поговорить. 80 процентов тинейджеров недовольны своей внешностью, у каждого второго — несчастная любовь, 35 случаев ранней беременности на тысячу девочек. Только в Минске в прошлом году подростками совершено 606 преступлений, в том числе 3 убийства, 3 изнасилования и 5 нападений с тяжкими телесными повреждениями. При этом 153 несовершеннолетних были в алкогольном опьянении. Прибавить сюда 3 суицида и 85 суицидальных попыток среди школьников. И совершенно бессмысленной покажется борьба учителей–предметников за «часы», когда бороться нужно за души детей. «Психологической службе уже 20 лет, а качества работы нет, результатов не видно», — заострил внимание на последней итоговой коллегии Министерства образования министр Александр Радьков.
Проблемы роста
Накануне Радоницы в Минске повесился девятиклассник. Это была у него уже третья попытка. «Хороший был парень, — говорит директор школы. — Трудяга, способный... Не пил, не курил. Посмотрите, какое на фотографиях лицо чистое и светлое!» И соседи соглашаются: такой жизнелюб!.. Недавно в Московском районе Минска с 12–го этажа сбросилась шестиклассница. Конец зимы. Середина недели. Обычный рабочий день. Что ее толкнуло на этот шаг? Прокуратурой Московского района установлено: семья благополучная, училась девочка хорошо. Впрочем, в найденных записках она жаловалась, что ее никто не понимает. Родители в своем горе винят школу, мол, одноклассники обзывали, а учителя не предпринимали никаких мер. В школе за ней ничего странного не замечали. Замкнутая, молчаливая, она всегда держалась в сторонке... Почему же ни на одного подростка, ни на другого никто не обратил внимания?
Возможно, один психолог на всю школу — этого мало? Особенно если он меняется каждые два года (а с зарплатой 400 тысяч рублей энтузиазма работать 40 часов каждую неделю хватает ненадолго). Психолог не имеет доплат и льгот учителей, поэтому и уходит — в стройфирмы, торговлю, частные развивающие детские центры.
— К нам обращаются родители школьников из–за проблем с обучением, плохого отношения учителей, некоторые меняют по нескольку школ из–за конфликтности ребенка, т.е. налицо вопросы, которые, по сути, мог бы решить школьный психолог, — замечает заведующая психотерапевтическим отделением Минского клинического детского психоневрологического диспансера Елена Навицкая. — Но ему либо не доверяют, либо говорят нам: был хороший психолог в школе, вел нашу дочку, адаптировал ее, но ушел. Если специалист инициативный, энтузиаст — он, увы, надолго не задерживается...
Неклассический подход
Тем более психолог не задержится, если его используют не по назначению. «Затыкают» им дыры в расписании. Отправляют с социальным педагогом в рейды по неблагополучным семьям. Просят разобраться с прогульщиком. Психолог работает по прецеденту. Не целенаправленно и систематически, а как пожарная команда — «по вызову», «по заказу». Хотя его задача — работать «по запросу», не решать проблемы, а предупреждать их. На практике начало психологической консультации в школе выглядит примерно так. Распахивается дверь. Возмущенный педагог волочит за руку упирающегося ученика: «Вот, пожалуйста, делайте с ним что хотите!»
— Может, в этой ситуации помогать нужно прежде всего учителю? У него эмоциональный срыв, а ему еще уроки вести, — говорит заведующая кафедрой возрастной и педагогической психологии БГПУ им. Танка Ольга Белановская. — По большому счету, основное место в работе психолога должна занять консультация не только детей, но и учителей. Потому что во многом как раз отношение педагога к ребенку формирует либо его признание, либо отчужденность.
Молодому специалисту только с университетской скамьи очень сложно завоевать признание. Учителя со стажем справедливо считают, что нужно сперва побывать в их шкуре, чтобы потом анализировать и советовать. Некоторые родители запрещают своим детям общаться с психологом, опасаясь, что их семейные проблемы станут достоянием всей школы. Хотя психолог несет юридическую ответственность за неразглашение личной информации.
— Ошибка молодых в том, что они не могут показать результативность своей работы, — считает психолог минской гимназии № 15 Елена Гусева. — Как было «до» и что изменилось «после». Складывается впечатление, что психолог ничего не делает. Хотя у него будет болеть голова от консультаций, диагностик, графиков...
