Как это было

На местного 70-летнего лесника Александра Ефимовича Есипенка меня вывел генерал-лейтенант в отставке Евгений Васильевич Микульчик: "Поговори с Лешей, в деревне все его Лешей называют, он, наверное, единственный свидетель того, как немецкого офицера убили в августе 1944-го.
На местного 70-летнего лесника Александра Ефимовича Есипенка меня вывел генерал-лейтенант в отставке Евгений Васильевич Микульчик: "Поговори с Лешей, в деревне все его Лешей называют, он, наверное, единственный свидетель того, как немецкого офицера убили в августе 1944-го..." Разыскать в Междуречье Александра Ефимовича оказалось делом несложным. Дома его, правда, не застали. Хотя и не работает уже лесным сторожем, все его тянет в лес. В этот раз повел приезжих рыбаков на Волму (потому и Междуречьем названа деревня, что между лесных прогалин при впадении Волмы в Свислочь расположена). Расспросив, зачем наведались целой делегацией, Есипенок сразу согласился и место показать, где фашистский офицер остался лежать.

Возвращаемся в село. По дороге Александр Ефимович, дитя войны (в 1933 году родился - в гости мы наведались как раз в канун юбилея), рассказывает о своей семье. Батька его еще до революции служил матросом на шведских судах. Скопив в "загранке" немного денег, собрался домой, в письмах обещал родителям с покупкой земли подсобить. Но приглянулась матросу симпатичная статная шведка. И ей моряк пришелся по душе. Но боязно было отправляться в неведомую Белоруссию. Уговорил Ефим шведку шутками-прибаутками да сказками-россказнями о мнимом богатстве. Поверили родители невесты, что у жениха дома две лавки и мельница своя есть. А приехали в Междуречье, отгуляли свадьбу, шведка робко и спрашивает (уже поняла, что у мужа нрав строгий), где, мол, лавки и млын (понравилось ей белорусское название мельницы). Ни на секунду не смутившись, Ефим показал на ручные жернова как на самое стоящее богатство и на две скамейки, что по разным углам хаты стояли: "Вот тебе и млын, вот тебе и лавки..." Четверых сыновей родила шведка. А при пятых родах умерла. Александр, Леша, родился уже от другой жены Ефима. Такой большой семьей и встретили войну.

Старшие едва ли не сразу подались в партизаны. Ваня - второй сын Ефима - стал командиром взвода разведки. А двоюродный брат Иван Есипенок пошел в полицию. Дослужился до начальника полицейского гарнизона в соседнем местечке Пуховичи. Крови чужой на нем немало. Служил немцам со рвением и подобострастием величайшими. Вся округа ходила в страхе от Ивана Есипенка. Партизаны не раз организовывали охоту на землячка. Все безуспешно.

А незадолго до освобождения, еще до последней блокады, партизаны привезли в Междуречье убитого брата Лешки - партизанского разведчика. И рассказали, что убил его начальник пуховичской полиции. Александр Ефимович не сдерживает своих слез и сейчас

: - Убил, гад, не скрываясь. Еще рвал на Ваньке одежду. Немцы остановили его, пистолетом угрожая. Видно, и им противно было смотреть, как изгаляется, а может быть, знали, что полицай брата убил. Тогда убийца поднял Ивана на плечи и к самому селу поднес, у забора кинул. Люди слышали, что кричал их землячок: "Брата убил!.. Брата убил!.. Война закончилась!.. Я выиграл войну!.."

Война для лесной партизанской деревни и всех ее жителей не закончилась даже в июле 1944 года, когда Белоруссию освободила Красная Армия. Уходя из деревни, красноармейцы оставили винтовку и посоветовали людям организовать ночное патрулирование. В лесах еще прятались фашисты. А Ефим - отец Ивана и Лешки - организовал отряд самообороны (двенадцатилетним пацаном вошел в эту команду и будущий генерал Евгений Васильевич Микульчик).

...Немец вышел из леса днем. В белых холщовых брюках, в такой же рубахе. Видно, кого-то убил в другом селе и переоделся. Прикинулся глухонемым. Показывал рукой, что хочет есть. Видно, подножный лесной корм уже не спасал. Но междуреченцы, собравшиеся у дома Есипенков, разглядели под рубашкой и штанами военную форму. Ефим попытался задержать пришельца. Немец, хотя и видно было, что слабый, оказал сопротивление. Ударил мужчину торбой по голове. Началась возня. Оба упали. Лешка - к соседу. Мол, помогите. А тот стоит на крыльце и этак степенно замечает: "А нашто яго чапалi..." Пока младший брат суетился, еще один мальчишка вынес из дома оставленную красноармейцами винтовку. Ефим бросил возню, схватил у мальчишки винтовку. Сразу не стрелял, гаркнул: "Хенде хох!.." Немец поднялся с земли, отыскал глазами торбу, вытащил оттуда пистолет. Но выстрелить не успел. Первым выстрелил Ефим... Осмотрели убитого. Под рубашкой - ордена или кресты, какие-то знаки отличия. В карманах - документы, тугие пачки марок. Видно по всему, что убили офицера... Долго не думали, что делать с телом. Кто-то из теток заметил: "Не на кладбище же его..." С убитого сняли ботинки (больно туго с обувкой тогда было, а ботинки будто новые, размер принципиального значения не имел) и закопали здесь же, у дома. Александр Ефимович показывает на поленницу: "Там немец и лежит..."

Евгений Васильевич Микульчик, отставной генерал и бывший боец отряда самообороны, дополняет рассказ: "В июле или в августе в деревне убили еще одного немца, вышедшего из леса, и закопали его, кажется, на перекрестке..."

Существует такая статистика. Согласно собранным данным, в Беларуси 237 немецких захоронений времен Первой и Второй мировых войн. Если говорить исключительно о Второй мировой, то в белорусской земле находится прах 109 тысяч немецких солдат и военнопленных. Что интересно, до 1954 года захоронения немецких военнопленных создавались и обустраивались. Есть документы, подтверждающие смерть каждого человека. Затем средства на эти цели перестали выделяться. Захоронения постепенно превратились в пустыри, попали под жилые и прочие застройки. Что же говорить непосредственно о военном времени? А междуреченские могилы уж точно ни в каких реестрах не числятся.

...Летом 1945 года Есипенкам пришла повестка в суд. Передал почтальон - и на этом все. Зачем, по какой надобности - никто понять не может. Телефона в деревне нет. Да и выяснять как-то боязно. Жена робко заметила Есипенку-старшему: "Может быть, за того немца, ведь никуда не сообщали..." Но хозяин только глянул сурово - и женщина замолчала. Собрались Ефим и Лешка и пошли пешком в райцентр - в Марьину Горку. Путь неблизкий - километров за двадцать. Уже в здании суда выяснилось, что привезли судить на родину Ивана Есипенка, родственника-полицая. Поймали где-то в Польше. Власть тогда в районе, как, впрочем, и везде, была у вчерашних партизан - и они знали, кто кому родственник, кто перед кем в ответе. Вот и вызвали на суд отца и брата своего погибшего сотоварища. Ефим и плакал, и угрозы племяннику посылал, и хотел дотянуться, чтобы тоже одежды на нем разорвать. Стражи порядка Есипенка-старшего из зала суда вывели. О приговоре Ефим узнал от Лешки: постановили полицая расстрелять...
Заметили ошибку? Пожалуйста, выделите её и нажмите Ctrl+Enter