В разные годы, встречаясь с международным гроссмейстером Виктором КУПРЕЙЧИКОМ, с удовольствием слушал его красочные и эмоциональные рассказы о поездках на турниры, различные общественно значимые мероприятия. Чтобы как-то их систематизировать, уговорил "гросса" на новое рандеву-воспоминание.- Виктор, как-то странно получалось: замкнутые в себе шахматисты - и вдруг приглашаются на шумные фестивали, форумы, встречи...
- Весь секрет в самих шахматах. В них действительно играли миллионы, фамилии ведущих игроков были на слуху, для встреч с любителями достаточно было расставить 2 - 3 десятка досок с фигурами. Это вам не хоккейную или баскетбольную команду с собой тащить - им нужен лед, соответствующая площадка и прочее. В особом почете шахматисты были у КМО (Комитета молодежных организаций), через который также осуществлялись связи советских комсомольцев (другой молодежи, по сути, у нас и не было) со сверстниками из других стран. Что-что, а поездить по миру на всякие "форумы" с соответствующей оздоровительно-увеселительной программой под прикрытием высоких лозунгов наши комсомольские вожаки любили и знали в этом толк. А какой придумаешь лучший и более дешевый "антураж", чем шахматисты?
- Помнится, на БАМ ты попадал дважды...
- Да, первый раз в 1977 году. По плану ЦК ВЛКСМ Беларусь была первой из союзных республик, которая сформировала состав агитпоезда с месячным пребыванием на Малом БАМе. Интересно, что мне эту поездку предложил зам. редактора "Знамени юности" Валерий Гришанович, т.к. я тогда сотрудничал с газетой и вел в ней шахматный отдел. Из Минска до Улан-Удэ летели самолетом, потом неделю ждали состав, прикативший за нами, весь ярко раскрашенный всякими лозунгами и призывами. Там я узнал, что Малый БАМ начинали строить политзаключенные, уголовники и просто высланные из разных мест еще до войны. Он был необходим, чтобы уголь из огромных разрезов типа Нерюнгри доставлять на Дальний Восток. А учитывая интерес к нашему сырью Японии, стройка сулила огромные выгоды. Кстати, при том, что раньше "железка" там уже была, строительство практически пришлось начинать заново - в годы войны шпалы с Малого БАМа были вывезены в район Сталинграда.
Помню, тогда соседями по купе оказались молодой поэт Владимир Некляев, впоследствии написавший цикл бамовских стихов, композитор Эдуард Ханок, чей рояль занимал половину вагона-ресторана. На каждой станции, в любом поселочке, где мы останавливались, Ханок непременно наигрывал и напевал "То ли еще будет", мгновенно ставшую шлягером, а я спустя годы думаю, сколь же прозорлив был автор стихов этой песни...
- Виктор, и для кого же вы выступали, с кем встречались?
- Мои одногодки помнят, что первыми на БАМ прямо с очередного съезда комсомола отправились добровольцы, энтузиасты. Это было за 1,5 - 2 года до нашего приезда, и от них на БАМе остались единицы.
- И что же был там за, так сказать, контингент?
- На смену энтузиастам пришли молодые ребята по комсомольскому призыву, желающие неплохо заработать. Им компанию составляли лица, вышедшие из мест заключения, которые хотели стать на ноги перед возвращением домой.
- И как вас там принимали?
- Просто великолепно. Я до сих пор с гордостью вспоминаю обе поездки на БАМ - мы на самом деле оказались нужны людям для встреч и общения. Выступали, естественно, где придется. Помнится, танцоры из ансамбля Апанасенко, на которых выпадали огромные нагрузки, меняли костюмы прямо на глазах у зрителей. А что делать, если нет ни костюмерных, ни кулис. Пожалуй, только одна история до сих пор оставила неприятный осадок.
Случилась она на станции Беленькая в канун Дня Победы. Я быстро закончил сеанс одновременной игры - а концерт только начинался - и пошел в поезд. Забрался в купе, окна, двери нараспашку, лежу - читаю. Слышу - кто-то шумит в коридоре, подумал, мол, работники ресторана. Вдруг во весь проем двери нашего купе возникает фигура здоровенного парня, судя по всему, в приличном подпитии. "А кто тут шахматист?" - спрашивает. "Я", - отвечаю, а сам весь подобрался на полке. "Давай-ка сыграем!" Я приподнялся со своего места и со строгостью в голосе заявляю: "Вы что не могли, как все, прийти на сеанс в 15 часов?!" Вижу, парень не врубается. "Приходите завтра, днем еще один сеанс будет!" - "Да-а..." - протянул он и ушел.
Какой-то несчастливый день получился - пошел в баню, а там один "спец" целое ведро воды на каменку плеснул, я еле успел с верхнего полка спрыгнуть и выскочить, но все равно ошпарился. Меня танцоры выручили, запасов мумие на покрасневшую кожу не жалели. А вечером на приеме мне наливали больше всех - по стакану. Так что ожог продезинфицировал не только снаружи, но и изнутри. До сих пор ходят байки, что это тот гроссмейстер, что водку стаканами пьет. Я не возражаю - было такое в жизни.
