Этот приказ она отдавала себе, когда сердце заходилось от нечеловеческой боли и жить не хотелось вообще…
Мать
Нет в жизни для матери страшнее горя, чем пережить своих детей. Судьба, увы, распорядилась так, что Вера Федоровна Кобликова пережила его дважды: 14 апреля 1985 года ее младшенький, гвардии рядовой Николай Кобликов пал смертью храбрых в Афганистане, несколькими годами позже ушел из жизни старший сын Сергей. Удар, от которого не каждый поднимется. Вера Федоровна это сделала. Поднялась. Чтобы, свято храня память о своих погибших сыновьях, стать надеждой и опорой, а по большому счету, и матерью для тех, кто прошел горнило афганской войны.
«Я хочу быть похожим на свою маму...» — написал о Вере Федоровне восьмиклассник Коля Кобликов в школьном сочинении на свободную тему. Авторитет матери для него навсегда остался на той высоте, на которую и был вознесен в детстве. И не только потому, что Вера Федоровна была замечательной матерью, прекрасным человеком. Мальчику исполнилось три года, а его старшему брату Сергею — шесть, когда из семьи ушел отец. Вера Федоровна смогла стать сыновьям и мамой, и папой в одном лице.
Мать работала и училась, защитила кандидатскую диссертацию, много и тяжело работала, чтобы накормить, одеть и обуть детей, обеспечить им достаточно комфортный быт. Летом, например, во время очередных отпусков, устраивалась директором в пионерский лагерь.
Но человека небесталанного судьба, как говорится, и за печкой найдет. Вера Федоровна работала заместителем председателя научно-технического общества химической промышленности г. Минска и Минской области, преподавала в вузе и вечерней школе, занимала немалую должность в райкоме партии. Ее ум, природные такт и трудолюбие всегда ценили начальство, коллеги.
Увлечение
Пока дети были маленькими, непосильных финансовых проблем все же не возникало. Но Коля и Сережа взрослели, вместе с ними росли и их потребности. Когда мотоспорт, которым старший сын заразил младшего, из легкого увлечения перешел для обоих в разряд чуть ли не образа жизни, возник вопрос о приобретении мотоцикла.
— Мальчики, эту покупку мне не вытянуть, — впервые в чем-то отказала сыновьям Вера Федоровна.
— А кто сказал, что ты должна для нас надрываться? — возразил Сергей. — Мы с Колькой сами заработаем, только помоги найти работу...
Вера Федоровна пристроила ребят фальцевать и разносить газеты и, конечно, стала им помогать. Так у сыновей появился первый подержанный, но зато собственный мотоцикл. Ремонтировали они его сообща во дворе, возле дома.
Прошло еще немного времени, и рядом с первым железным конем появился второй. К отправке Сергея в армию «в гараже» стояли уже три мотоцикла. Передавая на полное попечение Коли этот «табун», старший брат как-то очень взросло, по-мужски взглянул на него и сказал:
— Маму жалей, теперь дома ты один за нее в ответе...
Сергей уволился в запас в августе 1983 года. Вернувшись из Бреста, где служил в десантных войсках, он поступил в вечерний институт, устроился на столичный завод имени Вавилова. А через десять месяцев в армию призвали Колю...
Проводы
Теперь младшему брату, как и старшему, предстояло примерить солдатские сапоги. Напутствие Сергея, по обыкновению, было кратким:
— Служи как надо, братик...
В райвоенкомате призывников (их было весьма мало — чуть более десятка) сразу изолировали от близких. Вера Федоровна в отчаянии металась вдоль ограды в надежде окликнуть сына.
— В облвоенкомат повезут, — сказал кто-то рядом, и Вера Федоровна метнулась в поисках такси.
В облвоенкомате — та же история. Ни речей, ни торжественных проводов. Мальчишек завели во двор и закрыли ворота. Вера Федоровна вдруг почувствовала такую тоску, что впору было не плакать, а выть. Снова кто-то произнес:
— Теперь их на вокзал. Это Афганистан...
Мать прибежала на перрон, когда поезд был готов к отправлению. Нет, хотя бы словом перекинуться она уже не успела... Но вот он, Коленька, в окне вагона! Состав тронулся, и Вера Федоровна побежала рядом, не отрывая глаз от родного, такого родного лица. Она бежала все быстрее, уже не поспевая, теряя из виду, вдруг споткнулась и сильно, разбивая в кровь колени, упала на грязный асфальт...
