Коронная партия Олега Чудакова

На нашей планете челюстно–лицевых хирургов подобного уровня — тех, кто в критической ситуации способен “разобрать” голову человека, будто конструктор, и восстановить нарушенные тончайшие связи — всего 26. Один из них — Олег Чудаков...

“Знакомая штучка, — с улыбкой кивает на мой диктофон профессор кафедры челюстно–лицевой хирургии Белорусского государственного медицинского университета, доктор медицинских наук, заслуженный деятель науки Беларуси Олег Чудаков. — Смотрю на своих студентов во время лекций и удивляюсь: за многих конспект ведут диктофоны, большинство только слушает, открыв рот. Я им: вы лучше пишите, на меня не смотрите, я ведь не Филипп Киркоров! А кто–то с задней парты мне в ответ: “Более интересный!” Что правда, то правда. После разговора с Олегом Порфирьевичем я не обольщаюсь: чтобы хотя бы в общих чертах разобраться в хитросплетениях его судьбы, мало и 50, и 100, и 200 вопросов. Подчеркну только главное: на нашей планете челюстно–лицевых хирургов подобного уровня — тех, кто в критической ситуации способен “разобрать” голову человека, будто конструктор, и восстановить нарушенные тончайшие связи — всего 26. Один из них — Олег Чудаков, который с 1964 года оперирует как минимум четырежды в неделю. Стены его кабинета увешаны всевозможными дипломами, грамотами, сертификатами и благодарностями. Но на первый традиционный вопрос, как бы вы представили себя читателям, профессор, не задумываясь, отвечает лаконично:

 

— Челюстно–лицевой хирург. Ученый. Но самое мое высокое звание — это врач. Уверен, все остальное только прилагается.

 

2. О чем больше всего мечтали в детстве?

 

— Чтобы побыстрее закончилась война и приемные родители вернулись с фронта.

 

3. У вас столько регалий и наград. Считаете себя баловнем судьбы?

 

— Многие почему–то думают, что я купался в счастье. А я, оглядываясь назад, всегда думаю, что никому не пожелал бы такого детства. Судьба моей родной семьи сложилась драматически, — по лицу Олега Порфирьевича пробегает тень. — Отца репрессировали, мама от него отказалась, и чтобы спасти меня от клейма “сына врага народа”, времена ведь были жестокие, бабушка увезла меня из Белоруссии. Чудаков — фамилия, данная добрыми людьми. Мамой я звал бабушку... Сюда я вернулся лишь в 1980 году. В Мисхоре повстречался с Петром Мироновичем Машеровым. Он сказал тогда: хватит работать на Россию, надо работать на свой народ! И вот уже 28–й год я живу у себя на родине.

 

4. В каких человеческих слабостях вы не можете себе отказать?

 

— Не знаю, слабость ли это, но я люблю общаться с детьми, молодежью и стариками, причем в одной компании. Детская непосредственность, целеустремленность и оригинальный взгляд на мир молодых и громаднейший опыт старшего поколения — это сочетание очень многому учит.

 

5. Чьим мнением дорожите больше всего в своей работе?

 

— Дорожил мнением моих дорогих и незабвенных учителей. Мне посчастливилось встретиться и долго общаться с династией Париных. Глава династии Василий Николаевич был знаменитым хирургом. Сын Василий Васильевич — известным физиологом, занимавшимся изучением кровообращения в условиях невесомости, он руководил Институтом космонавтики, отправлял в полет Юрия Гагарина и Валентину Терешкову. А его брат Борис Васильевич Парин стал моим первым учителем в хирургии. Уходя из жизни, он передал меня Михаилу Владимировичу Мухину, ученику своего отца, начальнику кафедры военной челюстно–лицевой хирургии Военно–медицинской академии в Ленинграде. А выпестовал меня до доктора наук профессор Борис Дементьевич Кабаков. Поэтому я считаю петербургскую Военно–медицинскую академию своим домом, там я защитил обе диссертации. И всю жизнь горжусь, что принадлежу к петербургской академической хирургической школе.

 

6. Некоторые считают Петербург холодным городом–музеем. Вы согласны?