Поздно, уже в потемках, возвращаемся в поезд и... не узнаем его. Окна выбиты, какие-то вмятины, от лозунга "Решения партии - в жизнь!" практически ничего не осталось. "Героем" оказался парень, приходивший в шахматы сыграть. Он недавно освободился, и местные начальники сказали, что годика два ему добавят. Лучше бы я тогда сыграл с ним - и поезд был бы цел, да и парень не оказался бы вновь в лагере, ему ведь политическое дело пришили. То есть, пойми, я как бы проиграл морально. Вообще, в этих местах столько всякого переплелось. Великого и низменного. Вечного и преходящего. Вот вспоминаю еще одну историю.
В тех краях встретил знакомую по Минску. Она работала экспертом-криминалистом. Знаешь, эти места (чудная дикая природа) даже при всей суровости климата обладают какой-то притягательной силой, есть какая-то романтика. Такая, что эта моя знакомая возвращалась в Минск, потом снова уезжала на БАМ, проведя там в общей сложности около 15 лет.
Так вот, остановились как-то у речки Красная. Ее название соответствовало увиденному - возможно, какие-то породы были на дне, придающие воде красный цвет. Но существует и местная легенда на этот счет, которую и рассказала мне моя знакомая. До войны, мол, у начальника лагеря, здесь расположенного, зэки изнасиловали и убили единственную дочь. Обезумевший офицер вывел заключенных на берег, построил и, расстреляв через одного, покончил с собой. С тех пор и река такого цвета, от крови, в нее хлынувшей...
- А каково было через 9 лет вновь оказаться в этих местах?
- Вторая поездка кардинально отличалась от первой по ряду причин. Теперь мы были под эгидой ЦК ВЛКСМ, собравшего спортивно-агитационную бригаду, куда входили известные хоккеисты Жлуктов, Варнаков, легкоатлетка Откаленко, баскетболист Травин и другие. От хоккеистов, к слову, тогда узнал, что наши за первую серию с канадскими профессионалами получили гонорар аж по тысяче долларов. Так вот, на БАМе тогда уже трудилось много высококлассных специалистов, инженеров, поэтому мои сеансы затягивались на 3 - 4 часа - соперники играли на уровне первого разряда и выше. От них-то и услышал, что весь БАМ строится на быструю руку и на авось, одноколейка не принесет решение проблемы транспортировки угля, не даст экономического эффекта, об экологии никто и не заикался. Вдоль всей трассы БАМа вырубалась просека, и японцы предлагали забрать вырубленный лес в обмен на дорожную технику. Наши, конечно, от такой сделки отказались. Срубленный лес гнил, а работали с примитивными механизмами. Мосты кое-как выдерживали рабочие поезда, а первые составы с углем нередко уходили в воду. Возник вопрос: как обживать построенные станции?! Он, кажется, до сих пор не решен. Это было время самой активной борьбы с пьянством и алкоголизмом, вечера встреч и приемы - как бы чего не вышло! - были редкостью, а это, несомненно, накладывало свой негативный отпечаток на все впечатления о поездке.
Как-то в огромном угольном разрезе в районе Нерюнгри познакомился с шофером многотонного БелАЗа. На фоне нашего исполина японские, если не ошибаюсь, "Комацу" выглядели миниатюрными. По его словам, БелАЗ - отличная машина, мощная, трудяга, но после смены кажется, что сам поднял за день килограммов 200 - 300. После "Комацу" - проблем никаких, как будто полуторкой управлял.
Один из местных начальников похвалялся, как он вертолет за тысячи километров в Благовещенск гоняет за крепкими напитками. Вот так с пьянством боролись в жизни, а не на бумаге. Вспоминаю, как после этих "сухих" мытарств на БАМе прилетели в Москву, где Миша Варнаков, несмотря на то, что он из Горького, взял инициативу в свои руки и раздобыл невесть где 4 бутылки очень приличного коньяка, да еще и таксисту поручил доставить меня в аэропорт в лучшем виде. Что и говорить, хоккеисты - люди с широкой душой, другие в такой игре не задерживаются...
И сколько я ни вспоминаю БАМ, укрепляюсь во мнении, что все-таки там работали энтузиасты, не длинным рублем все определялось, они чувствовали свою полезность и причастность к великому делу. И не их вина, что многие ударные стройки велись наобум, огромные средства уходили в никуда.
- После "трудовых подвигов" на БАМе приглашение на Всемирный фестиваль молодежи и студентов в Пхеньяне можно расценить как путевку на отдых в награду...
