Ребенок в подарок? Почему бы и нет, если вы человек хороший и проездом находитесь на Черном континенте.
В то время как в Европе и Америке все шире распространяются кражи и продажа детей, сложные генетические экспертизы и бесконечные судебные тяжбы по поводу их происхождения и принадлежности, Африка демонстрирует совсем иную, более естественную и гуманную, парадигму социального и индивидуального поведения по отношению к подрастающему поколению. Живучие обычаи группового родства и свойства впитываются африканцами с молоком матери как нечто столь же естественное, как сама мать и ее молоко. А потому они легко и непринужденно прорывают рамки не только биологического и семейного, но даже расового признака. У меня была возможность неоднократно в этом убедиться.
Неожиданная "дочь"
Очаровательная двухлетняя малышка, дочь моих ганских друзей Сьюзи и Кофи, впервые в жизни увидев меня, гостя своих родителей, неожиданно бросилась мне на шею с радостным криком "Папа!". Что это - случайность или бытовой реликт некогда господствовавшего группового родства, подсознательный отблеск первых зарниц цивилизации, когда все мужчины рода-племени выступали в глазах детей неким единым, совокупным, коллективным отцом по отношению ко всем, отнюдь не столь четко, как ныне, различаемым своим и чужим, детям? Или она приняла меня за дядю - брата чуть более светлой матери, который, будучи с ней одной крови, гораздо "роднее", нежели биологический отец? Ведь у акан Ганы, согласно аксиомам матриархата, дух материнской крови моджа гораздо сильнее и важнее духа спермы нторо, передаваемого по линии отца. Впрочем, нельзя отбрасывать и того, что девочка, выросшая в достатке и избалованная любящей родней, просто захотела поиграть "в папу" с импозантным, седым, бородатым, с трубкой в зубах дядей, так непохожим на окружающих ее мужчин, мысленно превращая его на "игральное" время в живую, говорящую, улыбающуюся ей и обнимающую ее куклу, вернее в "кукла", этакого биологического робота мужского рода. Когда мы обедали, она, естественно, примостившись рядом с новым "папой" и время от времени перебираясь к нему на колени, старалась его угостить, гладила по бороде, прижималась и даже слегка по-детски искренне кокетничала. В кого же она играла со мной? Что при этом чувствовала и о чем думала? Может быть, удастся узнать позже, когда она подрастет? Похоже, я был первым европейцем в ее маленькой провинциальной жизни, а неординарные события дети запоминают обычно надолго, иногда на всю жизнь.
Вблизи Килиманджаро
Неоднократно в разные годы в далеких друг от друга странах Африки я сталкивался с согласием, готовностью и даже упорным желанием матери либо обоих родителей подарить приглянувшимся европейцам, в частности мне - как хорошему, по их мнению, человеку, одного из своих детей. Обычно речь шла о младшем, лишь недавно вышедшем из грудного возраста и уже способном обходиться без материнского молока, отлучение от которого здесь происходит довольно поздно, по нашим меркам, и в основном по инициативе самого ребенка.
Особенно отчетливо в память врезался первый эпизод такого рода в аэропорту кенийского города Момбаса. Почти рядом на склонах покрытой снежной
шапкой высочайшей вершины континента Килиманджаро развертывался драматический сюжет одной из лучших новелл Эрнеста Хемингуэя. Рейс местной авиакомпании в самое сердце танзанийской саванны - город Арушу - задерживался по "техническим причинам". Они могут означать в африканской провинции все, что угодно, вплоть до невозможности пилота расстаться с любимой женщиной, о чем перешептывались полушутя-полусерьезно привыкшие ко всему, всегда все знающие и берущиеся судить обо всем аэропортовские клерки.
В ближайшем углу зала ожидания расположилась достаточно многолюдная африканская семья. Любопытные ребятишки вначале в упор, не мигая, как могут только маленькие дети и большие дяди-следователи из второсортных детективов, рассматривали меня в несколько пар глаз, затем осторожно обступили и наконец буквально облепили незнакомого, но явно доброжелательно к ним настроенного "бесцветного" дядю. Московские ириски и карамельки пришлись им по вкусу и закрепили обоюдную симпатию. Элементарный английский даже старшие знали едва-едва, да и то стеснялись, поскольку их родным был суахили. В нем, как я узнал из разговорника, заботливо-предусмотрительно выданного каждому из пассажиров самолета на случай аварии и вынужденной посадки в джунглях или саванне, мне были знакомы только два слова: чай и сафари.