 

— Никогда бы не сказал. Я прожил в Ленинграде 8 лет, и у меня такое ощущение, что с 1964 года я его не покидал. При первой же оказии еду туда. Там места, перед которыми я преклоняюсь, — Богословское кладбище, где похоронены мои учителя, Северное кладбище, где упокоились и мои учителя, и мои родные дедушка с бабушкой. Возможно, я остался бы навсегда в Петербурге, если бы ЦК КПСС не принял решение организовать в Западной Сибири Тюменский медицинский институт. Пришла разнарядка — от Военно–медицинской академии нужно было делегировать 5 человек. И вот сижу я, молодой доцент, на научном совете. Впереди — вся когорта великих ученых во главе с профессором Мухиным. И вдруг Михаил Владимирович кладет себе на плечо маленькую книжечку и говорит: “Олег Порфирьевич, это для вас!” Я посмотрел на обложку — “Путешествие княгини Зинаиды Волконской из Петербурга в Сибирь”. Только и спросил тогда: “Когда ехать?” И вместо трех лет, на которые нас отправляли, пробыл в Тюмени 12 лет.

 

7. Над предложением Машерова долго раздумывали?

 

— У меня было два предложения: от Петра Мироновича и из Москвы, заведовать кафедрой челюстно–лицевой хирургии. Супруга сразу сказала: “В Москву с тобой не поеду!” — “А в Белоруссию?” — “Поеду!” Так что фактически она и определила мой выбор. Но я никогда об этом не жалел. Я вообще легок на подъем. Не раз приходил домой и говорил жене: “Томочка, я через 4 часа улетаю за границу”. Бывало, меня по полгода не было. А знаете, какие уникальные эксперименты мы проводили в батискафе в акваториях Черного моря и Индийского океана? Я был руководителем группы, которая исследовала возможность создания тканевого банка в подводных условиях на случай ЧП. К великому сожалению, эта глубоко засекреченная работа была положена в тайники. А американцы потом нами открытый биологический закон начали применять в онкологии.

 

8. Интеллигентность. Что это такое в вашем понимании?

 

— Высокий эталон нравственной чистоты.

 

9. Всегда ли вы говорите все, что думаете?

 

— Конечно, нет. Я же врач, тем более — хирург.

 

10. Оказало ли влияние на ваш характер созвездие, под которым вы родились?

 

— Я родился 23 октября — на стыке двух знаков. По григорианскому календарю выходит, что я еще Весы, а по тайскому — это я узнал, когда работал в Непале, — самый настоящий Скорпион. Поэтому считаю себя взвешенным Скорпионом. Кусаюсь, но только когда прижали к стенке. Тогда жалю — сразу и наповал.

 

11. Астрологи называют Скорпиона одним из самых творческих знаков...

 

— А я ведь пришел в медицину из искусства, причем, на мой взгляд, самого возвышенного служения Мельпомене: по первому образованию я — солист балета. А по другому диплому — не удивляйтесь, фельдшер–акушерка. Хотя экзамены я сдал хорошо, меня зачислять не хотели, говорили: “Впервые видим дурака, у которого такое блестящее будущее в балете и который хочет учиться на акушерку!” Дела мои действительно складывались наилучшим образом: я получал Ленинскую стипендию, самую высокую в Советском Союзе — целых 80 рублей. (Для сравнения: ставка начинающего врача после университета была 72 рубля.) Плюс в месяц у меня было 4 спектакля. Я для студента был почти “богачом”. Недаром меня сокурсники звали “касса взаимопомощи”. Потом, когда после медучилища я пошел продолжать образование в университет и времени заниматься по 6 часов у станка не стало, начал подрабатывать по второму диплому — дежурной акушеркой в родильном доме. С тех пор балет я предпочитаю любить на расстоянии.

 

12. А белорусский балет?

 

— На мой взгляд, белорусская опера сильнее...

 

13. Вы считаете большой балериной Анастасию Волочкову?

 

— Я вначале ей сочувствовал. Но потом, присмотревшись, понял, что это как раз то, что заставило меня в свое время отойти от балета. Не спорю, она балерина техничная, спортивная, что, однако, застилает обаяние, пластику в танце. Ну и потом, ее характер, амбиции, популизм... Меня педагог в хореографическом училище наставляла: “Запомни: если тебя хвалят, чтобы не возгордиться, всегда отвечай, что ты невежда!” Я ее совет запомнил на всю жизнь. Это помогает расти дальше, не почивать на лаврах, рассматривать каждый успех как ступеньку для движения вперед. Например, я никогда не афишировал, что в 2004 году стал нобелевским лауреатом. Наравне с Нобелевской премией это одна из самых престижных наград, только вручают ее не в Швеции, а в Америке. Я стал первым челюстно–лицевым хирургом, кто удостоился этого звания.