В Фергане
Вера Кобликова впервые в жизни взяла путевку в санаторий. Но вместо него отправилась к Коле в Фергану. Сын проходил там учебку перед отправкой. Теперь она знала точно – в Афганистан. Он писал ей спокойные письма: «Дела у меня идут хорошо. Я уже привык к службе, так что все класс! Скоро парад, готовимся...»
Но особых иллюзий насчет легкости службы сына у Веры Федоровны не было: «Скоро поедем в учебный центр в горы. Начнутся прыжки, стрельба, беготня в бронежилетах с полным боекомплектом в рюкзаке РД, в противогазе, да еще с сухим пайком и гранатометом. Если я вешу 60 кг, то буду весить 100—110 кг...»
Зная, что мама собирается к нему приехать, Коля пытался ее отговорить: «Мне очень хочется тебя повидать, но это так далеко: всю страну надо исколесить. Я вчера посмотрел на карту — такой длинный путь! Ты очень устанешь... И где ты возьмешь столько денег?..»
Первое, что Вера Федоровна увидела по приезде в воинскую часть, отыскав щель в воротах, — строй, а перед ним — ее сын. «Что случилось? Неужели провинился?» — встревожилась Вера Федоровна. Как потом выяснилось, Коле, нао-борот, тогда объявили благодарность за боевую укладку парашюта. Он вообще был на хорошем счету в учебке. Кто знает, веди он себя похуже, может, и не попал бы в Афган. Некоторые такими принципами и руководствовались...
Десять дней мать практически дежурила на КПП части: Коля мог в любую минуту выскочить к ней на пару минут (в увольнение так и не пустили). Сын выбегал, Вера Федоровна пыталась хоть что-то всунуть ему в рот прямо там. Но Коля целовал ее, все бросал в пакет и убегал со словами: «Спасибо, ма, мы потом с ребятами пошамкаем».
После принятия присяги сына наконец пустили в увольнение. Втроем (Коля попросил маму взять с собой сослуживца) отправились в дом к одной местной женщине, с которой случайно на базаре познакомилась Вера Федоровна, перебралась из гостиницы к ней жить, а потом и навсегда подружилась.
Ребят ждал вкуснейший плов с курицей, не говоря уже о разных закусках, фруктах и сластях. Пайка им катастрофически не хватало. Так что в тот день хотя бы частично сбылась Колина мечта, о которой он писал своей девушке: «Сменить бы проклятые сапоги на домашние тапочки, посидеть в тепле, поесть, спокойно покурить! Приеду домой, куплю большущий торт и буду лопать, никуда не торопясь. Даже представляю, как я буду счастлив, когда вернусь домой...»
Слезы Вера Федоровна смогла сдерживать только до отъезда сына...
А на войне...
Первое письмо из Афганистана гвардии рядовой Николай Кобликов адресовал брату с наказом передать маме, что у него все хорошо, волноваться ей не о чем. «Попал в 9-ю роту, которая состоит из 50 человек, — написал он. — Батальон состоит из четырех рот, занимает маленький участок на горе, возле речки. Часто ходим на операции. Выкуриваем «духов» из кишлаков, ходим охранять колонны, новый мост через реку. Она неширокая, но зато много рыбы. Сразу как спускаешься с горы, течет родник. За ним — минное поле. «Душки» заминировали так, что и сами боятся ходить...»
У Коли, заядлого спортсмена-технаря, была душа лирика, романтика, поэта. Он любил Блока, не мог равнодушно смотреть на красоты природы. А в Афгане так трагически причудливо переплеталось ужасное и прекрасное! Из письма Николая Кобликова: «Горы красивые, и вид с высоты изумительный. Под ногами плывут облака. Сел, закурил и даже немножко заплакал: такая красота вокруг! Цветы такие красивые, разные колючки зацвели. Облака белые плывут... А ты тут лазай по горкам, по скалам и все время жди, что начнется стрельба! Я уже как-то перестал бояться свиста пуль...»
