Это мой город

Продолжаем публикацию фрагментов книги О.Белоусова.

Не помню, в каком классе у нас появился высокий, тощий, совершенно слепой старик, который начал набирать детей в театр-студию. Среди пацанов пошли разговоры, что он был знаменитым режиссером, работал с самим Радловым. Кто такой Радлов - никто понятия не имел, но имя это передавалось таинственным полушепотом.

- Представляешь... С самим Радловым...

Старик заставлял приходивших к нему читать стихи, брал за щеки, внимательно разглядывал лицо. Теперь-то я понимаю, что был он слеп, как крот, но тогда даже этот жест был преисполнен таинственности.

Шептались: это от "юпитеров"... "Юпитеры" повредили зрение...

Какие "юпитеры", почему они повредили старику зрение - было непонятно, но таинственности добавляло.

Естественно, пройти мимо такого соблазна я не мог и пошел записываться. Странно... Сейчас всяческие школьные кружки, студии в прошлом. Тогда это было частью нашей жизни.

В 5-м классе, а может, и раньше меня отвели во Дворец пионеров к Сергею Петровичу Каткову. Удивительному человеку и гениальному педагогу. Он учил детей рисовать. Учил всю жизнь. И почти все художники моего возраста были учениками этого маленького, кругленького, неистребимо веселого и преданного детям человека.

Школьный старик, не помню ни имени, ни звания, был совсем другой, и он что-то во мне увидал.

В первом же нашем школьном спектакле по рассказу А.П.Чехова "Злоумышленник" я этого злоумышленника играл.

Гортань до сих пор сама помнит знаменитое "шилишпер"...

Шились костюмы, ставился свет, раскрашивались физиономии, клеились бороды и усы... Все было, как во всамделишном театре.

Девчонки, которые учились классом младше, ходили по школе, как настоящие примы, со знанием дела рассуждали о сверхзадачах, системе Станиславского.

Я ничего в этом не смыслил, и они обливали меня презрением.

Сегодня иногда их встречаю. Актрис из них не получилось.

Единственной, кто из нашего школьного театра стал настоящей актрисой, да еще какой - народной, знаменитой, всеми любимой, - была Оля Клебанович - незаметная тогда и, подозреваю, так же, как и я, ничего не смыслившая в системе Станиславского.

В актовом зале была маленькая сцена. На этой сцене впервые для меня открылся занавес. Успех был ошеломительный. Полон зал детей, хохот, визг, восторг...

Мы все сразу стали достопримечательностью школы. Знаться с нами, водиться, дружить набивались многие.

Вот он - сладкий яд сцены.

Немудрено, что, поступив в университет, первым делом записался в студенческий театр.

В 1961 году в университете театры были почти на каждом факультете, но был и главный, общеуниверситетский...

К моему студенчеству он еще сохранил традиции Кузьмы Львовича Кулакова, который не один год им руководил, блестящего актера белорусского еврейского, потом русского имени Горького театра.

Много позднее я узнал, что в этом же театре начинал Игорь Михайлович Добролюбов, знаменитый белорусский кинорежиссер, автор "Ивана Макаровича", "Белых Рос" и многих других замечательных фильмов. Там же в студенческом театре начинали свою сценическую эпопею Римма Федоровна Маленченко, Володя Внуков, занимались в нем и многие ныне знаменитые ученые, не связавшие свою судьбу со сценой.

Но это было до меня...

Когда я пришел в театр, репетировался "Вор в раю" Эдуардо де Филиппо. Главную роль играл Валерий Раевский. Тот самый, который нынче возглавляет Национальный академический театр имени Янки Купалы.

На втором или на третьем курсе Валерий оставил университет и поступил в БГТХИ. Потом у него была стажировка в Москве, в Театре на Таганке. До сих пор благодарен за то, что провел меня на "Доброго человека из Сезуана" Брехта - самый первый нашумевший спектакль времен "оттепели", дал возможность увидать молодого В.Высоцкого, блестящую Славину. Спасибо, Валера. Век не забуду.

Потом пришло время моего премьерства. Было это в замечательной пьесе, которая называлась "Вестсайдская история", и где уже ребята моего набора играли главную скрипку...

