Это мой город

Продолжаем публикацию фрагментов книги О.Белоусова.

Сел за компьютер, выглянул в окошко... Мой двор и вроде не мой. Залит асфальтом, проложены аккуратные дорожки, устроены стоянки для машин. Их много, поскольку осталось в доме только два жилых подъезда - все остальное продано под офисы, а в офисы приезжают машины. Кроме того, в доме нет детей. Да, пожалуй, вот что делает мой двор не моим - отсутствие детей. Такое видал только однажды в 1986 году в мае... В парткоме киностудии сказали, что нужно срочно ехать в "зону" поднимать настроение у людей. Поехал, потому что хотелось все увидать своими глазами.

У директора Дома культуры были пустые глаза. У женщины, ничего не объяснив, отобрали детей и вывезли куда-то. Не знала, почему у нее отобрали ребенка, что грозит ему и ей самой, официантка в ресторане. Она подносила нам блюда, не очень понимая, что делает. О том, что это не отдельный факт, а общее состояние души, понял, когда такие же потерянные, ничего не понимающие люди повстречались в Хойниках, в Чашниках, в Брагине и далее по всему нашему маршруту. Города без детей, без детских голосов - это страшно! Поверьте на слово. Вроде бы их не видишь, детей; вроде бы в повседневной жизни не слышишь их голосов, но когда их физически нет, когда они отсутствуют, когда их вывезли, не объяснив, куда и зачем, когда родители не знают, что с ними, - в этом есть что-то инфернальное, что-то дьявольское.

Поэтому сейчас сижу у окошка, гляжу на мой двор, в котором тоже нет детей, и вспоминаю то, что многим покажется не стоящим внимания. Вспоминаю наши детские игры. Кто из вас, дорогие мои минчане, помнит, как играть в "тюху". Неужто забыли, как по весне, только просыхала земля, кто-то из сверстников проводил во дворе черту - это был кон, а все остальные ставили на кон монетки столбиком и с расстояния, о котором договаривались, метали "тюхи". Задача была попасть в столбик и рассыпать его. Если же "тюхи" ложились за чертой, но не разбивали столбик, вначале по нему лупил тот, чья "тюха" упала ближе к черте. Нужно было перевернуть как можно больше монеток с "орла" на "решку". Игра была захватывающе азартная. Размер и вес "тюхи" каждый подбирал себе по руке, заливая в выдавленную в песке сферическую лунку расплавленный в старой консервной банке свинец.

Еще играли в "пикаря". Это была странная игра... Выбиралась круглая, ровная палочка сантиметров 20 в длину, укладывалась поперек аккуратной ямки, и разводящий, уже длинной, хорошо оструганной битой, старался забросить ее куда подальше, чтобы вся ватага рванулась к улетающему на солидное расстояние "пикарю". Тот, кто добегал первый, занимал оборону, фехтуя своей персональной битой и отражая попытки прочих играющих завладеть им.

Были игры девчачьи, в которых мы, мальчишки, не участвовали - например, классики. На асфальте чертились классики, и голенастые наши подруги самозабвенно скакали по ним на двух, на одной ноге, по пути передвигая из класса в класс баночку из-под ваксы. Смысл игры в "секретики" тоже был сугубо девчачий - в земле выкапывалась ямка, в которой раскладывалось в определенном порядке все, что было ценного, - обертки от конфет, цветные стеклышки, пуговицы и прочая детская дребедень. Потом ямка накрывалась стеклом, тщательно маскировалась и девочки под большим секретом хвастались друг перед другом своими схронами, обновляли их, старались устроить секретик позанятней и попривлекательней, чем у подруг.

Вместе с девочками играли в лапту и "штандора". Играя в лапту, поперек двора выстраивались в две линии игроки одной команды, а игроки другой располагались между линий. Задача линейных была простой - мячиком выбить тех, кто в поле. Полевые же должны были уворачиваться и перехватывать мячик. В эту игру гоняли, невзирая на крики высунувшихся из окон родителей. Прекращали, когда в темноте наступившего вечера переставали различать сам мячик. "Штандор" - была игра очень сложная, требующая сноровки и недюжинного чувства координации. Мячик в ней бросали о стену, и следовало перепрыгивать через него на отскоке самыми немыслимыми способами.

Во что же еще мы играли? В прятки, в "замри - отомри", в казаки-разбойники... В этой игре "разбойники", случалось, уводили следопытов-"казаков" в другие дальние, запретные дворы и места, где прятались так, чтобы "казаки" никак не могли их отыскать. С этой игрой связано у меня одно воспоминание, от которого и сегодня подирает мороз по коже. За забором нашего двора были заброшенные сараи. Однажды, прячась в таком ничейном сарае, я обнаружил в нем подвал, забрался в него, и, надо же, в подвале сарая стоял сундук. В полном восторге от того, что в сундуке меня точно никто не найдет, я в него и залез. Закрыл крышку. Упавшая вниз клямка оповестила о том, что, коль меня не найдут, то и я из сундука по своей воле не вылезу. Страшно было безумно. Крышка сундука, удерживаемая упавшей на пробой клямкой, не поддавалась. Кричать и звать на помощь - бесполезно. Все я вспомнил в этом сундуке: и папу, и маму, и дедушку с бабушкой, и Господа Бога - пока не нашел на дне тоненькую щепочку и не сообразил, что ею можно отжать запершую меня клямку. Боюсь этого сундука и до сих пор. Иногда в кошмарных снах видится, что сижу в темном сундуке где-то в подземелье и не могу выбраться.

