Это мой город

Продолжаем публикацию фрагментов книги О.Белоусова.

С пятого класса начался спортивный ажиотаж... Пацаны, достигнув нужного возраста, "ломанулись" в секции.

Я не понимаю, почему сегодня спорт заперт на семь замков?.. Почему, наблюдая за Олимпийскими играми, мы сталкиваемся нос к носу с незнакомыми лицами, незнакомыми фамилиями? В то далекое время имена спортсменов и тренеров были у всех на устах.

Во дворах мальчишки обсуждали достоинства и причуды Бокуна, Мирского, Лапидуса...

Тренировались в "Красном знамени" - помещении бывшей электростанции, что рядом с цирком, - вместе с легендарным Олегом Караваевым, у Мирского; на "Динамо" ходили к Бокуну и фехтовали вместе с Никанчиковым; маленький, упругий, как теннисный мячик, Лапидус, ходил по школам, выискивая крепких пацанов, приходил к родителям, обещая сделать из них олимпийских чемпионов по штанге.

Первая секция, в которую я записался, была секцией фехтования, царила там Лариса Петровна Бокун.

Но в этой секции я не задержался. Всесторонне обсудив собственные возможности, рванули мы с Костей Повидайко в гимнастику. Там поглядели на нас, улыбнулись и посоветовали пройти в соседний зал - зал борьбы. Мирский - как его звали, не помню, по-моему, он всегда был Мирским, - сказал: "Раздевайтесь..."

И началась "эпопея" борьбы... Я терпеть ее не мог, но деваться было некуда, хитрый, сильный, по молодости лет легкий, я остался в этой секции, и не один год потом "валтузили" меня физиономией по потным, вонючим матам, слава Богу, уши не поломали.

Несколько раз я сбегал из этой секции. Было любопытно и на велосипеде покататься, и по горам полазить, и в футбольных воротах постоять, но судьба неуклонно возвращала меня на борцовский мат. Нужно было бороться за родную команду - не было никого в моих 57 килограммах, потом за родной факультет, родной университет, родной "Буревестник"...

И сейчас встречаю на улице своего последнего тренера Виталика Фефелова, замечательного мастера, умницу, когда-то чуть не ставшего то ли олимпийским призером, то ли призером чемпионата мира.

Помню, с каким почтением наблюдали за тренировками Олега Караваева.

Любовь к спорту, привитая с детства, выручала и во взрослой жизни.

Так получилось, что удалось избежать в кинематографической профессии работы над политическими фильмами, всеми этими "болтами в томате", как мы их называли. В моем послужном списке только фильмы об искусстве и о спорте. Спорт подарил мне знакомство со многими великими своими представителями - Леной Беловой, Сашей Тихоновым, Олей Корбут...

Маленькая, замученная Оля приходила ко мне домой и говорила

: - Давай поедим...

Становилась на кухне, жарила огромную сковороду лука, варила кастрюлю макарон, садилась, несчастная, за стол и уминала все сваренное и поджаренное - куда в нее, кроху, влезало?

Лена Белова, рыжеволосая царица, когда появлялась во Дворце спорта на международных состязаниях в немыслимом зеленом платье - мужики сворачивали шеи, столько стати и грации было в ее походке. Это потом я узнаю, когда познакомлюсь с ней поближе, какой ценой дается эта уверенность в себе, эта грация.

Саша Тихонов, феноменальный биатлонист, лихач, которому любое море было по колено, повстречался мне в Бакуриани, где советская сборная готовилась к чемпионату мира, который впервые должен был проходить на недавно построенном комплексе в Раубичах и о котором мы должны были снимать фильм "Охота на золото". Сборная состояла из сибиряков, была обставлена группами новосибирского, челябинского и бог весть каких еще телевидений, но Саша как-то сразу понял, кто есть кто, и, собрав сборную, которая нас не приняла, сказал

: - Так, пацаны... Запомните, через пару лет все забудут ваши имена. А через десять сыновья пойдут в кино и увидят, кем был отец. Для этих ребят - делать все.

Для этих ребят - это для нас - Сергея Лукьянчикова и Феликса Кучара.

Мы наблюдали за сборной, таскаясь за ней повсюду, придумывая разные эпизоды, которые могли войти, а могли и не войти в фильм. Установка была простой: "наши начинают и выигрывают". Но, как это и бывает в спорте, драматургия жизни интереснее драматургии придуманной. Наша сборная начала и пошла "продувать" все подряд. А мы мотали пленку. И хоть было ее у нас 1х12, к моменту эстафеты мы вымотали ее всю.

Ситуация: пленки нет - завтра эстафета... Кое-как выклянчили пару рулонов черно-белой, поставили четыре камеры, начали снимать. И тут пришла долгожданная удача!

