Игорь Корнелюк — о песне про Беларусь, музыке в кино, жизни по ленинским местам и одобрении Федора Михайловича
Из Бреста в Санкт-Петербург, вернее тогда еще в Ленинград, будущий народный артист России, известный певец и композитор Игорь Корнелюк уехал, когда ему было 15. Сначала учиться в музыкальном училище, затем — в консерватории. Город на Неве давно для него родной. Но, признается Игорь Корнелюк, и Беларусь он «любiць шчыра». Кстати, белорусский язык не забыл и до сих пор владеет им замечательно. Говорит, иногда ему даже недостает его мелодики и ощущения из детства, когда, прибежав со школы домой, он включал радио и слышал: «Дзень добры, паважаныя слухачы! Прапануем вашай увазе чарговую перадачу «У абедзенны перапынак». У пачатку нашай праграмы прагучыць песня «Сувенiры» ў выкананнi грэчаскага спевака Дэмiса Русаса...». Игорь Корнелюк — автор свыше сотни песен, в числе которых знаменитые «Билет на балет», «Подожди-дожди», «Город, которого нет» — саундтрек к сериалу «Бандитский Петербург». Последние десять лет именно работа в кино стала основным занятием композитора. Он автор музыки к более чем десятку фильмов, в том числе к знаменитым картинам «Мастер и Маргарита», «Идиот», «Тарас Бульба». С вопроса о киномузыке началась встреча певца и композитора с журналистами в Международном пресс-центре «Славянского базара в Витебске».
— Игорь, поделитесь, как рождалась ваша замечательная музыка к картине «Мастер и Маргарита»?
— Если честно, то я не хотел писать к этому фильму. И потому, что первая попытка его снять провалилась. И потому, что я не верил, отчасти не верю и теперь, в возможность экранизации этой бессмертной работы Михаила Булгакова, ведь сколько не перечитывай роман, а я делал это уже десятки раз, все время открываешь для себя что-то новое, более глубокое. По-моему, это один из лучших романов в истории человечества. Словом, я не знал, как тактично отказать режиссеру Владимиру Бортко, чтобы его не обидеть, ведь до этого мы работали с ним над сериалом «Бандитский Петербург», после успеха которого он пришел ко мне и сказал, что теперь всегда будет работать со мной. И вот Бортко приступает к «Мастеру и Маргарите», звонит за ответом, я все тяну, не нахожу, что сказать. Он почувствовал, что что-то не так, и приехал. Мы долго говорили, он много рассказывал о будущем фильме, и я даже сам не заметил, как стал уточнять и обсуждать какие-то детали. В общем, втянулся в эту историю. Но работалось над музыкой, как ни странно, очень легко. Я воспользовался советом моей мамы. Когда уезжал учиться в Ленинград, она сказала: «Игорь, если будет тяжело, не думай обо всем объеме работы. Ставь малую, ежедневную задачу и выполняй ее». Так я и делал, сочиняя музыку к «Мастеру и Маргарите», переходя от одной сцены фильма к другой. Благо времени было много, почти год, и я работал не торопясь. Трудности начались потом, на завершающем этапе, в процессе перенесения звука на экран. Я до сих пор считаю, что звук в картине неправильный, плохой. В общем, мы разругались с Бортко, я хлопнул дверью и ушел.
— Но позже вы снова работа-ли вместе над фильмом «Тарас Бульба». Эта картина вам понравилась?
— Я ее не видел, не ходил ни на премьеру, ни в кинотеатр. Я купил диск на память, но пока не собрался с силами поставить и посмотреть, что же получилось. Я человек очень эмоциональный, переживаю по поводу и без повода, а на этом фильме с Бортко я разругался окончательно. Не стану вдаваться в подробности, это не хорошо и не красиво. Мы разошлись по принципиальным позициям. Но как бы там ни было, я очень благодарен Владимиру Бортко за то, что он привел меня в кино. Работать для кино мне хотелось всегда, я чувствовал, что это у меня, наверное, получится. Но меня никто не приглашал. У нас ведь любят вешать ярлыки. Когда Бортко предложил мне писать музыку к «Бандитскому Петербургу», ему говорили: «Ты что, с ума сошел? Корнелюк — это ж «Билет на балет», а у тебя серьезный фильм». Дело дошло до того, что продюсеры запретили ему брать меня. Но Бортко настоял, и спасибо ему за это. Правда, надо отдать должное, когда вышел фильм, те же продюсеры позвонили мне с извинениями и при-знали, что были не правы. Следующий фильм «Идиот» — та же история: «Володя, ты с ума спятил – у тебя Достоевский, классика, а Корнелюк – это же «Бандитский Петербург».