Однажды смерть дохнула своим едким дыханием прямо Коле в лицо. Тогда вездеход управления батальона подорвался на мине. Трое человек погибли, еще четверо стали калеками: кому руку, кому ногу оторвало. Возле БТРа, в котором ехал гвардии рядовой Кобликов, буквально в полуметре взорвался управляемый фугас. В тот миг Коле даже померещилось, что он куда-то летит, что уже конец. Но это смерть только пугнула. Показала, что она совсем рядом и отступила, затаилась, выжидая удобный момент...
«Алмазная долина»
Ничего этого солдат матери не писал. Щадил ее нервы, берег ее сон и покой. Самому ему этот покой только снился в буквальном смысле слова. «Сядешь отдохнуть, сразу спать хочется, минута — и уже спишь... — написал как-то Коля Кобликов. В этом же письме он сообщил: — Скоро пойдем на Панджшер — самое ядовитое место в Афгане. Высоко в горах — «алмазная долина». Там «духов» столько же, сколько и алмазов».
О том, что было потом, немало писали в газетах. Появилось даже такое выражение: «Алмазная долина Николая Кобликова».
14 апреля подразделение десантников, которое возглавлял гвардии капитан Крамаренко, попало в окружение. Душманы вели огонь с трех сторон, постепенно сжимая кольцо.
Оставался один выход — пройти через минное поле. Впереди шел гвардии рядовой Кобликов: кому-то надо было идти первому. Оставалось совсем немного до края поля, когда раздался взрыв. Тяжело раненный Николай упал. Его подхватил и понес гвардии капитан Крамаренко, но и он подорвался на мине.
Солдаты потом рассказали, как вынесли обоих с поля, перевязали раны, создали защиту от палящего солнца. Как очнулся и попросил закурить Коля... и медленно угас на их глазах. Как только через четыре часа прилетел вертолет, и Крамаренко в госпитале уже не смогли спасти... Где-то в Союзе его возвращения ждали жена и маленькая дочурка...
Встреча с сыном
Боже, как не хочется писать о том, что было дальше! Николай Кобликов погиб в воскресенье. Телеграмма, сообщившая об этом, пришла в военкомат в среду. Цинковый гроб доставили в Минск в пятницу.
В этот день Вера Федоровна написала и отправила сыну письмо: «В Москве, в командировке, я купила тебе (эпоха тотального дефицита!) голландскую ткань на костюм... американскую рубашку. Вы у меня так скромно одевались... Всегда не хватало денег... Но ничего, ты вернешься, мы будем уже втроем работать, так что с деньгами станет легче...»
В понедельник утром Вера Федоровна собиралась на работу, а в это время в ее дом уже везли останки сына. Этот эпизод пронзительно описан Николаем Чергинцом в его книге «Сыновья»:
«Вера Федоровна спустилась на этаж ниже, повернула к следующему лестничному маршу и вдруг увидела, что к площадке между первым и вторым этажом медленно поднимался офицер, а за ним солдаты в голубых беретах несли что-то тяжелое.
«Десантники, как мой Коля, — подумала она, и тут страшная догадка, словно молния, ослепила ее. — Так это же гроб, цинковый гроб! Нет, нет, это не ко мне... Это к кому-то другому!!!»
В этот момент офицер ступил на лест-ничную площадку и увидел Веру Федоровну. Некоторое время он печально смотрел на нее и, ничего не говоря, снял фуражку.
Вера Федоровна как во сне смотрела мимо них... Схватившись рукой за серд-це, она медленно начала оседать и бессильно повисла на руках офицера и врача...»
Во время тренировок в мотокружке, проезжая мимо столичного Северного кладбища, Коля, бывало, три раза сигналил на углу. Ему делали замечания: сигналить запрещено. Но он продолжал это делать снова, при всех как-то сказав Сергею: «Когда я разобьюсь, похороните меня здесь, на углу». Так Николай Кобликов оставил завещание...
Похоронив Колю, прожившего на белом свете всего 19 лет и неполный месяц, мать попала в больницу на два месяца. Сергей крепился, держался как мог, работал. Все силы, как и мать, он направил на создание памятника для брата. В течение года только эта тема была способна вывести Сергея из состояния молчаливой задумчивости.
Памятник
Целый год Кобликовы работали на памятник. И он вышел замечательным и дорогим. Государство оплатило только десятую часть его стоимости.