- Лучше не сравнивать. И сейчас могу твердо сказать - фестиваль был абсолютно нецелесообразной тратой огромных денег с нулевой отдачей. После рассказов гроссмейстера Цешковского, я думал, что в Гаване, куда он был приглашен, состоялся последний из подобных форумов. Как возник в 1989 году Пхеньян? - ума не приложу. Туда было доставлено самолетами около 2 тысяч комсомольцев из всех республик, к которым присоединились единицы представителей Восточной и Западной Европы. Все это напоминало большой комсомольский слет, только проводился он почему-то в далекой Корее. Туда и обратно летели весело. Комсомольцы "горячительным" запаслись по полной программе, а в выпивке они знали толк. Вечером в олимпийской деревне, где мы жили, шла настоящая по-нашенски комсомольская гулянка с песнями и плясками под громкую музыку до 3 - 4 часов ночи. Перед отлетом из Москвы за мной закрепили груз какой-то спортивной формы. В Пхеньяне выяснилось, что там он никому не нужен, и мне стоило немалых усилий, чтобы кому-то его сдать. На обратном пути я спросил у соседа, секретаря Краснодарского крайкома комсомола: "Сколько стоило все это безобразие?" Он возмутился такой постановкой вопроса, но настойка с корнем женьшеня сняла напряженность, и он назвал цифру в 56 миллионов рублей. Тогда это были огромные средства. Комсомол получил их через КМО из госбюджета. У меня создалось впечатление, что, кроме СССР, ни одна страна, включая КНДР, в этот фестиваль не вложила ни копейки.
Все было расписано и запрограммировано. Я был частью сугубо спортивной программы, жил в одном номере с баскетболистом Станиславом Ереминым, большим поклонником шахмат, глубоко убежденным в их полезности для баскетболистов. Долматов возглавлял группу любителей футбола. Они встречались с какими-то местными молодежными командами и потом признавались, что пользы никакой ни нашим, ни корейцам. Ко мне на сеансы практически никто, кроме советских, не приходил. В Пхеньяне были современные спортсооружения, они надеялись Олимпиаду проводить вместе с Сеулом. Кстати, в одном из культурно-спортивных центров видел Ким Ир Сена - так же близко, как тебя сейчас. А вообще обычно наши команды на соревнования сопровождал кортеж грузовиков с военными в кузове, которые прилежно занимали места на трибуне и скандировали лозунги во славу Ким Ир Сена...
В Пхеньяне тогда стояла необычайно душная погода с температурой под 40. И буквально на второй или третий день, памятуя о солнечном ударе Цешковского в Гаване, я категорически отказался выполнять команду "Всем идти на парад!", за что выслушал угрозы со мной "разобраться и примерно наказать". Они, вероятно, забыли, что я давно уже вышел из комсомольского возраста.
Запомнилась во время трансляции парада открытия женщина - единственный посланец Южной Кореи. Подумалось, сколько надо было мужества, чтобы решиться на такой поступок. Потом узнал, что по возвращении в Южную Корею ее судили и приговорили к 10 годам тюрьмы. Так что, думаю, две системы тогда основательно портили жизнь своим гражданам...
- Виктор, после стольких приключений, что тебя так возмутило в поездке в чернобыльскую зону?
- Я бы сказал по-другому. Сама поездка в июне 1986 г. в компании с тренером по гребле Каптуром и работником аппарата "Динамо" Годлевским получилась вполне нормальной. Они беседовали с военнослужащими внутренних войск, которые устанавливали границы зоны, я дал шахматный сеанс - все было, как обычно. Вспоминаю, когда нас представляли, из строя раздался громкий голос: "А какого хрена, Виктор Давыдович, вы здесь делаете?! Лучше бы прислали футболистов. У нас есть о чем с ними поговорить". Перед этим минское "Динамо" крупно проиграло в Москве, и одноклубники были явно этим рассержены.
После таких "разговорчиков" командир пообещал участникам сеанса за победу над гроссмейстером 10 суток отпуска. Играли ребята хорошо, сеанс шел весело, с прибаутками, было 4 - 5 ничьих. До сих пор жалею, что никому не поддался - это моя принципиальность во мне в ненужный момент взыграла. Так бы, смотришь, пару человек смогли в отпуск съездить. И сегодня помню, как купались женщины в реке, когда мы проезжали Брагин, как молодые ребята рвали зеленую черешню и ели ягоды, как голыми руками разгружали бетонные блоки... Какая там защита?! О радиации никто вслух не говорил. Местные старики с живностью уходили в лес, чтобы скрыться от принудительного переселения. "Мы от немцев три года в лесах прятались, а тут при своих куда-то уезжать!" - это был их основной довод. Уже бегали первые одичавшие собаки, все зарастало бурьяном и травой в пояс. Дай Бог, чтобы были живы все участники тех наших встреч.
Обозлило меня, и не на шутку, другое. Через некоторое время после возвращения в Минск, а в зоне мы были меньше суток, один из спортивных динамовских начальников позвонил и сказал: "Собирай, Виктор, документы, надо ликвидаторские справки оформлять". Естественно, послал его очень далеко. Скажи, где честь и совесть: несколько часов на границе зоны - и вот готовы ликвидаторы. Потом, кстати, многие к действительным ликвидаторам, рисковавшим жизнью и здоровьем, прилипали.
Я из другой породы - и на БАМ ездил по велению сердца, нам никаких гонораров за это не платили, и в зону. Мне просто приятно ощущать, что ты полезен людям, что тебе с ними, а им с тобой интересно, что новые встречи и знакомства взаимно обогащают.