Сборная выиграла!

Саша потом часто приезжал в Минск на сборы. Удирал из Раубичей, нагружал багажник машины шампанским и коньяком, запирался у какой-нибудь из наших знакомых девушек на квартире и гулял дня три... Не хочу врать - помогали прикончить запасы питья мы с Сергеем Лукьянчиковым основательно.

Не помню, в каком классе и по какому поводу появилась у нас в школе штанга.

Она стояла в спортзале, и до нее никому не было дела. Первым взялся за нее Генка Хацкевич, тот самый, который нынче - доктор математических наук. Он начал тягать железо вначале просто так, потом отдавался этому увлечению все более серьезно, потом к нему присоединился я, потом еще кто-то, потом...

Потом мы все вместе записались в секцию штанги.

Правда, я там долго не пробыл, пришлось вернуться в борцовский зал, а Гена увлекся штангой всерьез.

Помню его первые соревнования. Генке нужно было сбросить килограмма три - четыре, и он решил эту проблему совершенно оригинально - просто за неделю до соревнований перестал есть.

На взвешивании он попал в ту самую весовую категорию, в которую стремился, тут же пошел в молочное кафе, наелся, как конь, вышел на помост и заработал все "баранки", какие только можно было заработать.

Самое смешное во всей этой истории то, что Гена Хацкевич стал-таки мастером спорта, но только по шашкам, выпустил несколько книг с шашечными задачами, выступал за Беларусь и вообще сделался шашечным мэтром.

Сказался, видимо, математический склад ума.

Потом были горы...

Не представляю, как отпускали меня родители, сопливого мальца, в мой первый маршрут по Кавказу. Мне было всего ничего - 15 лет.

Но горы, братцы, горы!..

Это было такое чудо!

Вначале они приближались очень медленно. Из окна вагона было видно, как вдалеке клубится что-то темное - то ли горы, то ли облака.

Потом, утром, это темное вдруг превратилось в стену, потом поезд нашел в этой стене проход и въехал в него, так что горы выросли "за ушами". Потом...

Потом было много всякого - кладбища возле каждого альплагеря, ночевки на ледниках, подъемы по снежникам, когда забрасывали груз для промежуточных лагерей.

Но самое незабываемое - это чувство страха, которое испытал там же - в горах.

Страха такого, который сминает личность, уничтожает твою индивидуальность, превращает из человека в комок визжащей от ужаса плазмы.

Это случилось в конце маршрута. Мы выходили к шоссейной дороге, которая называлась Ингурийской тропой. Все сложное и опасное осталось позади, можно было расслабиться. Эта расслабуха и подвела - вошли в облако, туман такой, что не видно вытянутой руки. Решили не "пороться" в тумане, разбить лагерь и поутру двинуться дальше. Руководитель группы, Слава, отправил меня на коши к пастухам узнать дорогу.

Я тронулся налегке.

Спасибо Славе, сказал: "Возьми ледоруб".

- Да на кой он мне.

- Возьми, возьми... Пастухи уважают, кто с ледорубом...

Ледоруб и спас мне жизнь.

Я легко спускался вдоль ручья. Ручей был слева. В тумане сбился с пути - ручей оказался справа. Догадался, что был и второй ручей, справа, значительно позже, когда заблудился совсем.

Мир вдруг стал похож на плохие оперные декорации, звук вяз в тумане, куда идти, было совершенно непонятно.

Неожиданно остановился на узкой, песчаной гряде. Ни слева, ни справа ничего не видно, туман. Может, там пропасть, а может, пологий склон? Вот тут-то мир и обрушился...

Был только непонятный визг, который бился в ушах. Через некоторое время остатком сознания определил, что это мой визг, это визжал я. Врубив ледоруб между ног, обхватив его всем, чем только можно было обхватить, на гребне сидел незнакомый мне визжащий от ужаса человек. Это был я. Потихоньку начал себя успокаивать. Лег на пузо, зарубился острым клыком ледоруба, спустил ноги. Нащупал склон, сполз вниз. Сколько еще падал, срывался, сколько раз благодарил Славу за ледоруб, пока не услыхал где-то вдали свист.

Пришлось мне в жизни общаться с тремя стихиями - горами, морем и небом.

Дал себе зарок, что детям своим привью любовь к горам и морю, научу их любить и понимать эти стихии, так как люблю и понимаю сам.

Не давайте зароков.

Бесполезно.

Нельзя передать свой опыт, каждый должен торить свою тропу сам, сам ошибаться, сам падать со склонов, сам осознавать и определять свой предел.

Умению уважать себя и знать, где твой предел, научил спорт. Тот самый, который не для результата - для понимания полноты жизни.