Отчет о невыполнении редакционного задания
Задание было простым: узнать о судьбе дома в деревне Копище и рассказать об этом читателям. Дома злополучного и многострадального. Того самого, о котором «СБ» в последний раз сообщала два года назад, 6 июля 2006 года в статье «Контрастные души». Того самого, которому ранее в течение двух лет был посвящен добрый десяток публикаций: «Кто остановит произвол?», «Мажордом», «Контратака», «Что происходит?», «Игра в кубики по–крупному», «Для тех, кто не понял» и т.д.
Финальная, как тогда казалось, статья сообщала, в частности, о наказании троих строителей. Они были признаны «организованной группой», которая занималась незаконной предпринимательской деятельностью, сопряженной с получением доходов в особо крупном размере. С.Виталеву, К.Малахову и Г.Панфилову были назначены сроки от 2 до 5,5 года лишения свободы в колонии усиленного режима с конфискацией имущества.
Это правовая сторона дела, к которой редакция отношения не имеет. Следствие и суды вели «уполномоченные органы». Но есть еще инженерная сторона вопроса. Возведенное в деревне Копище сооружение по документам именовалось так: «Сблокированные одноквартирные жилые дома». У них даже адреса были разные: 17а и 17б по улице Лесной. В реальности то был многоквартирный и весьма комфортабельный дом, первый этаж которого занимали гаражи, а на четырех жилых имелись 24 квартиры разной площади.
Что с домом?
За два минувших года рядом выросли коттеджи и строятся многоэтажные дома. Неподалеку возведен гигантский каркас троллейбусного депо. Дом, напомню, фактически расположен в столичном микрорайоне Уручье, к которому вплотную прилегает деревня. Вскоре район обретет весьма живописный облик.
Его будет портить лишь этот дом, имеющий жалкий вид: большинство стекол разбито, некоторые окна лишились рам, под отсыревшей и облупившейся штукатуркой проступает кладка... Две входные двери намертво заварены, поэтому внутрь не войти. Но при желании — можно: через открытые балконные двери первого этажа либо через разбитые окна. Говорят, что бомжи легко проникают внутрь и там ночуют. Не проверял.
В чем инженерная проблема? Дом должен был иметь два жилых этажа — на 12 квартир. Это предполагал профессиональный, должным образом согласованный и утвержденный архитектурный проект. Но осужденный ныне Г.Панфилов самовольно достроил еще два этажа. Здания такой высоты уже требуют согласования с Госстройнадзором. Согласования не было, но Панфилов строил. Еще в сентябре 2004 года (только–только началось возведение 3–го этажа) инспекция департамента Госстройнадзора по Минской области выдала предписание: «Строительство многоэтажного жилого дома прекратить». Но Панфилов это проигнорировал...
Отчасти поэтому дом так и остался незаселенным. Выдержит ли несущая конструкция два дополнительных этажа, не обрушится ли? Два года назад этого никто не знал. А сейчас? И еще один принципиальный вопрос: куда смотрела и смотрит местная власть?
Как и прежде, деревня Копище относится к Боровлянскому сельисполкому. В феврале этого года его возглавил новый председатель, Александр Савончик. Первым же делом обратился в милицию и Минский райисполком с просьбой обеспечить охрану дома. Мотивируя тем, что он конфискован, обращен в собственность государства и эту собственность надо сохранить. Но содержать сторожей не позволил бюджет. Тогда председатель, осмотрев здание вместе с судебным исполнителем, распорядился заварить двери. И это все, что по силам сельисполкому!
Считаю обязательным отступление. Иначе не понять, почему вообще случился столь вопиющий, небывалый для страны прецедент и почему именно на земле Боровлянского сельсовета. Итак, куда смотрит местная власть?
Наш разговор с Александром Савончиком прерывают ежеминутно: он подписывает кипы бумаг. В коридорах не протолкнуться. Сегодня, как и во всякий приемный день, председателю предстоит принять 60 — 70 граждан только по вопросам прописки. На «его» территории проживаeт более 20 тысяч человек, в очереди на жилье стоит более полутора тысяч, и население постоянно увеличивается. Понятно почему?