...Солнце в зените. Чувствуешь себя, как в сауне, где приходится есть, пить, работать - словом, жить весь день, если некуда спрятаться от света и духоты. Еще вчера в ночном Шереметьево-2 были декабрьские минус двадцать. А здесь дышать нечем: плюс пятьдесят в тени.
И вот наконец наш старенький самолет, возможно ровесник поздних изделий самих братьев Райт, вроде привели в относительный порядок. Появилась экзотическая стюардесса в кокетливой леопардовой пилоточке набекрень. В ее оттянутых с детства мочках неестественно длинных ушей были прорезаны специальные отверстия, в которые была продета в виде завитка их нижняя часть. Судя по всему, это был писк здешней моды, верх местных представлений о женской красоте, как и небольшая круглая, хорошо отполированная дощечка, на которую была натянута нижняя губа заядлой модницы. Что-то в духе воззрений великого африканского поэта и философа Леопольда Сенгора, провозгласившего обнаженную черную женщину в росчерках молний тропической грозы искомым мужчинами всего мира идеалом красоты.
Позвали на посадку. Многодетная семья, сверх всякой меры неожиданно экипированная значками, мелкими игрушками, открытками с видами Москвы и Владимира, оставалась среди разбросанных по полу конфетных фантиков ждать своего рейса. И здесь наступила кульминация. Мать с молчаливого согласия отца отдает мне обратно малыша, сладко задремавшего у меня на плече, и объясняет слегка ошалевшему таможеннику, что я могу взять мальчика с собой на свою далекую родину. Оказавшаяся поблизости женщина-врач из нашего посольства пояснила, что, судя по внешним данным и рассказам родителей, ребенок здоров и для своего возраста достаточно развит; необходимые детские прививки ему сделаны. И я, следовательно, могу взять на себя ответственность за его развитие, воспитание и дальнейшую судьбу. Африканцы ведь - люди чадолюбивые. И родители были уверены, что их сынишке будет лучше, если он уедет со мной.
Они заметно огорчились, когда узнали, что я отправляюсь вовсе не домой, а в длительную служебную командировку по четырем странам континента. Впрочем, дома от собственных детей мне тоже слегка влетело: неожиданно выяснилось, что моим сыну и дочери уже давно очень хотелось иметь братика-африканца...
Неугомонная Фанта
Другой похожий случай произошел несколько лет спустя. В Мали я впервые попал в обществе своей дочери, знающей английский, испанский, французский и арабский языки и на ходу осваивающей азы местного бамбара. Это облегчало наши контакты с правительственными, дипломатическими, артистическими, коммерческими и даже мусульманскими кругами, а главное - с простым народом, душевным, дружелюбным и гордым. Ведь о том, что они потомки западноафриканского Ильи Муромца, помнят все малийцы от мала до велика.
Впритык к российскому городку, где расположились здания посольства, торгового представительства, военного атташе и жилого дома, выстроенного для наших специалистов, под легким навесом расположилась фруктово-овощная лавка, которую уже много лет держит одна и та же семья. Причем мужчин, входящих в ее состав, я, нередко бывая в Бамако, ни разу не видел. Возможно, торговля тем, что растет под ногами или над головой, - дело малопривлекательное и недостойное настоящих малийцев. Командует этим мини-маркетом бойкая, энергичная, голосистая женщина зрелых лет по имени Фанта, окруженная сменным экипажем своих дочерей: одни выходят замуж и покидают мать, им на смену подрастают другие, а она тем временем рожает новых. Ничего удивительного! Материнство - самое престижное занятие африканской женщины. Уважающая себя и своего мужа африканская мадонна более половины детородного возраста проводит в состоянии беременности и выкармливания малышей грудью. В среднем к 30 - 35 годам она имеет 5 - 6 детей, а то и больше.
Фанта - женщина авторитетная и по-своему отзывчивая. Видя муки российских командированных с французским языком, она из сочувствия к ним и руководствуясь законами борьбы за клиентуру выучила худо-бедно русскую лексику (до грамматики дело пока не дошло) в ее, так сказать, базарном варианте, включая, естественно, наиболее смачные ругательства, подслушанные в общении покупателей между собой.