 

14. От чего устаете больше всего?

 

— От болтовни и лжи.

 

15. Кого вы предпочитаете держать в доме — кошку или собаку?

 

— Собаку, это воистину друг человека. Помню февраль 1975 года. В Ленинграде страшнейший мороз. Союзным ВАКом введены новые правила защиты, я первый защищаюсь по ним. В зале собрался весь научный бомонд города. Защита длится 4,5 часа. И когда мне единогласно присуждают ученую степень доктора медицинских наук, в знак признательности, что я его не подвел, мой учитель Борис Дементьевич Кабаков, прилетевший специально из Парижа, протягивает такую небольшую коробку. Я благодарю и пытаюсь засунуть ее в портфель. “Что ты! — останавливает меня Борис Дементьевич. — Там же живое существо! Подарок тебе на день защиты!” В коробке я обнаружил малюсенького щеночка, со всех сторон обложенного ватой. Детеныша японского хина и французского манчестера. Когда мы в Тюмени начали регистрировать его в клубе декоративного собаководства, оказалось, что такой породы в Сибири никто не видывал. “Как ее зовут?” — спросили меня. — “Дик”. — “А фамилия?” Я обомлел: “А что, у собак бывает фамилия?” — “Да нет, ваша фамилия как?” — “Чудаков”. — “Значит, будет Дик Чудаков”. Для меня это было полной неожиданностью. Так Дик стал нашим полноправным “родственником”.

 

16. Верите ли во внеземные цивилизации?

 

— Да, несомненно, этому есть объективные доказательства.

 

17. Если любите путешествовать, то какому виду транспорта отдаете предпочтение?

 

— Автомобилю. Я свою машину люблю и ею дорожу — она заработанная, желанная, в нее много вложено. Но не могу себе позволить ездить на ней на работу после одного случая. Однажды я, как всегда, припарковался под окнами операционной. И вдруг на середине сложной, большой операции услышал, как зазвенела сигнализация в моей машине. Ну что делать? Конечно, я не сдвинулся с места, подумал: пусть делают что хотят — угоняют, забирают, эвакуируют... Но сердце сжалось. И вот закончилась операция, я посмотрел в реанимации больного, спускаюсь вниз... а моя машина где стояла, там и стоит. Оказывается, эвакуировали соседний автомобиль, у которого был точно такой же сигнал. Тут я себе сказал: нет, нет и нет! Теперь на вопрос “на чем вы ездите?” отвечаю: “На спецтранспорте!” Все почему–то думают, что на лимузине, а на самом деле это до последнего времени были 53–й троллейбус и 57–й автобус. Почему “спецтранспорт”? Потому что еду я на работу так рано, что в салоне один.

 

18. Кто ваш самый близкий друг?

 

— Супруга Тамара Николаевна, она общий хирург, кандидат медицинских наук, доцент, тоже преподает и оперирует. А когда была жива бабушка — бабуля.

 

19. Чего нельзя прощать даже лучшим друзьям?

 

— Предательства и только.

 

20. Что такое, по–вашему, лень, а что — душевный покой?

 

— Лень — это проявление иждивенчества, неверия в свои силы, а по большому счету — безразличия к жизни и окружающим. А душевный покой — такое состояние, когда твоя душа свободна от греха.

 

21. Ваши коллеги говорят: “Чудаков творит чудеса”. Но даже не всякий врач выдержит это зрелище в операционном зале, не говоря уже о студентах–медиках. А для вас челюстно–лицевая хирургия, в которой так много черновой работы, после возвышенного балета — больше проза или поэзия?

 

— В балете, когда тебе удалась партия и открывается занавес, находишься в абсолютной прострации, ликуешь душой, что у тебя все получилось. Те же чувства я испытываю, когда операция проходит успешно. Нам, хирургам, в сущности, так мало надо для счастья!

 

22. Место религии в вашей жизни?