Почему так? Потому что и без психолога можно себя протестировать в интернете на любые склонности и способности. И от коррекционных занятий от случая к случаю тоже ни вреда, ни пользы. На индивидуальные же консультации зачастую просто нет времени.
— Я однажды пять часов приводила в чувство школьника из–за неразделенной любви, — вспоминает Елена Гусева. — Он зашел: руки дрожат, не знает, что делать, зачем жить. Вышли мы, когда в школе уже никого не было. Смысл жизни был найден. Но, наверное, это не тот результат работы, который можно было бы показать. Хотя для меня это — показатель. У меня кабинет никогда не пустует. Перемены забиты! А поначалу ведь ходила по классам и объясняла, кто я и зачем...
— Психологи могли бы давать нам рекомендации, как вести работу с трудными подростками, — считает заместитель начальника управления охраны правопорядка и профилактики ГУВД Мингорисполкома Игорь Пашков. — Как с ними общаться, чем воздействовать — кнутом или пряником, кто замкнут, кто агрессивен? Ведь психологи знают этих детей с первого класса. А мы сталкиваемся уже с семи–, восьмиклассниками, когда их психологические проблемы выходят за стены школы. Возьмем суициды. К ним склонны те, кто как раз ничем не выделяется из общей массы. Это обучаемые, благополучные дети. В основном ребенок таким поступком хочет привлечь к себе внимание, что–то доказать, кого–то испугать. Многим попросту не хватает родительского тепла. У кого–то в школьном коллективе не сложились взаимоотношения. Это должны классные руководители выявлять и говорить психологу.
— Проблема и в том, что далеко не все психологи в школе — на самом деле хорошие специалисты, — замечает заместитель начальника управления социальной и воспитательной работы Министерства образования Юрий Емельяненко. — Многие получали образование заочно или на курсах переподготовки. Только два года назад был принят закон об оказании психологической помощи, где четко оговариваются функции, требования, квалификация, должностные инструкции.
Учитель жизни
Благо уже есть из кого выбирать. За 12 лет выпущено несколько тысяч психологов с базовым образованием.
— Конечно, нужно было время, чтобы наработать опыт подготовки, — подчеркивает Ольга Белановская. — Сперва все мы умели хорошо диагностировать, потом начали учиться корректировать и консультировать. Если раньше готовили теоретиков, то сейчас хороших практиков. Директора школ даже и не знают, что наши психологи умеют. Скажем, с 3–го курса у студента–психолога начинается психологическое консультирование. Психотерапия семьи, психология детского коллектива, индивидуальная и групповая терапия, спецкурсы по суицидологии. Кроме того, арт–терапия, сказкотерапия, гештальттерапия и т.д.
— Дело скорее в том, как школа использует психологов, — уверен председатель правления Белорусского общества психологов профессор Яков Коломинский. — Можно взять микроскоп и забивать им гвозди. Нужно иметь обратную связь с системой подготовки специалистов, чтобы директор знал, что он может получить от психолога. Хотя, на мой взгляд, у нас неправильная система подчинения школьных психологов. Нет никакой системы проверки их работы. Например, в США психолог в школе подчиняется более квалифицированному психологу округа, а не директору. Так же, как врач в школе подчиняется поликлинике. А у нас даже в районном отделе образования нет психолога, который мог бы курировать психологическую работу в школе. Не выстроена иерархия.
К чему готовит школа? К получению профессии, к вступительным экзаменам. Тому, что нужно знать, а не как надо жить. Подробно изучают анатомию, но как можно научить молодого человека быть человеком, разделять, что в жизни главное, а что второстепенное, как строить семейные отношения, что приводит к конфликтам, разводам, пьянству, самоубийству?.. Это практическая психология. Действительно достойная того, чтобы вернуться в программу. До конца 1950–х ведь психология была школьным предметом...
— Ее то введут, то уберут, — сетует Ольга Белановская. — С точки зрения обывателя, психология — наука второстепенная. Поэтому и психолог — на задних ролях. Это специалист с неясными для дирекции функциями.
С другой стороны, психолог тоже должен заслужить доверие. В первую очередь, наверное, у директора школы, которого делом нужно убедить, что важны факультативы не только по экзаменационным предметам. И что должен быть кто–то, кто еще на школьной скамье подскажет каждому, где искать смысл жизни и как выстроить собственную судьбу.
Справка «СБ»
В системе образования работает около 5.000 психологов, из них 2.200 — в средних школах.