Когда мы с дочерью стали по нескольку раз в день появляться в поле зрения Фанты и ее многочисленной родни, она быстро выхватила из наших диалогов наиболее часто повторяющиеся слова и довольно удачно сложила их вместе. Получилось "Алена-папа". Отныне, стоило нам вместе или поодиночке появиться вблизи ларька, нас неотвратимо настигал зычный, какой обычно бывает у профессиональных торговок и уличных зазывал, призывный возглас "Алена-папа!". Вскоре это приветствие неслось по всей округе. В конце концов Фанта нас по-своему полюбила, признала за своих друзей и в знак большого доверия и привязанности предложила взять с собой в Москву одну из ее самых маленьких дочерей.
Маленькое земное солнце
Меня долго терзала мысль: как это сочетается с традиционной африканской любовью к детям, особенно к маленьким? Я даже специально читал под этим углом зрения Зигмунда Фрейда и Эриха Фромма. Но ничего не прояснилось. Скорее, наоборот. Ребенок - "имущество" матери, ее живой "капитал"? "Награда" за муки родов? Источник вечных хлопот и беспокойства? Надежда на обеспечение в старости? Все это - проблемы иной, вещистской, потребительской индустриальной цивилизации Запада, а вовсе не африканской, традиционной, близкой к истокам и еще не потерявшей окончательно человека как вечную основу и высший смысл бытия. Рождение ребенка рассматривается африканцами скорее как возвращение на землю для новой жизни духа одного из достойных и уважаемых предков.
Житейская логика проблемы дарения детей, как я убедился в результате личных бесед и опросов, оказалась на удивление простой и бесхитростной. Породниться с хорошим человеком никогда нелишне. Вроде как заключить морганатический брак. Новый "отец" увезет малыша в даль дальнюю?! Ну и что из этого? Свет повидает, выучится, потом, Бог даст, может, на родину потянет. Глядишь, родителям на старости лет чем-то сможет помочь, а главное - братьям и сестрам, племянникам и племянницам. А на нет - и суда нет! Значит, так надо!
Как-то я встретил в Замбии уже немолодую европейскую женщину с африканским подростком. Она оказалась врачом из Кракова. Много лет назад ей довелось спасти во время жестокой эпидемии большую семью, а самого слабенького младшенького ребенка, у которого шансов на выживание практически не было, она взяла по просьбе родителей, веривших в чудеса доброй человеческой души, с собой в Польшу. Мальчика удалось выходить, и вот он с европейской мамой и белокожей сестрой - ее дочерью - приехал погостить к своим африканским родителям, братьям и сестрам. Именно погостить, потому что, получив европейское воспитание, он уже не мог вести традиционный образ жизни соплеменников и предков, но собирался приехать на родину позже, получив медицинское образование.
"Белые - странные люди. Возятся со своими детьми, которых у них всего-то раз-два и обчелся, будто других забот нет. Надышаться не могут. Или ссорятся с ними, прямо-таки враждуют, подчас даже не поймешь, из-за чего. А наши дети растут, как трава. Сами по себе. По законам предков. Конечно, поначалу требуют заботы и внимания. Потом путаются под ногами, норовят напроказничать. Знаем, сами были такими. Но постепенно включаются в общий ритм жизни, отлаженный веками, или сбегают от родителей куда подальше. А уж там - как судьба распорядится. Ребенок - маленькое земное солнце, пытающееся танцевать раньше, чем научится ходить. Он то освещает нечаянной лаской и трогательной улыбкой наш незатейливый быт, то уходит за горизонт собственных проблем, унося с собой время нашей молодости, открывая грустную возможность ощутить шаги ее удаления - прелюдию неизбежного расставания и с Солнцем, и с Танцем, и с вдруг выросшими потомками. В общем, время с детьми летит незаметно. Да и попробуй за ним, бестелесным, невидимым и неслышимым, уследи, если не глядеть на взросление детей. К тому же некогда, да и незачем. Других проблем по горло", - уверенно заключила Фанта, когда я решился на обсуждение с нею щекотливой проблемы отношения к детям в России и в Африке. И по-своему она, конечно, была права. Если детей любишь искренне и бескорыстно, надежда на их лучшее будущее заслоняет тоску и горечь разлуки.
АНДРЕЕВ Игорь.
