«Самая востребованная профессия современности — эмигрант», — говорит мой приятель Луис Кастанеда со знанием дела: кубинец, он много лет живет в Майами. А еще он постоянно печалится о том, что практически весь его пленочный фотоархив (а он знаменитый фотограф) остался на родине, которую он, почти семидесятилетний, уже не надеется увидеть. Грустит? Конечно. Но у него принципиальные разногласия с братьями Кастро, поэтому он одиночкой живет в Майами, говорит, что терпеть не может и этот город, и приютившую его страну, но менять в своей жизни уже ничего не будет: поздно. Луису я сочувствую, но насчет профессиональных эмигрантов не соглашаюсь.На мой взгляд, эмиграция в своем классическом виде — со сменой гражданства и невозможностью вернуться на родину — дело пусть и недалекого, но прошлого. Сейчас востребована совсем другая форма, когда люди считают себя не эмигрантами, а экспатами — теми, кто живет за пределами исторической родины. Гражданство обычно не меняют, а просто живут там, где интереснее и легче заработать. Практически все мои пекинские друзья — именно экспаты. На вопрос «Вы здесь надолго?» никто не отвечает: «Навсегда». Говорят: «Пока не знаем» или «Как с бизнесом дела пойдут», и живут десятилетиями, покупают дома, машины и квартиры, учат детей в иностранных школах, но при этом даже не пытаются влиться в местную среду (хотя языком владеют многие) или почувствовать себя частью страны, в которой живут.
Случается, все же уезжают. Может быть, устают от состояния временности. Одни знакомые уехали в Новую Зеландию — и стали–таки профессиональными эмигрантами, правда, не по идеологическим, а экономическим причинам: жить там, говорят, лучше. Но это только если у тебя есть хорошая (то есть высокооплачиваемая) работа. Потому как если работы нет, то и источников существования тоже нет, а в этом случае никакие красоты нетронутой природы тебя не вдохновляют.
Другая пара вернулась домой в Москву — главу семейства, талантливого программиста и организатора, взяли на работу в «Майкрософт»: зарплата высокая, условия жизни прекрасные, к тому же родной город. До этого они прожили десять лет в Венгрии и почти четыре в Китае. Вот только что проводили домой в Киев еще одну семейную пару, покинувшую Пекин, где родилась их младшая дочка, после 18 лет проживания. Говорят, условия для ведения бизнеса ухудшаются, зарабатывать, как раньше, уже невозможно, а жизнь на съемной квартире, когда в Киеве пустует собственный дом (построенный на заработанные именно в Китае деньги), стала не только утомлять, но и раздражать. Так что в основе жизни экспатов — все–таки деньги. И рыба ищет, где глубже, и человек, где лучше. Обычная история.
Русскоязычные китайские экспаты, как мне кажется, отличаются от тех, кто живет в Лондоне или, например, Чехии (по моим ощущениям, там селятся бывшие чиновники и олигархи средней руки, которым на Лондон не хватило). На улицах Карловых Вар тебя легко (и отборно по–русски) обхамят на парковке, в Пекине же такое просто немыслимо. Я все думала: почему? И, как мне кажется, нашла ответ.
Большинство пекинских русскоязычных экспатов (мы здесь не берем в расчет сотрудников посольств и прочих государственных учреждений) из разряда людей самих себя сделавших. Они приехали из городов российского Дальнего Востока, имея в качестве стартового капитала желание заработать и (часто, но не всегда) знание китайского языка.
Многие начинали бизнес в чужой стране с нуля, и все, что у них есть сегодня, они заработали сами. Как, кстати, и многие нынешние китайские миллионеры, поднявшиеся на волне реформ и экономической свободы. Лет 18 назад, когда большинство из русскоязычных начинали свой бизнес в Китае, рынок был почти пуст, и на одном чартерном рейсе, который перевозил челноков с закупленным товаром из Тянцзиня в Киев, можно было заработать по–настоящему много. Теперь ситуация, конечно, изменилась, но отношения между людьми сохранились. В Чехии же, например, много людей из той категории, что описывает Александр Терехов в своей книге «Немцы»: быстрее набрать и убежать, а потом ездить в «Мерседесе» к минеральным источникам, презирая ограничения движения и стоящих в очереди за целебной водой соотечественников.
Принцип экстерриториальности, как говорит другой знакомый россиянин, обосновавшийся в чешской деревне (не в Праге и даже не в Карловых Варах), — большое преимущество. Он дает ощущение свободы и возможности жить, как хочется. И даже если это только иллюзия, многим она по вкусу.