Когда стану старым, буду писать книги. У меня уже припасены три замечательных сюжета. Один из них о том, как я писал музыку к фильму «Идиот», когда мне каждую ночь снился Федор Михайлович. Он сидел за ломберным столиком, играл в карты, показывал мне язык и всячески надо мной глумился. А у меня ничего не получалось, времени оставалось в обрез, и я понимал, что не успеваю. Я был уже практически больным человеком, собирался взять трубку, позвонить режиссеру и признать свою беспомощность, сдаться – все, не могу. И в этот момент пришли четыре простые ноты. И в последний раз приснился Федор Михайлович. Он грустно-грустно на меня посмотрел и сказал: «Ишь, очкарик, все-таки справился». На следующий день мне нужно было показывать музыку Бортко, но я не волновался, потому что Федор Михайлович ее одобрил. И музыка понравилась режиссеру безоговорочно. Об этом я когда-нибудь напишу подробнее, в том числе и о Бортко. А пока у нас произошла размолвка. Так бывает, и это нормально для людей, которые занимаются творчеством.
— Поделитесь своими впечатлениями от пребывания в Витебске.
— Больше всего меня поразили две вещи. Первая – масштаб организации фестиваля. Я смотрел на все круглыми от удивления глазами. Мне кажется, что устроители «Славянского базара» — это если не Боги, то его заместители на Земле по фестивальной части. Как может небольшой Витебск выдержать такой могучий десант артистов, зрителей?! И все работает! Ну, раз можно напрячься, ну, два. Но девятнадцать лет подряд — это фантастика! Это здорово и удивительно, что в наше прагматичное, непростое время фестиваль живет и развивается.
Вторая – в этот приезд осуществилась моя давняя мечта. Я наконец-то побывал в Полоцке на могиле нашей святой Евфросинии Полоцкой, приложился к мощам и ощущаю после этого просто небесную благодать.
— Когда на экраны вышел сериал «Бандитский Петербург», не ощутили ли вы интерес к себе криминальных структур?
— Знаете, ощутил. И, как ни странно, это было приятно. Расскажу один эпизод. Не буду называть фамилию (этот человек сидит), но за день до его посадки мы случайно встретились в супермаркете. Он сказал (цитирую почти дословно): «Игорь, вообще-то, неправильно, что телевидение показывает так много насилия, ведь какой пример это подает молодым людям, они же смотрят, учатся. Людей надо воспитывать на классике – умной, доброй, вечной». Если абстрагироваться от личности говорившего, то я готов подписаться под каждым словом этого человека.
— А из мест не столь отдаленных приходят ли письма от авторов с просьбой оценить их творчество?
— Приходят. В местах не столь отдаленных я выступал неоднократно. Впечатления от таких концертов двойственные. С одной стороны – жутко понимать, сколько судеб сломанных, сколько людей приговорены, сидят, кто-то, наверное, за дело, кто-то, может, и нет. С другой стороны – ощущаешь невероятную благодарность в глазах этих людей за то, что ты приехал, не испугался, не погнушался, что ты для них поешь, доставляешь радость. Особенно мне понравился концерт в женской зоне. Это было единожды. Но ни до, ни после того раза я не ощущал себя секс-символом нашей эпохи.
— Не собираетесь ли вы написать песню о Беларуси?
— Я сделал бы это с удовольствием, но нужны две вещи. Первая – повод, я не пишу песен вдруг. Второе, и самое трудное, – найти точку зрения, ракурс. Мне кажется, трудно написать лучше, чем это сделали Александра Пахмутова с Николаем Добронравовым, — «Молодость моя, Белоруссия» или «Беловежская пуща», откуда я родом. Это блестящие песни, переплюнуть которые тяжело. А если не ставить цель написать лучше, то и писать не имеет никакого смысла.
