Герой с грустными глазами

Верный критерий актерского счастья — профессиональная востребованность...

Верный критерий актерского счастья — профессиональная востребованность. Если нет интересных ролей, даже гениальный актер начинает сомневаться в себе. Не отсюда ли та обратная сторона профессии, когда творческая жадность, желание участвовать во всем, что ставится и снимается, способна превратить актера в артиста — то есть в сиюминутный персонаж шоу–бизнеса.


О том, как остаться самим собой, не путать сцену и жизнь, я решила поговорить с Дмитрием Ульяновым. Сегодня он один из самых востребованных российских актеров, работает с интересными и глубокими кинорежиссерами. Его узнают на улице, хотя Дмитрий не снимается в ток–шоу, не мелькает в отчетах светской хроники, не участвует в телепроектах, в которых его коллеги охотно поют, танцуют или катаются на коньках.


— Дмитрий, а как вы вообще относитесь к славе, рейтингам и популярности?


— Меня нередко приглашают в различные телепроекты, но я могу себе позволить отказываться от всего того, что мне малоинтересно, — улыбается актер. Несколько раз из–за его занятости переносились место и время встречи, но вот, наконец, «срослось», и мы беседуем в одной из московских кофеен. — Последние семь лет есть возможность выбирать роли, сняться в кинофильме и, после недельного перерыва, приступать к новой работе.


Раньше мне казалось, что история с рейтингами — это нечто искусственное. Но сам убедился в том, насколько я стал узнаваемым после выхода на экраны мистического боевика «Зверобой». Когда его первая часть с успехом прошла на канале НТВ, высокие рейтинги заставили продюсеров, не откладывая в долгий ящик, снять продолжение остросюжетного сериала. Сверхпопулярность боевика для меня загадка. Я думал, ну что это за зритель, которому всерьез может понравиться герой, у которого открылись... паранормальные способности!


Правда, этот скептицизм никак не отразился на работе над ролью. Тем более что по ходу съемок мой герой обрастал характером, появилась история — персонаж получался не картонным или «ходульным», как мне показалось в сценарном варианте, в процессе съемок он становился «живым человеком». Во многом благодаря режиссеру этого сериала.


— Актерской профессии присуща некоторая зависимость — от предложений, от задач режиссера или продюсера. А есть ли у актера Ульянова роль его мечты?


— Давно отучил себя от мысли хотеть сыграть что–либо конкретное. К тому же последнее время недостатка в предложениях нет. Кто–то скажет, мне просто повезло, когда шесть лет назад Владимир Хотиненко предложил роль в своей ленте «72 метра». Это стало попаданием в востребованный временем и режиссерами типаж.


— И дало старт череде героических ролей — героев с чеканной выдержкой и печальными глазами. Это ваше умение не играть роль, а жить в ней оценили такие режиссеры, как Андрей Звягинцев, Петр Тодоровский и другие. Было ли так всегда?


— Конечно, нет. В самом начале актерской карьеры, во время учебы в институте, я всегда выглядел старше своего возраста. Мне это не мешало, в учебных спектаклях и телепроектах я играл возрастные роли, причем чаще всего водевильного плана. Но юность закончилась, пришел работать в Театр имени Евг. Вахтангова, а там ролей для меня не было — случилось «выпадение из возраста». В свои двадцать с «хвостиком» выглядел так же, как сейчас в 38. Сорокалетних в театре и без меня хватало.


Так что с театром у меня в целом не сложилось, хотя связь не уходит — остались замечательные друзья, все, что там происходит, я знаю. Но желания вернуться в театр нет. Как–то недавно зашел к своим, сел в буфете и за пару минут вспомнил все ощущения, которые посещали меня на протяжении шести лет.


Когда я пришел в театр, то быстро понял, что не очень хорошо представляю себе, как и на какие этапы настраивать свои внутренние часы. Я испугался, что это навсегда. Как жить — от премьеры к премьере? Я не знаю, что это такое — навсегда, и не хочу знать этого. Я этапный человек. Школа — это 10 лет. Институт, тоже понятно, как распределить свои силы на четыре года. Съемки в кино — это абсолютно понятный временной отрезок работы.


А еще кино в отличие от театра не требует столь глубоких отношений с людьми, которые, безусловно, возникают в театральном коллективе. Театр — своего рода семья. И здесь я становлюсь таким, какой я дома, начинаю жить жизнью других людей, их переживаниями, пропускать это через себя, видеть проблемы, которые не нужны для работы на сцене. В кино подобной «семейственности» нет...


— Дмитрий, но для кого–то элемент творческой ревности и создания вокруг себя градуса истерики — вообще творческий метод работы!


— В общем–то да, но мне ближе пример Николая Караченцова. Про него рассказывают, что он буквально вбегал перед началом спектакля в театр — грим, и на сцену. Это было в пору бешеной популярности ленкомовских актеров, занятых на съемках, записях, концертах. Даже когда у актера не стало такого плотного графика, он все равно приезжал к спектаклю, если оставалось время, гулял вокруг театра, вбегая «впритык». Мне это понятно, а вот некоторым актерам, наоборот, надо прийти загодя, пообщаться — так они настраиваются на действо.


Но у меня нет разочарования в театральном этапе моей жизни. Он закончился на подъеме: я сыграл одну из центральных ролей в спектакле «Пластилин» режиссера Кирилла Серебренникова. Постановка в свое время «выстрелила», все актеры, которые там играли, стали очень востребованными и на сцене, и в кино.


— Традиционно считается, что провинциалам в юности приходится больше преодолевать, покоряя столицу, доказывая себе и другим, что они не зря «понаехали», борясь с бытовыми трудностями.


— Знаете, я с таким утверждением не согласен. В 17 лет у каждого свои трудности. Коренной москвич, я тоже боролся. С собой! Из театрального колледжа уходил из–за того, что просто не мог приехать с другого конца Москвы на первую пару без опозданий, из студии МХАТ отчисляли за дисциплину — снимался на ТВ, что не приветствовалось. В результате, поучившись в трех разных вузах, я впитал в себя лучшее ведущих театральных школ России. А до этого несколько раз было, что приходил на экзамены в театральный вуз, показывал работу, говорили: это гениально, сразу без просмотров — на очередной тур. И я, юный гений, расслаблялся и, не умея держать настроение, проваливался. Или опаздывал на вступительные экзамены, что тоже было равносильно провалу.


...Даже гению нужна удача и внутренние часы, чтобы оказаться в нужном месте и в нужное время.

 

Фото ИТАР-ТАСС.

Заметили ошибку? Пожалуйста, выделите её и нажмите Ctrl+Enter