 

— Огромное. Я много сотрудничаю с церковью, помогаю бедным, страждущим. Владыка Филарет — мой крестный отец. Несмотря на то что был членом партии, я всегда носил на шее крестик. В свое время мне довелось консультировать Католикоса Вазгена Второго, митрополита православной церкви армян всего мира. Американские врачи ставили Вазгену Второму неутешительный диагноз, который предполагал калечащую операцию. У меня была другая точка зрения. Как выяснилось, накануне Католикос был в Африке, а некоторые местные плоды имеют такое свойство: они совершенно безобидны для аборигенов, но у приезжих дремлющий в них растительный вирус может поразить миндалины. Так оно и оказалось. Я назначил лечение, провел в резиденции Католикоса две недели и к моему отъезду уже все было в порядке.

 

23. Врагов себе успели нажить?

 

— Естественно. Меня этот факт никогда не смущал — ни в балете, ни в медицине. Я получаю удовольствие, изучая недругов — с точки зрения гражданской, человеческой, психологической, профессиональной. Кто не имеет врагов, тот не силен. Я уважаю своих врагов, но только умных, в храме ставлю свечку за их здравие и прошу Всевышнего распорядиться их судьбой так, как он считает нужным. Что касается неумных врагов, то я просто их не замечаю.

 

24. Как вы думаете, почему враги для успешного человека неизбежны?

 

— Потому что в основе людской злобы лежит зависть. Спасибо бабушке, она воспитала меня так, что я в жизни никому не завидовал никогда и ни в чем. Впрочем, признаюсь: в последнее время у меня появилась зависть, но здоровая, белая. Я завидую только одной группе людей... Водителям такси! Как же они прекрасно водят машину!

 

25. Чего вам больше всего недостает сегодня?

 

— Времени!

 

26. Когда вы в последний раз хохотали от души?

 

— Смеюсь регулярно — над глупостью своих врагов.

 

27. Кем бы вы стали, появись возможность начать все сначала?

 

— Изменил бы только одно: сразу бы пошел по медицинской линии. И занимался бы только челюстно–лицевой хирургией. С другой стороны, я благодарен балету: он дал мне понимание законов красоты. Ведь служение искусству воспитывает в человеке глубокое абстрактное мышление, чего, к сожалению, не хватает многим пластическим хирургам. Если ты в душе негодяй или старик, то никакие операции, никакие новомодные методики не помогут. Кто ты есть на самом деле — все равно прочитают по лицу. Для меня одни из эталонов красоты — легендарные актрисы Юлия Борисова и Вия Артмане. Годы над ними не властны.

 

28. С госпожой Артмане вы лично знакомы?

 

— Мы познакомились совершенно случайно на одном из спектаклей Рижского художественного театра. Я зашел к ней в гримерную, преподнес букет гладиолусов — оказалось, угадал: это ее любимые цветы, розы она терпеть не может. Так завязалась наша дружба. Как–то я ей сказал: “Вия, я прямо в деталях вижу, какую книгу ты должна написать, и она обязательно должна называться “Сердце на ладони”. И через восемь месяцев я получил эту книгу в подарок с дарственной надписью “дорогому другу”...

 

29. Сами за мемуары не думали садиться?

 

— Собираюсь. Думаю, даже обязан это сделать. Я рассказал бы о своих встречах с Василием Павловичем Соловьевым–Седым, автором бессмертных “Подмосковных вечеров”, о том, как мои дедушка с бабушкой по ночному Ленинграду носили еду Анне Ахматовой, которая жила в ожидании ареста... Я встречался с двумя королевами, консультировал Михаила Суслова — это, конечно, отдельные главы романа.

 

30. И каким был в жизни главный партийный идеолог?

 

— Человеком с весьма непростым характером. Знаете, я не хочу уподобляться Евгению Чазову, который теперь на весь мир открывает тайны своих высокопоставленных пациентов. Это не слишком корректно. Скажу только: мне Михаилу Андреевичу удалось помочь.

 

31. С 1812 года во многих странах мира челюстно–лицевая хирургия получила государственный статус. Потому что во время войны именно она в медицине — на передовой. Вам часто приходилось в этом убеждаться?

 

— Приходилось. В ходе афганского конфликта я дважды вылетал в район боевых действий и 6 раз в Кушку, где была размещена госпитальная база 40–й армии. Это тоже особая страница моей жизни. Война чуть не застала меня и в Ираке. С тогдашним министром здравоохранения Людмилой Андреевной Постоялко мы покинули Багдад накануне бомбежек. Но успели передать тамошним медикам наборы хирургических инструментов. Врачи готовы были плакать от радости. Месяц спустя я получил письмо от одного иракского профессора, он писал: вы оказались правы, мы совершенно не готовы были к войне, нет лекарств, раненых нечем перевязывать, единственная надежда — на ваши инструменты...