Вообще, сегодня самый тяжелый жанр в музыке – это песня, и, на мой взгляд, он находится в глубочайшем кризисе, хоть песен теперь за день пишется столько, сколько раньше за пять лет, только ленивый не пишет сейчас песен. Со всем этим могучим потоком самовыражения, звучащим в эфире, тяжело конкурировать. Ведь хочется написать что-то отличающееся от всего звучащего, но при этом и не быть архаичным.
Я соскучился по песне, и кое-что у меня уже накопилось. Вот закончу очередной фильм, возьмусь и запишу.
— Вы так увлеченно говорите о творчестве, а расскажите о своей семье.
— Скажу вам страшную вещь. В этом году 28 лет, как мы вместе с моей женой, любимой половинкой, Мариной. И это несмотря на то, что женились в бессознательном возрасте, в 19 лет. Считаю, в 19 лет мужчина не может быть адекватным. Вообще, до 30 мужик ничего еще не соображает. Он думает другим местом. После 30 начинает думать еще и головой, и то не все. Я благодарен судьбе, что она послала мне Марину. Это мой тыл, мой ангел-хранитель, который всегда со мной. Это та стенка, на которую я могу безоглядно опереться, что бы ни случилось. У нас сын Антон, ему 27. Как когда-то заметил по поводу его рождения мой хороший знакомый, известный гроссмейстер и замечательный пианист Марк Тайманов, молодые так сильно любили друг друга, что родили ребенка через шесть месяцев после свадьбы, а не через положенный срок. Сын оканчивает Институт оптики и механики в Санкт-Петербурге, отделение компьютерного программирования.
Кстати, мой нынешний приезд в Витебск в качестве члена жюри конкурса исполнителей эстрадной песни случился благодаря Марине. Я, как правило, отказываюсь жюрить конкурсы, не люблю, придерживаюсь принципа: не суди, да не судим будешь. Считаю, состязательность уместна в спорте, а в искусстве все всегда субъективно – кому-то понравилось, кому-то нет. Но на сей раз с приглашением приехать позвонили не мне, а Марине. И она дала согласие, решив устроить мне небольшую передышку.
— А какой отдых для вас лучший?
— В этом веке я ни одного дня не отдыхал, чтобы поехать, например, на море. Я все время в студии. У меня получается так: если я не пишу музыку в студии, значит, я либо пою, либо сплю. Ничего третьего или четвертого последние десять лет я не делал. В течение ровно десяти лет я заканчивал один фильм и уже работал над другим.
Последний раз я отдыхал в 1995 году. Это был круиз на теплоходе по Средиземному морю. Множество впечатлений, эмоций! Вернувшись, стал сочинять оперу и просто фонтанировал музыкой! Все было легко и радостно, но… потом позвонил Бортко и пригласил меня в кино. С тех пор вся эта музыка, отложенная на короткое время, так и лежит. Нужно всего полгода, чтобы привести ее в порядок, сделать спектакль. Но, к сожалению, этого времени нет. А музыкальный спектакль так и остается самой высокой и большой моей мечтой.
Как правило, место, где я отдыхаю, слушаю новую музыку, – это мой автомобиль. Я старый и заядлый автомобилист, кстати, не согласный с тем, что автомобиль — это не роскошь, а средство передвижения. Для меня автомобиль – это предмет, если хотите, моей мужской гордости. Потому что, подъехав на нем, я могу смотреть на красивую девушку на равных, мне есть что противопоставить ее красоте. Когда у меня бывали день-два свободных, мы могли с семьей поехать на автомобиле на Карельский перешеек, искупаться в Финском заливе или в озере. Но в последнее время не ездим, потому что там живем, построили дом в самом узком месте Карельского перешейка у озера Разлив, там, где, помните, в шалаше Ленин прятался в 1918 году.
Я вообще живу по ленинским местам. В Петербурге у меня была квартира на улице Ленина, в доме, где когда-то жил Ленин. Только он на третьем этаже, а я на втором. Года четыре назад мне позвонили из КПР и попросили… поздравить Ленина с днем рождения, мол, у нас времени нет, а вам всего-то на этаж подняться. Сойти с ума! Если бы мне лет 20 назад сказали, что в стране, кроме меня, некому поздравить с днем рождения Ленина…
