Иду на таран

Нет уже на земле Бориса Ивановича и Ларисы Георгиевны, а фотографию эту сделал и сберег для меня наш общий друг Владимир Кияшко. Мы дружили с Ковзаном много лет - он часто приходил в редакцию в белой тенниске, на которой сверкала звездочка Героя Советского Союза.

Друзья обязательно наливали Борису Ивановичу рюмочку, он выпивал ее весело и почти никогда ничего не рассказывал о войне. Но однажды я спросила Володю: "А что сделал этот человек на войне, знаешь?"

- А ты - нет? Четыре тарана в небе...

Я попросила у Бориса Ивановича официальной встречи. Он тоже готовился к ней как истый военный - при мундире, в парадной форме первоклассного летчика, сел в кресло и попросил разрешения курить. Не успевала я записывать его рассказ...

- Самолет мой закружило в спираль, никак не могу посадить. Небо. Солнце. Облака. А перед носом - фашист. Глаза закрыл от неожиданности. Что будет, то и будет - выстрелил. Оказалось, сбил самолет.

Он закончил авиационное училище перед войной, а стрелять учился сам с первых минут войны, в бою.

Он вырос в Бобруйске.

И вот совсем недавно в Бобруйске мне вновь напомнили о Борисе Ивановиче Ковзане. В Бобруйске, родном его городе, все никак не решат назвать его именем улицу, хотя есть сразу несколько улиц без названия - "летный городок". Энтузиасты и поклонники летчика Ковзана собрали все документы для топонимической экспертизы, представили их в исполком, а решения нет. Это не обидело память смелого солдата. Ничего, что нет улицы. Есть же смелость и четыре тарана - никто в мире не сделал столько же!

- Кто-нибудь совершал тараны до вас? - помню свой вопрос в той беседе с Борисом Ивановичем.

- Петр Нестеров в 1914 году. Это первый в истории авиации таран. Потом - Скаварыхин на Халхин-Голе, Кокарев - над Брестской крепостью, и после без остановки: Иванов, Зайцев, Харитонов, Катрич, Талалихин, Пинчук...

Это - целая наука, оказывается. Мало смелого порыва духа - надо было сбить врага и остаться живым.

- На таран шли лишь когда иного выхода не было: боеприпасов нет, а сам - погибаешь...

- У вас четыре тарана!

- Мой характер резковатый, - он вновь раскурил "беломорину". - Трудно было себя сдерживать, но все тараны были против войны, ради Победы. Тараны - это высший пилотаж, точный расчет. Делаю "горку", ложусь на спину. Выравниваюсь. Освобождаю заднюю полусферу и атакую хитро. Только две недели прошло, как Шинкарев полез в лоб - одни перья от его самолета. Нет, я-то собью немца, как на полигоне...

Было и так: патронов нет, я пустой... Вишу у немца под самолетом - а он не может понять, почему я не стреляю?! Резанул - в хвост. Он - вниз, а я почти не пострадал.

"Почти" - это множество ранений. Вместе с Мересьевым он проходил комиссию и возвращался снова в строй. А на 20-летии Победы узнал про четвертый свой таран так. Командир (тогда уже генерал) - включил магнитофон: "Приготовься, Боря, держись..."

- И я услышал свой собственный крик из войны - черный ящик сохранили: "Пробита голова, вытекают мозги. Иду на таран..."

Летчик он был редкий. "Катал" перед немцами высший пилотаж. Под Старой Руссой подполковника сбил, а тот остался жив - Борис Иванович встретился с его дочерью через 12 лет после войны в Москве.

- Дочь плакала и благодарила, что сбил отца, что отец остался жив...

360 боевых вылетов - 127 воздушных боев, и только 4 тарана.

На дороге Москва - Ленинград есть местечко Крестцы. Здесь, на обелиске, имена трех Героев: Тимура Фрунзе, Алексея Мересьева и Бориса Ковзана. Все они - слава 6-й воздушной армии. А мы на родине его, в Беларуси, не можем улицу безымянную именем солдата назвать.

Ковзан все умел делать тщательно. А как мыл посуду! Чисто.

- Нет, Лариса лучше меня мыла и штопала, а я бы, наверное, ничего без нее не сумел... - признался, смеясь.

Было и очень грустное для всех нас с Ларисой Георгиевной время, когда сразу после смерти Бориса Ивановича (он умер внезапно, от инсульта) переживали нападки и "сомнения" со стороны: верно ли, что были у него тараны?!

- Сомневалась зависть, а не люди, - объясняла мне Лариса Георгиевна. - Не о таранах надо после Победы с солдатами говорить, а о жизни, о любви...

Знакомая мне тенниска лежала рядом со звездочкой и кителем в орденах...