Помимо нескольких деревень (как в «среднем» сельсовете), на земле Боровлянского расположены: НИИ онкологии, областная больница, детская областная больница, госпиталь участников войны, детский онкологический центр, тубдиспансер, Минская районная больница... Огромный медицинский комплекс, уникальный, единственный в своем роде. Город в городе — с тысячами медработников от рядовых до светил мирового уровня, со сложнейшей инфраструктурой. Конечно, в значительной мере учреждения этого комплекса управляются «сверху», министерствами и ведомствами. Но все так или иначе завязаны на сельисполком как орган местной власти. Среднестатистический! 13 штатных единиц, включая уборщицу, — на исполком и сельсовет вместе. С непомерным объемом работ и забот они физически не справляются. Какой–то заброшенный дом в отдаленной деревне — не приоритет, мягко говоря. Приоритеты: жилье и его ремонт, инфраструктура, торговля, медицина, образование, благоустройство...
Отнюдь не выглядит совпадением вот что. В том же номере за 6 июля 2006 года, где вышла статья «Контрастные души», был опубликован и «конференц–зал» «Власть в масштабе один к одному. Местное самоуправление должно быть эффективным». Среди самых авторитетных экспертов (из Академии управления при Президенте, Совета Республики, Минэкономики...) местную власть представлял... тогдашний председатель Боровлянского сельсовета Эдуард Самуйло.
Процитирую некоторые его фразы. «...Местные Советы не обладают ни достаточной нормативно–правовой базой, ни достаточными средствами, ни достаточной властью, чтобы реально влиять на ситуацию на вверенной территории...» «О какой вдумчивой работе можно вести речь, когда за валом бумаг не успеваешь вникнуть в суть проблемы. У нас почти на 20 тысяч населения — всего семь с половиной ставок...» «Как это сегодня сельисполкому не иметь юриста? Но нам это по штату не положено...»
За два года ничего принципиально не изменилось. Александр Савончик и сейчас не может исключить на боровлянских землях (где во множестве растут дорогие коттеджи) какие–то нарушения. Один штатный землеустроитель едва ли выявит все. И слишком слаб его авторитет, чтобы добиться их устранения.
Короче говоря, обвинить местную боровлянскую власть в бессилии было бы большим упрощением. У нее по объективным причинам не до всего доходят руки. Но так быть не должно: бессильная власть — это нонсенс! Трудно не согласиться с мнением Александра Савончика: что–то нужно менять. Чтобы власть была авторитетной и действенной, а ситуация — управляемой. Вероятно, проблемы поселка Лесной (как «центральной усадьбы») и в целом Боровлянского сельсовета могут быть темой отдельной публикации.
Вернемся к нашему объекту. Спрашиваю Александра Савончика: «Нет ли речи о заселении дома?» Говорит, что исключено. В доме, мол, течет крыша. Сыреют и, вероятно, разрушаются стены. «Не думаете ли сносить?» Председатель мнется...
Его нежелание связываться со злополучным объектом понятно. Не хватает компетенции и властных полномочий — по указанным выше причинам. Опасения тем более понятны: хоть заселяй, хоть сноси — неприятностей не оберешься. Это мягко говоря. Только и остается, что заварить входы.
Но есть же еще районная власть. Она должна решать проблемы, которые не под силу сельисполкому. По этой причине, к примеру, зампредседателя Минского райисполкома Николай Петухов минувшей осенью был приглашен на показательную акцию Генпрокуратуры в деревню Раубичи, где было выявлено немало нарушений в сфере землепользования. Тогда же «СБ» посвятила этой теме несколько публикаций: не будем повторяться. Лишь замечу, что Н.Петухов был хмур и в общении с представителями СМИ немногословен. Что было понятно: нарушения многочисленны, очевидны и ставятся в упрек именно ему как отвечающему за жилищно–коммунальное хозяйство и эксплуатацию жилого фонда. Более того, состоявшаяся позже коллегия Комитета государственного контроля ставила вопрос о соответствии руководителя занимаемой должности.
Н.Петухов работает в той же должности. Объект в сфере его ответственности. Николай Петухов, однако, за несколько дней не нашел времени, чтобы прояснить дальнейшую судьбу дома. Хотя ответ занял бы даже не часы, не минуты — секунды. Предполагаю (а что еще остается?), что вариантов три. 1. Будем ремонтировать и заселять. 2. Будем сносить. 3. Не знаем, что с ним делать.
