О маэстро Анисимове писать просто. В информационном пространстве столицы фамилия главного дирижера симфонического оркестра Большого театра оперы и балета занимает, конечно, видное место. Но дело, смею утверждать, все-таки не в должности. Маэстро умеет красиво напоминать о себе широкой публике не только премьерами в опере, но и устраивая концерты: "Симфония весны", "Зимние грезы", "Симфония любви", грандиозные гала-выступления. Публике импонирует в этих проектах все: исполнение популярной классической музыки, благородная - питерская - манера дирижирования (когда А.Анисимов работает в оркестровой яме оперы, этого в полной мере не оценишь); в конце концов, романтическая шевелюра господина Анисимова. Что ж, публика имеет право требовать, чтобы ей "делали красиво" на сцене по всем статьям.О маэстро Анисимове писать трудно. Наш широкий зритель - это довольно узкая прослойка общества. Мы не имеем вековых традиций почитания оперы как целого института музыки (что само собой разумеется, например, в городах Москва, Берлин, Париж и Петербург). Мы не обременены высоким почитанием профессии дирижера - аристократизм на нашей почве вообще почему-то не живет. Даже журналисты, рецензируя спектакли, забывают иногда упомянуть имя дирижера. (А был конфуз: даже имя композитора из балета исчезло...) И потом чисто местная черта: недоверие к большим успехам своих соотечественников за рубежом - эдакая маленькая месть провинциалов.
О маэстро Анисимове писать интересно и нужно. Он, конечно, не единственный музыкант из Минска, кто концертирует по миру, но, пожалуй, единственный дирижер, чьи контракты соответствуют западным стандартам. И работает господин Анисимов на больших прославленных сценах Парижа, Сан-Франциско, Берлина, Буэнос-Айреса, Дублина и т.д., а не в клубах и церквах, как порой приходится многим талантам из СНГ. Если говорить шаблонно: он - музыкант из мировой обоймы. Но при этом - главный дирижер нашего Большого. Это очень важный акцент. Потому что гордиться и любить звезду, которая десятилетиями не показывается дома, как, например, примадонна Мария Гулегина, утомительно и бесперспективно. К счастью, маэстро Анисимов в Минске - не гастролер. И благодаря этому тоже мы, несмотря ни на что, можем чувствовать себя довольно пристойно - в смысле не на задворках музыкальной жизни Европы. Патриотизм, знаете ли, - это не литавры, а просто хлеб насущный: забота о родном доме и своем деле.
- А ведь это правда, Александр Михайлович, у нас по многим позициям заниженная внутренняя самооценка людей и событий. Критиковали годами оркестр театра, да и вас, пока не продирижировали концертом Монтсеррат Кабалье в Москве, не очень чествовали дома.
- Выступление с госпожой Кабалье - один из пиков моей художественной карьеры. Один, но не единственный. Ведь до этого концерта я 15 лет проработал в театре, гастролировал по Союзу, по СНГ, за рубежом - Монтсеррат Кабалье узнала меня именно по гастролям.
- Но стоило один раз показаться вам с ней по первому каналу Москвы, чтобы люди начали узнавать вас в метро, а чиновники первыми открывать перед вами двери.
- Меня это нисколько не обижало тогда. Я знал себе цену. И мои зарубежные агенты знали ее. Но мне недостаточно славы на Западе или славы дирижера, выступавшего с Кабалье. Я хочу славы главного дирижера симфонического оркестра Большого театра оперы и балета Беларуси. Добиться этого непросто. К сожалению, в театре все еще бытует укоренившаяся традиция, идущая со времен главного дирижера Вощака: рассматривать оркестр в театре как "музыкальную часть". Знаете, когда-то давно в кинотеатрах играли оркестры перед сеансами. Ну и к нам примерно такое же отношение было... Кто-то подогревал его специально, но что-то в критике звучало и объективное. Мы не всегда, мягко говоря, показывали мировой уровень. Что поделаешь, наши музыканты заканчивали не Берлинскую консерваторию и не Джульярдинскую школу Нью-Йорка. У оркестра к тому же было мало гастролей за рубежом: а слышать других, чтобы сравнивать, музыканту необходимо как воздух... Перелом, скачок произошел, когда оркестр стал выезжать за границу в начале 90-х. Люди подышали другой атмосферой, стали немного больше зарабатывать, появилось чувство собственного достоинства. Даже на работу приходили лучше одетыми. Я всегда говорю оркестрантам, что хотел бы в них видеть сливки музыкального общества города, а не забулдыг-халтурщиков. Ведь было, было: "заложим" после спектакля, "заложим" после репетиции... Почему бы и не пообщаться за рюмкой, впрочем? Но держите уровень! Я хочу, господа оркестранты, чтобы вас узнавали на улице по осанке, по одежде, по прическе. По городу идет интеллигент - музыкант оперы! Мое кредо: оркестр - блестящий собеседник дирижера. Но "добрым дядюшкой" им я быть не могу, у меня есть еще постоянный контракт в Дублине, есть обязательства по отношению к самому себе. Говорят, стал сухим, неулыбчивым? Нет, потребовал большей концентрации внимания. Серьезно и твердо.