Мы с Томой Скудной (она сейчас в витебском театре им. Я.Коласа) вели главную сексуальную линию спектакля - я играл Бернардо, она - мою подружку. Члены "пуэрториканской" банды - ныне прокуроры, следователи, доктора математики, тележурналисты, преподаватели словесности и даже члены Палаты представителей.

Премьера была сногсшибательной. Весь город только о ней и говорил. Билеты достать было невозможно. В специально отведенном ряду сидели и Ким Хадеев, и Борис Бурьян - ведущий театральный критик газеты "Лiтаратура i мастацтва" и Жора Колос (конечно, это потом он стал для меня Жорой, когда сошлись наши журналистские пути, тогда же, конечно, Георгий).

Помню, как Тони, мой сценический противник, должен был выбежать из зала на сцену в момент, когда драка между бандами была в самом разгаре, и Володя Сечейко, игравший Тони, рванул из закулисья по пожарным лестницам, уткнулся в запертую дверь второго этажа, метался по глухим закуткам, а мы все это время дрались уже без дураков, по-настоящему, недоумевая - где Тони...

Он все-таки прорвался, то ли открыв окно и спрыгнув со второго этажа на газон, то ли спустившись с крыши по пожарной лестнице (память не сохранила этого эпизода), и появился в то время, когда противоборствующие банды были в самой настоящей крови и соплях - драка из сценической превратилась в самую настоящую - и тут же, немедленно и со вдохновением, был "зарезан"...

Как рыдала в этом месте вся женская половина зала - передать невозможно.

В моем городе всегда было престижно заниматься искусством.

Я помню, как с вечера занимали очереди в центральный книжный, поскольку точно было известно, что с утра будет открыта подписка на "Люди, годы, жизнь" Эренбурга.

Я помню, как в знаменитой курилке Ленинской библиотеки до хрипа в горле, до икоты спорили о феномене Василия Пескова.

Помню, как кучковались вокруг молодежной редакции Белорусского телевидения, где Толя Пустоход формировал первую славную команду КВН.

Какие были игроки - Алик Бельзацкий, Дима Мохов, Витя Леденев, блестящий капитан Миша Полозов...

Помню, как четверо первокурсников - Володя Пощастьев, Сережа Волков, Ира Волкова и ваш покорный слуга, ошалев от неслыханного, понеслись в Москву на только что открывшуюся выставку, знаменитую потом хрущевским разносом, - "30 лет МОСХ"...

Февральской морозной ночью прямо с поезда пришли к зданию Манежа, вокруг которого по периметру стыла очередь - не за билетами, нет! - за талончиками на билеты, и, поняв, что прорваться на выставку нам не удастся, чуть не плача от разо-чарования, отчаявшись, "ломанулись" через черный ход к одуревшему от просителей администратору.

- Дяденька, миленький, мы студенты-художники из Минска. Пустите на выставку.

Целый день - от открытия до закрытия - бродили мы по Манежу, огромная была выставка, невиданная.

Вышли, покачиваясь. Как-то добрались к поезду, на Белорусский вокзал. Но горды были неимоверно - попали.

Жаль сегодняшних мальчиков и девочек, чем-то очень они обделены. Морозными ночами, выставками, театральными премьерами, спорами в курилках, школьными театрами-студиями, стихами, наперебой читаемыми в сквериках, знакомствами, любовью...

Город мой! Неужели смиришься с унылой ролью глубокой серой провинции, где ничего не происходит, где нет талантливых, умных жителей, где некуда пойти любознательному, жадному до всего нового мальчику или девочке. Провинции, в которую заезжают сомнительные гастролеры со своими программами второй свежести "косить капусту".

Друзья мои! Мальчики и девочки XXI столетия! Обернитесь вокруг, вглядитесь пристальнее друг в друга... Поверьте мне, старому седому псу, - мы были ничуть не лучше вас. И время было ничуть не лучше и не хуже.

И город был таким же, может, чуть меньше, чуть грязнее, впрочем, вряд ли - город наш всегда выделялся среди других: чистотой, порядком и интеллигентностью.

Всегда имел свое лицо и свою неистребимую, хоть и неброскую, гордость!..