 

32. Олег Порфирьевич, ваша семья пострадала в годы репрессий. У вас осталась обида?

 

— Ни капельки. Все тогда воспринималось как должное. Перечитайте роман “Дети Арбата”, в нем глубокий психологический анализ того периода. Мы искренне верили и коммунистами стали честными.

 

33. Помните свое детское прозвище?

 

— Да. Аленок.

 

34. Где вы чаще всего встречаетесь с друзьями?

 

— На даче, в театре, на конгрессах и на праздновании юбилеев.

 

35. В какой стране вам хотелось бы побывать и почему?

 

— По миру я поездил немало, так что легче сказать, где я не был. А побывать хотел бы в Норвегии, там мудрый и практичный народ, который вопреки суровому климату сохранил в себе все самое лучшее: духовность, патриотизм, самобытность, глубокое уважение к женщине.

 

36. Какие книги, по–вашему, надо прочесть всем?

 

— Прозу Льва Толстого, поэзию Пушкина и Ахматовой.

 

37. У кого конкретно и что именно вы спросили бы в первую очередь, будь у вас такая возможность — пообщаться с самыми интересными личностями нашего времени?

 

— У Джорджио Армани, Маргарет Тэтчер, королевы Елизаветы II, Алексия II: “Как сохранить на долгие годы работоспособность и радость жизни? Как всегда оставаться нужным людям?”

 

38. Вы хорошо знаете свою родословную?

 

— До шестого колена. По линии бабушки наша династия идет от князей Радзивиллов, по линии дедушки — от боярыни Морозовой. Дедушка, между прочим, был чрезвычайно образованным человеком. До революции он управлял подмосковным имением графа Трубецкого, брата легендарного декабриста, а когда пришла советская власть, тоже не растерялся: организовал колхоз и стал его председателем.

 

39. Самый счастливый день вашей жизни?

 

— День рождения.

 

40. Есть ли у вас любимое занятие, помимо основного рода деятельности?

 

— Да, музыка, ландшафтный дизайн, чтение Библии.

 

41. Как часто и по какому поводу вы бываете недовольны собой?

 

— Случается, когда не успеваю сделать все намеченное, когда забываю сказать людям доброе слово, когда в оценке ситуации бываю субъективен.

 

42. Рок–музыка, это надолго? По–вашему...

 

— Рок лишь заполнил вакуум в музыкальной культуре, сокровищница которой с каждым годом все меньше и меньше пополняется серьезными, духовными произведениями.

 

43. Ваше любимое блюдо?

 

— Жареный картофель по–белорусски, с салом.

 

— Музыкальное произведение?

 

— “Норма” Беллини, “Травиата” Верди, “Лебединое озеро” Чайковского и все вальсы Штрауса.

 

— Праздник?

 

— День Победы, Новый год, Рождество, Пасха.

 

44. Можете назвать то место на земле, которое вам всего милее?

 

— Город Сураж в Витебской области, где я родился.

 

45. Верите ли вы в изречение: “Все, что ни делается, все к лучшему”?

 

— Да, на все есть воля Всевышнего.

 

46. Как вы заботитесь о своем здоровье?

 

— Оптимизм, отсутствие вредных привычек, работа, по возможности спорт (лыжи) — вот моя формула. Кроме того, физическая нагрузка в юности дала мне задел здоровья на долгие годы. Часто замечаю, что, несмотря на возраст, обгоняю на лестнице своих молодых коллег.

 

47. Летаете ли вы во сне?

 

— Как ни странно — летаю, причем с молодости.

 

48. Как вы снимаете стресс?

 

— Пою, слушаю музыку, мою посуду.

 

49. Верите ли вы в лучшее будущее наших детей?

 

— Конечно же, да. Они должны превзойти своих родителей, точно так же, как и ученики — своих учителей. Соответственно, еще большие надежды я связываю с внуками.

 

50. Вопрос, который вы хотели бы задать себе сами? И ваш ответ...

 

— Как продлить творческое долголетие? А ответ: моя формула здоровья плюс вера в завтрашний день, в мир на земле и высшую справедливость.

 

Фото Александра Ружечка.

Заметили ошибку? Пожалуйста, выделите её и нажмите Ctrl+Enter