В воскресенье, идя по Минску, рассматривая детей и взрослых с прутиками вербы, услышал недалекий звон колоколов (только вот не знаю, костельные звонили или на православной церкви). Вспомнил свой маленький городской поселок, лица друзей–приятелей, соседей по двору и улице, их родителей. О когнитивном диссонансе тогда ни я, ни мои друзья–приятели ничего не слышали и не знали. Но он был во всем происходящем. Это ощущали и взрослые, и дети.
Так уж устроено, что главный христианский праздник — Пасха — всегда выпадает на воскресенье, день нерабочий. Дети не только в детский сад не ходят, но и в школу. Выходной! А суббота накануне Пасхи всегда пахла сдобой. Густой аромат заполнял подъезды, дворы, кажется, что даже серый тяжелый дым, поднимающийся из высоченных заводских труб стеклозавода, и тот пах булками...
Но ведь Бога нет, не существует. Его никто не видел. Его придумали, чтобы дурить простой народ. Доказать его существование невозможно. Так нам рассказывали в школе учителя, завуч, директор, классная. Так нам говорили на комсомольских собраниях всю неделю до Пасхи. Даже однажды лектор в школе выступал и диафильм показывал, обличающий Церковь, священников и религиозные праздники.
Никто не хвалился тем, что его родители собираются отмечать Пасху, все делалось тайно. Но запах сдобы и жареного мяса с луком выдавал тайную жизнь четырехэтажного дома на улице Октябрьской, впрочем, как и домов на Первомайской, на Чапаева, на Советской, населенных семьями партийных и беспартийных жителей г.п.
С утра мама месила тесто. Просеивала муку, сыпавшуюся сквозь решето в большой тазик, как метель. Сколько себя помню, всегда мама говорила, что на этот раз ее булки не удадутся. Куличами и пирогами она их не называла... Потом она лила в тесто воду и молоко, разбивала яйца, и оно из белого превращалось в золотое. Все время в большой таз что–то добавлялось: сахар, соль, в самом конце сыпался разбухший за ночь изюм. И опять мама говорила, что на этот раз у нее булки не получатся, при этом раскладывая тесто по большим и малым эмалированным кастрюлькам и мискам, быстро смазывая их подсолнечным маслом. Все эти емкости ставились в самые теплые места в квартире, а всем запрещалось громко говорить, а главное — открывать форточки и дверь на балкон. Пахучее бело–золотое тесто, прикрытое чистым полотенцем, лениво шевелилось, подходило. Мама приподнимала края полотенец, смотрела, вздыхала. Тем временем уже разогревалась духовка «старорежимной» газовой плиты. Еще помню одну забавную деталь. Чтобы булки удались, в духовку клали два кирпича, самых настоящих. Они там накалялись, потрескивали. А сверху, на плите в буром булькающем растворе, в луковой шелухе подскакивали яйца. Много, десятка четыре, а то и пять. И еще что–то кипело в кастрюлях и пахло чесноком, тмином, лавровым листом.
Это был субботний день. Кстати, субботы тогда уже были выходными. Значит, вспоминаю я события после 1967 года...
Опять же горестный вздох, сетования на то, что что–то не так, — и многочисленные кастрюльки отправлялись в духовку. Начиналось томительное ожидание и распространение по квартире наиболее сильного запаха. Несколько раз мама заглядывала в духовку, насупив брови, и опять же вздыхала, но уже молчала. Хотя нервничала.
К вечеру накрытые полотенцем большие и маленькие булки стояли на подоконнике. Ясное дело, что они, впрочем, как и всегда, удались.
И у соседей по подъезду булки получились, и у крестной, и у маминой подруги. Мне как самому быстрому давалось поручение занести по одной тете Тоне, тете Ане, тете Тамаре, тете Нине. В соседний подъезд, дом, на улицу Первомайскую, на Советскую, на четвертый этаж... Я заносил булку и возвращался с булкой. Если заносил с изюмом, то в ответ получал с маком, и так далее. И, самое главное, однажды передал пасхальный подарок своей учительнице. Нести не хотел, но мама приказала.
Моя классная смутилась, но приняла подарок, а когда я собрался убегать, попросила задержаться, а потом вручила пакет со своей булкой и тремя красными яйцами. Погладила меня по голове и сказала, чтобы я шел домой, не задерживался и никому не рассказывал, что и она пекла пасхальные булки.
Потом целую неделю все ели булки, красные яйца и все прочее, что было наготовлено к празднику. И никто уже не спорил, не задавал вопрос, есть ли Бог.
ladzimir@tut.by
Советская Белоруссия № 66 (24696). Среда, 8 апреля 2015