Поэтому мой отчет перед руководством и читателями краток и таков: о судьбе дома не знаю.
Но что же делать? В конце концов, тень легла и на газету. Повествуя в течение нескольких лет об этой нелепой истории, мы меньше всего хотели, чтобы одна бестолковщина сменилась другой. Но фактически так и произошло.
В течение двух лет никому нет дела до конфискованного в пользу государства добра. Это не рядовой «конфискат» типа «незатаможенных» телефонов. Это недвижимость, которая потянет на пару миллионов долларов. Если исходить из стоимости 24 квартир. Если выставить их на продажу.
Это несколько меньше, если, скажем, выставить на аукцион дом целиком. Но даже по цене земельного участка — все равно много. В конце концов, даже бесплатная передача его другому владельцу имеет больше смысла, чем разрушение и бездарная потеря.
Так у нас поступают с госсобственностью, которая используется неэффективно: продают или передают. Местная власть обязана следить за целевым использованием участков, выделенных под жилые дома. Чуть что не так — обязана землю изъять, чтобы продать или передать. Почему в данном случае в течение двух лет не происходит ничего? На «золотой» по стоимости земле практически в черте города.
Ведь так не может продолжаться вечно! Впрочем, может, судя по всему. Но не должно! Похоже, что нужна чья–то команда или инициатива. Приходится брать ее на себя? И вовсе не на том спорном основании, что кашу заварила газета. Во–первых, заварила не газета. Во–вторых, основание самое что ни есть правовое.
Наше законодательство предполагает обязательную реакцию на публичную критику в СМИ. Если кто–то забыл, напоминаем, что Указ Президента от 5 декабря 1997 года № 630 «О реагировании должностных лиц на критические выступления в государственных средствах массовой информации» прямо к тому обязывает.
В данном случае критический пафос имеет конкретного адресата: инспекция департамента государственного строительного надзора, которая обязана была контролировать объект, которая видела нарушения и выдавала предписания. Но не добилась их исполнения. На ней, очевидно, лежит часть ответственности за прискорбный прецедент. Поэтому в официальном реагировании, которое должно последовать, хотелось бы услышать конкретный ответ на простой вопрос: пригоден ли дом для использования по прямому назначению? А можно ли в нем жить? Подлежит ли он ремонту либо требует сноса?
Просили бы также экспертное мнение уважаемого Минстройархитектуры. Напрямую оно к проблеме не причастно, в статьях не упоминалось и отвечать не обязано. Но, несомненно, располагает нужными специалистами. В конце концов, дело у всех одно. Ответ на поставленный вопрос должен помочь принять решение Боровлянскому сельскому и Минскому райисполкомам, которые не могут это сделать сами.
Что–то подсказывает мне, что Григорий Панфилов, если он читает сейчас эти строки, не только переживает за дело своих рук, но и... усмехается. Уж он–то, будь он на свободе и при деле, все вопросы решил бы мигом. Давно заселил бы дом и забыл бы о нем. И государство сейчас бы не ломало голову — что делать с бесхозным домом, и вообще не было бы нелепой проблемы.
Конечно, я за него переживаю: не желал ему такой судьбы. Подвели его алчность и чрезмерная лихость в стиле Остапа Бендера, а чиновники «помогли». Но есть еще одно обстоятельство, порождающее искреннее сочувствие к осужденному.
Статья «Контрастные души» имела грустное послесловие. Незадолго до своей смерти бывшая теща Панфилова жаловалась мне, что он, дескать, изломал судьбу дочери: упрятал в «психушку», отобрал детей. Хотелось проверить, действительно ли упрятал и отобрал. Но добрые люди помогли молодой женщине выйти из лечебницы. Потом она пришла в редакцию и мы долго с ней говорили. Я хотел, но так и не смог спросить ее о детях, которых у нее «отобрали». Она сама призналась, что... опять была беременна. Только–только выйдя из больницы. Потенциального отца не знала. Спрашивать, увещевать и взывать к чему–то мне казалось излишним, хотелось скорее и тактичнее закончить разговор. А потом мне позвонили и сказали, что женщина опять в лечебнице...
Такая вот житейская драма. У Григория Панфилова есть не только вина перед законом, но и дети, оказавшиеся сейчас в трудном положении...
Фото автора.