Но проходит все, все забывается, и назавтра во дворе школы N 41 до потери пульса гоняли в футбол. Мячи, надутые воздухом, были редкостью. Часто вместо камеры напихивали в кожаную оболочку тряпки и пинали такой мяч, невзирая на его минимальную прыгучесть, до самозабвения.

Зимой строили крепости и бились дом на дом, двор на двор. Самым обидным было, когда противникам удавалось запереть нас в крепости, а самим занять господствующие высоты - то есть заборы, крыши сараев. Тогда - мало не казалось.

Весной по огромным лужам, которые регулярно затапливали двор дома, в котором жил Володя Посчастьев, гоняли плоты из вывернутых досок забора. Что было с одеждой после таких забав и как встречали нас матери - отдельная история...

Когда подросли и появился первый интерес к прекрасной половине двора - пришли иные игры, исполненные некоего таинственного смысла и интереса. Стали играть в "кольцо". Смысл этой игры заключался в том, что ведущий, зажав в ладонях что- либо вроде камешка, должен был, раздвигая сложенные лодочкой ладони у сидящих в рядок игроков, незаметно обронить камешек в чьи-либо руки. Чрезвычайно волновало само прикосновение к девчачьим ладошкам. Кроме того, как правило, камешек подбрасывался той, к которой питал симпатию. Это было как невысказанное признание в любви и воспринималось адекватно. После манипуляций с камешком следовала команда: "Кольцо, ко мне!" и - о счастье! - твоя пассия, обманув всех, выскакивала из общего ряда к тебе. Именно к тебе...

Пронизанной детской чувственностью была и игра в "садовника". Долго произносились исполненные тайного смысла слова: "Я садовником родился, не на шутку рассердился, все цветы мне надоели, кроме..."

Тут можно было произнести имя своего "предмета", не особенно стесняясь, - игра, есть игра...

С тех, кто ошибался или иным способом нарушал правила, брался фантик, любой предмет, имеющий ценность, и начиналось...

- Что этому фантику сделать?

Действия назначались самые невероятные, поскольку ведущий, повернувшись спиной к играющим, понятия не имел, чей фантик разыгрывают. Тут уж было все - от поцелуя до "пойди ко мне домой и вымой полы". Приходилось исполнять - закон игры не предполагал ответа: "Да пошел ты!" Сегодня откажешься исполнять назначенное - можешь быть уверен: неделю проведешь во дворе изгоем. Кроме того, было интересно. Была в этом какая-то фатальная лихость - прийти в чужой дом и сказать: "Дайте, пожалуйста, ведро и тряпку... Мне назначено вымыть у вас полы".

Потом как-то незаметно оказалось, что мы, мальчишки, целыми днями стали пропадать в подвале соседнего дома, где шла нескончаемая картежная игра. Играли в "дурака", "рамса", "очко", но более всего в "кинга".

Нам повезло: старшие не играли с нами на деньги, мы проигрывали только свое бездарно потраченное время. Однако одно из этого дворового казино я вынес: понял, что я - человек невероятно азартный, завожусь с полуоборота и могу в игре идти до конца, невзирая на здравый смысл.

Поняв это в детстве, в серьезную игру ни в юности, ни в зрелом возрасте не ввязывался никогда. Избежал и студенческого преферанса, и армейского "21", и киностудийного покера, в который проигрывались и зарплаты, и постановочные, и будущие гонорары за сценарии.

Но я как-то для самого себя неожиданно перескочил из детских лет в лета взрослые. Хочу вернуться...

Двор наш, как и соседние дворы, звенел детскими голосами с раннего утра до позднего вечера. Сегодня во дворах дети не играют. То есть они, конечно, играют, но во что-то иное. Проходя сегодняшними дворами, я не вижу игр со знакомыми названиями и правилами, я не слышу азартных детских голосов. Может, наши дети забыли наши детские игры, а может, никто не передал им эстафету, может, другие игрушки появились, а, скорее всего, дворы наши так спроектированы, что нет в них раздолья, нет места для беготни, для подвижных игр, которые так необходимы для полноценного детского развития. Убогие жестяные горки, доломанные спортплощадки, межквартальные автомобильные проезды, скученность домов не стимулируют детских игр. Может, они перенесены куда-то в другое место? В компьютерные игротеки, в парки? Но хорошо ли это? Дети должны играть вместе. Они должны вместе радоваться жизни. Иногда мне приходит в голову страшная мысль - что-то изменилось в нас, в окружающем нас мире, и дети мгновенно на это среагировали.

Боже! Не допусти нас до того, чтобы из городов наших, из дворов исчезли детские голоса и детские игры, не допусти нас до опустошенности души, с которой встретился в Брагине, Чашниках, Хойниках. Пока в городах есть дети, пока они орут и играют - жизнь не закончилась!