Ровеснику Великой Победы — жителю агрогородка Городьки Воложинского района Ивану Александровичу Станкевичу — 70 исполнится только в июне. Когда он родился, уже покончил с собой Гитлер, советские солдаты водрузили над рейхстагом знамя, а на Красной площади вовсю готовились к историческому Параду Победы. Но последствия тех ожесточенных сражений наш герой разгребал в прямом смысле слова собственными руками. На лацкане его пиджака блестит орден Красной Звезды. Как гласит скупая формулировка, сержант Станкевич награжден «за мужество и отвагу, проявленные при выполнении задания командования по разминированию и уничтожению взрывоопасных предметов, оставшихся в районах боевых действий периода Великой Отечественной войны». Кратко о своих заслугах Иван Александрович говорит так: обезвредил более 10 тысяч мин, снарядов и гранат на Курской дуге... Современные саперы, кстати, уважительно замечают: нынче нагрудным знаком «За разминирование» I степени удостаиваются те, кто имеет на своем счету 200 обезвреженных предметов... Сегодня на страницах «СБ» сапер–орденоносец вспоминает о той уникальной спецоперации, которой он отдал два года жизни.
Военный комиссар Вилейского района Юрий Ганчиевский вручает Ивану Станкевичу очередную юбилейную медаль.
— Хотя с момента окончания войны прошло уже двадцать лет, снарядами было засорено большинство полей: на них не разрешали пасти скот, да и вообще проводить любые сельскохозяйственные работы. В окрестные леса люди боялись ходить за грибами. Хотя подберезовиков и подосиновиков там была тьма–тьмущая. Даже в наших палатках под кроватями росли... Минами, гранатами, другими взрывоопасными предметами были заполнены погреба старых, ветхих, нежилых зданий. Даже в колодцах они встречались. Поэтому туда, где проходили боевые действия, забирались разве что самые отчаянные местные жители: добыть тротил для рыбалки... Из–за этого, бывало, и гибли... Тульская, Орловская, Курская области представляли собой одно большое минное поле.
В то время я проходил срочную службу в 106–й гвардейской воздушно–десантной Краснознаменной ордена Кутузова дивизии. Мой саперный батальон дислоцировался в Туле. Командованием была поставлена задача: разминировать! Для нас организовали специальные курсы, где мы вплотную изучали взрывоопасные предметы — мины, снаряды. Итальянской армии, немецкой, советской... Затем комиссия из Московского военного округа провела медицинский осмотр, кого–то отстранили по состоянию здоровья. Брали людей с крепчайшей психикой. Бывали ведь потом моменты, когда мне по трое суток в полнейшем напряжении приходилось сидеть в окопе, чтобы обезвредить участок... Поначалу многие этого не понимали. Обижались: как, мол, нас не взяли?
О приказе о собственном награждении Иван Станкевич узнал из газеты «Красная звезда».
Работали с 10 мая до заморозков, пока земля еще щупом прощупывалась. Территория — огромнейшая. За 20 лет большая ее часть поросла березняком, высота деревьев достигала трех–четырех метров. Задача рядового сапера — пройти с миноискателем, а как прозвучит сигнал — обозначить место флажком. Коридор — два с половиной метра. Его тоже обозначали, специальными вехами. Прошел участок — перемещаешь веху на два с половиной метра в сторону — и дальше. Работали по шесть часов в сутки. Участок делился на чистую местность — в день нужно было обследовать 25 соток, и на лесистую — 15 соток. Во взводе 21 солдат. Сапер отработал — и пошел заниматься другими делами. Обслуживать миноискатель, например. В мои же обязанности входило обойти все установленные флажки и извлечь взрывоопасные предметы. В одиночку. Брать солдат в помощь не разрешалось — небезопасно. Наши инструменты — щуп, саперная лопата, штык–нож. А работать порой приходилось, раздевшись до белья, — жара летом стояла неимоверная...