- Это для нас пока так непривычно: главный дирижер, работающий по всему миру. Мы, по традиции, патриархально: где родился, там и пригодился. В крайнем случае: приехал и "посвятил всю жизнь без остатка"...
- Да я и посвящаю себя, если угодно, нашему оркестру, но имею контракты и гастроли по всему миру. 5 лет был главным приглашенным дирижером в Мариинском театре Петербурга у маэстро Гергиева. Сейчас у меня контракт в Дублине с Национальным симфоническим оркестром. Но основная работа - прошу заметить - в Минске. Все остальное - совмещение. Весь Запад так живет: все меняются, перетекают из труппы в труппу. Там нет зацикленности, "достоевщины" в каком-то смысле - ах, мне не дали партию Радамеса, что мне делать теперь со своей жизнью?! Напротив, с улыбкой: спасибо, что прослушали. И идут наниматься в другое место. У нас работа артиста - вроде высокого служения. Русский в театре - это игра "как в последний раз". Для европейца работа - всего лишь часть его жизни. Ценятся профессионализм, самоконтроль, здоровье - ведь на этом данном выступлении жизнь не заканчивается. Интересные западные люди... Они многое себе позволяют ради удовольствия. Учат (за деньги) русский язык, который не нужен им ни по какому делу. Первая валторнистка симфонического оркестра Ирландии (и хорошая валторнистка!) работает еще и массажисткой. Гениальный флейтист держит магазин. Масса музыкантов в оркестре - компьютерщики. Зато психологически эти люди всегда "над" в любой ситуации. У них это, похоже, в крови - рассчитывать энергию и не драматизировать неудачи.
- И что, наше знаменитое вдохновение на Западе теперь упало в цене?
- Похоже, что так. Сейчас Запад наводнен первоклассными американскими, японскими, китайскими дирижерами и музыкантами. Когда я первый раз много лет назад в Генуе встретился с западным театром, я понял, что при всем нашем таланте мы находимся почти в каменном веке. Нет культуры оркестровой игры, нет настоящего дизайна на сцене - это при том, что, к примеру, наш Большой театр оперы и балета, по традиции, - театр больших художников: Лысика, Левенталя, Гейдебрехта. Но технологии безнадежно отстали!..
- Это чувство не стало барьером, когда вы приступили к работе на Западе? Ведь любой незнакомый дирижер, выходя к оркестру, участвует с ним в молниеносной схватке "кто кого". И исход решается, говорят, в первые же минуты. Оркестранты не прощают ни робости, ни неуверенности, но и, само собой, зазнайства тоже.
- Когда я выхожу к незнакомому оркестру, я испытываю радость: сейчас поработаем! Это сразу передается людям. Я теперь люблю репетиции, может, больше, чем сами концерты и спектакли. Надо уметь лепить, творить ежедневно без понукания, а не ждать сцены: "Вот как выйду, а там как вдохновлюсь..." Оркестры ценят профессионалов и не любят разговорчивых дирижеров. Все - русские, зарубежные. Не одобряют болтунов. Правда, любят провоцировать: "Маэстро, расскажите нам о содержании..." Перед выступлением в парижской опере "Бастилия" меня предупреждали, что у французов очень непростой характер - чуть ли не раз в сезон обязательно бывают скандалы и оркестры отказываются играть с дирижерами. Такая ситуация произошла, например, с великим Геннадием Рождественским (и это проникло в печать). На репетиции началась полемика на эмоциональной волне - оркестр встал и ушел... Рождественский оскорбился и отменил концерты, уехал из Парижа... "Так что, маэстро, не принимайте близко к сердцу или лично на свой счет - это у нас своего рода традиция". Первые пару дней перед репетициями я еще думал об этом, а потом забыл - не до того, слишком жесткий график жизни. Я работаю без заигрывания и ухищрений, нахожу с людьми модус общения, который гасит агрессивность. Однажды только не сработало - с симфоническим оркестром Московской филармонии. Собирались ехать на гастроли в Японию. Хорошая поездка, нормальный оркестр, да и я не последний дирижер. Выхожу - физически ощущаю волну недоброжелательности. Что-то мешает... Потом понял: сразу после пресс-конференции и концерта с Монтсеррат Кабалье московская пресса исходила по моему поводу желчью. Кто такой Анисимов? С какой стати его пригласили? Неужели еще кому-то неизвестно, что все великие дирижеры работают только в Москве? Накаленная атмосфера сохранялась некоторое время, и я-то как раз угодил в нее с репетициями в Московской филармонии.
- Обидно? Или: "Поэт, не дорожи любовию народной..."? Говорят, что записку с этим пушкинским стихотворением Галина Вишневская положила в футляр виолончели своему мужу, Мстиславу Ростроповичу. Предостережение от незаслуженных обид...