Тогда Вера Федоровна, конечно, не могла знать, что пройдет восемь лет, и на второй памятник, уже для Сергея, жизнь которого трагически оборвется, она будет работать уже одна...
Как она выжила, эта гордая и внешне очень хрупкая женщина? Как выстояла, не сломилась? Разве может слабая женщина вынести столько горя, обид, потерь и не утратить достоинство, внутреннюю и внешнюю красоту, волю?..
Когда Вере Федоровне совсем невмоготу и нет сил подняться с постели, как тогда, с асфальта на перроне, когда она провожала сына, женщина сжимает зубы и встает. И продолжает свое дело...
Вера Федоровна организовывала встречи, выставки, навещала в госпиталях и больницах находящихся на излечении и оздоровлении воинов-интерна-ционалистов, готовила для них праздники. Она понимала, как трудно родителям и вдовам, потерявшим любимых сыновей, мужей, а также детям-сиротам. Вера Федоровна нашла в себе мужество вместе со всеми стучаться во все двери о выводе войск из Афганистана, бороться с черствостью душ человеческих, кричать об афганской трагедии, увековечивать доблесть бойцов афганской войны.
Шаг за шагом они отстояли Остров слез в Троицком предместье Минска. Они собрали материалы и издали планшет «Запомни их имена». После этого родилась идея о создании энциклопедии всех погибших «афганцев»-белорусов. Два года Вера Федоровна и 33 журналиста по крохам собирали материал. С помощью сотрудников издательства «Белорусская Советская Энциклопедия» Книга памяти вышла в свет.
На одной из организованных Верой Кобликовой встреч она познакомилась с замечательным художником Леонидом Шакинко. 9 лет он бесплатно трудился над серией картин «Афганистан — боль моя». Вера Федоровна занялась работой по изданию их каталога. И иногда ей казалось: хождениям по инстанциям, поискам спонсоров не будет конца. Многие не понимали, не видели необходимости в этом каталоге, отговаривали. Но нашлись и единомышленники, которые помогали, чем могли.
Поддержал этот общественный труд и глава нашего государства, выделив 50 миллионов рублей. В августе 1996 года каталог увидел свет. К сожалению, 15 сентября того же года художник Леонид Шакинко, работавший над очередной картиной об инвалидах, умер...
Вся жизнь Веры Федоровны сконцентрирована на афганской теме. Не зря ведь ее сын Николай послужил для писателя Николая Чергинца прототипом героя его книги «Сыновья». Только фамилия немного изменена — Коблик, а имена, в том числе и матери, сохранены.
Послесловие
Она часто перебирает письма сына (в том числе и те, что ей вернули его друзья), его сослуживцев — солдат и командиров. И тогда мысли уносят ее к той злой чужой земле. Как это было? Почему? Думаете, со временем мать перестала терзаться этими вопросами?
«Да, есть в каждой потере здесь, в Афганистане, наша вина, вина командиров, — написал Вере Федоровне начальник штаба части, где служил ее сын, гвардии подполковник Алексей Кинзерский, сам раненный на той войне. — Где-то недосмотрел, где-то не смог быть хитрее и быстрее противника, где-то просто не хватило сил. И вот тогда ложится на плечи страшный груз моральной ответственности за судьбу своих подчиненных, груз вашего материнского проклятия... Но нам остается только выполнять свой долг... Дорогая Вера Федоровна! Склоняю голову перед вами, перед вашим горем. Если можете, прошу простить нас, что не смогли уберечь и вернуть вам сына... Но я заверяю вас, что не прячусь за спины своих солдат, как не прячется подавляющее большинство советских офицеров...»
«Было очень трудно в горах, но Коля никогда не унывал, — рассказал в письме сослуживец сына Андрей Марутенков. — Он всех поддерживал своим настроением и никогда не впадал в отчаяние. Коля был хорошим товарищем...» Да, был. Прошедшее время...
Вера Федоровна как-то призналась мне, что на могиле ее сына стали совсем редко появляться цветы, не то что еще несколько лет назад. Лишь ее материнские букеты круглый год горят на могилах сыновей, похороненных рядом, ярким огнем. Не подумайте, она не жаловалась, это ей по жизни чуждо. Просто печальная констатация фактов. И это очень грустно, друзья.