Начали работу — миноискатели зазвенели едва ли не сразу. Взрывоопасные предметы были разбросаны по полям совершенно беспорядочно. Например, очень плотно был засеян снарядами левый берег Оки в Тульской области. Да и дно реки тоже. Приходилось подключать водолазов, которые что только не доставали из воды. Даже несколько пушек нашли. Мы же особенно часто натыкались на 82–миллиметровые минометные мины и гранаты вроде Ф–1 и РГ–42.
Поскольку основной целью разминирования было избежать случайных жертв среди мирного населения, то взрывоопасные предметы искали на глубине до 35 сантиметров. На той, где их может зацепить плуг. Работали, пока миноискатели не замолкали. Найденное по окончании работ сгружали в специально оборудованный автомобиль и вывозили в безопасное место — на расстояние не менее 3 км от населенного пункта. В конце делался контрольный осмотр территории — по диагонали. Если тихо — участок сдавался как безопасный. Иначе приходилось все полностью перепроверять заново. Был как–то случай: проводим разминирование, а в лесу раздается взрыв. Что к чему? Эту территорию мы давно обследовали. Командир одного из взводов бегом туда. Сидит мужик с оторванной ногой. Где гранату нашел? Из дома принес. Решил поглушить рыбу, вставлял запал и начал стучать им о камень — чтобы держалось лучше, а ногой эту злосчастную гранату придерживал...
С одной стороны, извлекать взрывоопасные предметы из земли было не так уж и тяжело. Почва — чернозем, камней фактически нет. А с другой — ты в постоянном психологическом напряжении. Думали ли мы, что сапер ошибается лишь раз? Живой человек о последствиях своих действий должен думать всегда. Даже за столом чарку выпьешь и гадаешь: а не повалит ли сейчас она меня? Но если бы каждый повторял себе, что может погибнуть, то и в атаку не было бы кому идти, правда ведь?
Пожалуй, самое опасное в процессе разминирования — это гнилые или покрытые ржавчиной снаряды. За гранату порой не взяться, там один лишь корпус оставался. Саперной лопаткой в таком случае пользоваться запрещалось. Приходилось миллиметр за миллиметром окапывать гранату штык–ножом. Ювелирная работа! К счастью, в моем призыве несчастных случаев не было. Хотя до этого происходили. От безответственности. В учебном лагере кто–то из караула пнул ногой лежавший на обочине снаряд. Трое погибли, одному перебило руку... Вот вам и саперный батальон... Начали разбираться. Оказалось, что на эту болванку никто ни разу не обращал внимания. Мало того, во время утренних зарядок ее частенько использовали в качестве гири...
Кроме снарядов, нередко натыкались на человеческие кости. Хватало и медальонов. Работали в тесном контакте с военными комиссарами: тем самым помогали устанавливать личности погибших.
В свободное время помогали колхозу. Помню, как председатель попросил нас сделать мост через реку. Привезли дубовые сваи. Их надо было заточить, загнать в землю. Нас же, саперов, учили: чтобы острие легче заходило в землю, а колья стояли более прочно, нужно не обтачивать их, словно карандаш, а зачесывать на три канта — треугольником. Чему еще научила служба? Она дала мне осознание: даже просто взять в руки снаряд — слишком опасно, уж не говоря о том, чтобы пытаться его обезвредить. Я, несмотря на все умения, если бы сейчас что–то нашел в лесу, сразу бы вызвал группу разминирования. Вообще, из наблюдений: сапером морально неподготовленному человеку быть невозможно. Каждую секунду тебя подстерегает опасность. В этом деле нужны ответственность, внимательность, педантичность, терпение, аккуратность. И понимание: если что–то делать, то делать до конца. И эти качества во время службы я в себе еще сильнее развил.
...Иван Александрович признается: больше всего запомнились не детали разминирования, а боевые товарищи. Только связь с ними уже давно потеряна. «Интересно вам было послушать? — напоследок спросил меня сапер. — Напечатаете в газете? Может, кто–то из тех, кто со мной служил, прочитает да и даст о себе знать. Я так этого жду».
deu@sb.by
Советская Белоруссия № 77 (24707). Пятница, 24 апреля 2015
