Европа продолжает нести потери от мирового финансового кризиса. Причем потери не только сугубо финансово–экономические, но и имиджевые, репутационные. Мантры «европейская интеграция», «европейская валюта», «Шенгенская зона» за последние три–четыре года подрастеряли значительную часть своего обаяния, в первую очередь в рядах европейских неофитов.
Очередной урон престижу Европейского союза нанесла Болгария, руководство которой озвучило свое нежелание присоединяться к зоне евро, по крайней мере в обозримой перспективе. Подумать только, насколько переменился мир за какие–то несколько лет. Еще недавно восточноевропейские неофиты соревновались наперегонки, кто первым доплывет до вожделенного берега еврозоны, кто первым запрыгнет в лодку единой евровалюты. Скорейшее продвижение к вступлению в зону евро было синонимом успеха как экономического, так и политического. И вот Болгария, беднейшая страна ЕС, отказывается от счастья быть причисленной к эксклюзивному клубу обладателей евровалюты.
Болгария в этом своем желании (точнее, нежелании) отнюдь не одинока. Польша, которая, напротив, является одной из наиболее успешных восточноевропейских стран, также не торопится вступать в зону евро, заявляя, что присоединится к валютному союзу только по завершении экономического кризиса. Грубо говоря, когда рак на горе свистнет.
Помимо Польши и Болгарии, не торопятся с вступлением в зону евро и другие восточноевропейские государства — Латвия, Литва, Венгрия, Чехия, давно известная своим евроскептицизмом.
Кризис, накрывший ЕС, носит многоплановый, многоаспектный характер. Сводить его к сугубо финансово–экономической составляющей нельзя. Это кризис европейского проекта как такового. Расширение ЕС в свое время осуществлялось на волне эйфории и в значительной мере носило эмоциональный характер. На западе царила эйфория от завершения «холодной войны», и триумфальное продвижение евроатлантических структур на восток как бы геополитически закрепляло результаты этой победы. В восточноевропейских странах, сбросивших «социалистическое ярмо», царили идеалистические представления о западной жизни и, как следствие, завышенные ожидания от евроинтеграции.
Но вот сладостные грезы рассеялись и реальность предстала во всей своей неприглядности. Суть европейского кризиса в значительной степени сводится к тому, что, как говорил классик, «в одну телегу впрячь не можно коня и трепетную лань». Европейский союз очевидным образом превысил все лимиты расширения, вбирая в себя слишком разные по своему потенциалу — экономическому, геополитическому — страны, привести которые к некоему единому знаменателю оказалось непосильной задачей. Как следствие, многочисленные дисбалансы и перекосы повергли Евросоюз в пучину кризиса.
Во времена перестройки было принято потешаться над «искусственностью» Советского Союза — мол, «великая Русь» «навеки сплотила» узбеков с латышами. Однако СССР так или иначе был мощным централизованным государством, обладавшим немалыми возможностями по выравниванию дисбалансов между разными регионами и республиками. Но даже такой гигант оказался не в состоянии справиться со столь сложной задачей. Последние годы СССР были отмечены многочисленными дебатами на тему, кто кого кормит и кто кого объедает: Россия республики или республики Россию. На интеллигентских кухнях Ленинграда и Москвы обсуждалось, что неплохо бы России освободиться от нахлебников в лице союзных республик. Националисты в республиках, напротив, кричали, что это «проклятая Москва» сосет из них все соки. На том в 1991 году и разбежались.
Положение в ЕС чем дальше, тем больше напоминает эту позднесоветскую ситуацию. Окраинные слабые государства ЕС все больше ощущают себя заброшенной периферией, из которой жадный Брюссель выкачивает трудовые ресурсы. Со своей стороны растет недовольство среди граждан основного «донора» ЕС — Германии, — считающих, что содержание европейского проекта обходится их стране слишком дорого.
Впрочем, хоронить ЕС и делать преждевременные выводы о его нежизнеспособности еще рано. Время, как говорится, покажет.
Очевидно одно: ореол «европейской идеи» за последнее время сильно поблек и Евросоюзу понадобится немало сил и времени, чтобы восстановить ее утраченный блеск. И получится ли это, далеко не очевидно.
В связи с этим весьма любопытно понаблюдать, какие трансформации могут произойти на политическом поле Беларуси. Как и для многих других постсоветских государств, для Беларуси был характерен раскол между сторонниками и противниками европейской интеграции, причем нишу «евроэнтузиастов» у нас традиционно занимала оппозиция. Вся оппозиционная риторика с теми или иными вариациями сводилась к благотворности для Беларуси «европейского выбора». И если пять–семь лет назад, когда ЕС выглядел растущим и перспективным проектом, на эту удочку еще кто–то попадался, особенно среди столичной молодежи, то сегодня замшелая пластинка «европейского выбора» играет все менее убедительно. Сам формат «за или против евроинтеграции» теряет свою актуальность.