- Я - дорожу. Любовь публики - это, конечно, для меня не наркотик. Но и не безделица, ведь я отдаю музыке очень много сил...
- В нашем театре вы тоже пережили период разочарования... Прежде чем полюбить его на всю жизнь, не так ли?
- Иронизируете?.. Я приехал в Минск из Ленинграда. Сначала на фестиваль творческой молодежи. Хорошо продирижировал "Дон Жуаном" Моцарта - знатоки, рассказывали мне, спектакль помнят до сих пор. А я был восхищен вашим солидным театром. После МАЛИГОГА (Малый оперный театр имени Мусоргского) - тесненького, аристократичного, бывшей французской комедии - у меня дух захватило при виде такого монументального здания. Через год дирекция пригласила меня работать главным дирижером. И руководитель отдела культуры ЦК партии Иван Иванович Антонович "организовал" выделение 4-комнатной квартиры в лучшем районе Минска. В моем приглашении из Питера крылась интрига. С поста главного дирижера был только что скандально снят Ярослав Антонович Вощак - ситуация необычная и неприятная. Надо было срочно устанавливать баланс и доказывать бывшему маэстро, что он не один в театре великий. Таков был сценарий отдела культуры, и меня бросили на амбразуру - мол, петушистость, молодость... Я попал в сложную обстановку: раненый лев Вощак, тигрица Коломийцева, да еще леопард Машецкий - в театре, как в настоящей консерватории, были три "кафедры" дирижеров, и каждый из них сам по себе со своей "свитой". Понятно, что такие малоуправляемые сильные личности досаждали ЦК... Но я повел себя абсолютно по-другому. Я понял, что доказывать свою "главность" можно только за пультом. Я попытался с уважением относиться к тому, что делают коллеги, - а они этого были достойны. Но с другой стороны, постоянно лавируя между трех китов, я не имел достаточно своих премьер. За 5 лет - 6 очень неравноценных постановок. Пожалуй, оперу "Иван Сусанин" и балет "Щелкунчик" можно занести себе в зачет. И вс„. Словом, вскоре я покинул театр. Причина главная: мне не разрешили поставить "Огненного ангела" Прокофьева. Партбюро театра не рекомендовало, так как Прокофьев сделал "политическую ошибку", поместив героев оперы в немецкий город Нюрнберг (либретто В.Вересаева). В министерство из театра шли письма: Анисимов сошел с ума, опера написана молодым Прокофьевым в Париже, да он еще и режиссера хочет пригласить со стороны - скандально известного Пасынкова, уличенного в "порочащих связях". В общем, всякая ахинея. Интрига серьезная, ворошить не хочется. Владимир Петрович Рылатко, первый зам. министра культуры, жалеет, что не разрешил тогда постановку Прокофьева в театре. Это была ошибка. Но и я много раз ошибался... К тому же пресс на него со всех сторон был до того велик... И я уехал в Пермь. Во-первых, чувствовал, что там не надо будет разгребать 3 "кафедры", а во-вторых, что смогу осуществить свою мечту - постановку оперы "Огненный ангел".
- Я читала в то время о ее премьере в "Известиях" - это было больше, чем похвала. Признание!
- За 4 с половиной года в Перми я сделал 15 новых постановок и получил звание заслуженного деятеля культуры России. Обратно в Минск меня провожала почти что вся труппа. Так что я вернулся со званием и опытом: большой выдержке научился у режиссера Пасынкова, мастера держать удары и наносить их самому. Да и в белорусском театре произошли сдвиги... Единственное, что не изменилось до сих пор, - театр как был, так и остался очень шумным.
- Это был конец 80-х - начало 90-х. Сложное время... Театр и оркестр вместе с ним день ото дня теряли акции у зрителя - результат разброда внутри труппы. Да и в обществе пошли "процессы"...
- Тем не менее именно тогда была поставлена "Дикая охота короля Стаха" Солтана. Я влюбился в музыку, как только услышал первые такты. Успех у оперы был феноменальный. У входа в театр дежурила конная милиция - публика брала контролеров штурмом. Постановка удостоена Государственной премии республики. Потом была "Маддалена" Прокофьева, никогда ранее не ставившаяся в СССР. Я все время говорил в газетах и на БТ: театр начинается со звуков оркестра. Может, кому-то казалось - в прессе засилье Анисимова? Но серьезная проблема остается до сих пор: оркестр - не обслуживающая структура, а главное звено театра под названием Национальный академический Большой театр оперы и балета Республики Беларусь. Разделять всех - в корне неправильно.
- Чувствуется по всему, вы - оптимист и своего добьетесь: придет время и наш оркестр прославится на пол-Европы.
- В принципе, возможности человека безграничны, и в течение жизни он раскрывает их, как правило, только на 10 процентов. Я лично собираюсь увеличить эту цифру в несколько раз.
