Первое, на что обращаю внимание при встрече с Ниной Шарубиной, - миниатюрный рост певицы. Узнать в этой хрупкой Дюймовочке властную Абигайль или капризную Тоску из одноименной оперы Пуччини практически невозможно, настолько царственно и величественно смотрится артистка на сцене. "Магическая сила театра", - смеясь, поясняет Шарубина. Ее выдает лишь голос - хрустально-чистый, светлый и удивительно сильный. Уже десятый сезон он взлетает над сценой Большого театра, заставляя зрителей всех возрастов стоя рукоплескать его обладательнице. А недавно за выдающиеся достижения вокального и исполнительского мастерства оперная дива была удостоена Государственной премии.
- Нина Владимировна, вам, наверное, уже не привыкать к наградам?
- Сказать, что награждение Государственной премией - это почетно и приятно, - значит не сказать ничего. Опера всегда считалась элитарным искусством и, на мой взгляд, долгое время была несколько недооценена. Однако в последние годы ситуация кардинально изменилась. Доказательством тому служат не только всевозможные оперные форумы и фестивали, но и вручение столь высоких наград артистам нашего театра.
- Ваш путь в Большой легким не назовешь. Неоднократные прослушивания, дежурные "мы вам перезвоним"... А в 2002 году - неожиданное зачисление в труппу и сразу пять ведущих партий. Не обидно, что талант Шарубиной руководство театра разглядело не сразу?
- Когда я пробовалась первые несколько раз, в театре было другое руководство. Помню прослушивание, когда исполнила сложнейшую партию Амелии из "Бала-маскарада". Я показала все, на что была способна, меня вызвали... и предложили только Микаэлу в "Кармен". И то разово. Решила не отказываться, спела. Но в театр все равно не попала. Потом руководство сменилось. Дальнейшее вы знаете.
- А ведь вы начинали карьеру на эстраде. Но потом все же остановили свой выбор на опере. Почему?
- Эстрада - это всего лишь кратковременное увлечение. Она главенствовала в моей жизни до тех пор, пока я не встретила педагога Людмилу Браиловскую. Однажды после очередных гастролей она поставила меня перед выбором: классика или эстрада. Я не раздумывала ни минуты. Потому что уже была влюблена в классическое пение.
- Помните момент, когда к вам нагрянула эта любовь?
- Конечно. На первом уроке у Браиловской я распелась, и Людмила Евгеньевна спросила: "Как думаешь, какую ноту ты взяла?" - "Фа?" - "Нет, это ля". То занятие стало для меня моментом открытия собственных творческих сил. Никогда не подозревала, что у меня такой сильный голос.
- Ни разу не жалели о несостоявшейся эстрадной карьере?
- Нет. Даже мысли не возникало сожалеть.
- Вы до сих пор каждый день занимаетесь вокалом?
- Конечно. Однако это не значит, что я пою в полный голос по 2 - 3 часа в день. Иногда это просто распевание, работа над нотным текстом, просмотр записей.
- От чего зависит долгая жизнь оперного голоса?
- В первую очередь от природы. Важную роль также играет вокальная школа. Голос не прощает экспериментов, его нужно беречь, холить и лелеять. Конечно, в разумных пределах.
- Как вы, кстати, относитесь к микрофонам, которые все активнее пытаются внедрить в театры? Глядишь, и голосу тогда было бы легче.
- Упаси бог! Не хватало еще, чтоб мы оперу запели в микрофон! Я категорически против подобных нововведений. Микрофон и оперный голос несовместимы. Тем более в микрофоны ведь тоже нужно уметь петь.
- А про "осовремененную" классику что скажете?
- Опять-таки отношусь отрицательно. Возможно, различные перелицовки имеют место быть на каких-то разовых проектах, но на театральной сцене им не место. Я консерватор, и если пришла на "Князя Игоря", то хочу видеть его воином в кольчуге, а Ярославну в старинном платье той эпохи, мехах и жемчугах. Не хочу смотреть спектакль, где эти же герои разгуливают в пижамах и халатах, а действие происходит в психиатрической клинике. Спектакли, идущие на сцене театра оперы, должны доносить общечеловеческие ценности в форме, несущей величие классиков. Аида должна быть Аидой, а не безумной женщиной в затрапезном облачении.
- К слову об "Аиде". Знаю, что к этой опере вы питаете особые чувства.
- К гастролям в Германии я выучила партию за три недели. Для такой сложной роли месяц - катастрофически мало. Помню, как засыпала и просыпалась с клавиром Аиды в руках. Потому что мало выучить слова, нужно их еще и правильно "впеть". Кстати, за тот дебютный спектакль потеряла два килограмма веса. Сказались сильное волнение и напряжение.
- С тех пор не волнуетесь?
- Так сильно - нет. Хотя легкий мандраж присутствует всегда, будь то концерт или сложнейшая оперная партия. Я волнуюсь, но не боюсь. Перед выходом на сцену страха быть не должно.
- А бывало, что на сцене слова забывали?
- Конечно, я же живой человек.
- И как справлялись?
- Сочиняла. На мой взгляд, в опере страшно не слова местами поменять, а сфальшивить или забыть мелодию. Иногда случаются неожиданные моменты, которые требуют быстрой мобилизации. Однажды давали "Аиду". В одном из актов по сценарию опускается занавес: происходит смена декораций. Я в это время пою на авансцене. И в тот момент, когда оркестр играет piano (тихо), за кулисами слышен жуткий грохот - декорации упали. Я забываю слова... и сочиняю на ходу какой-то свой текст.
- Есть роль, которую вы пока не спели, но очень хотите?
- Да, леди Макбет из одноименной оперы Верди. Это произведение никогда не ставилось в Беларуси, лишь несколько раз мы показали его в концертном исполнении. Там есть над чем поработать и актерски, и вокально. Но пока театр не может себе позволить еще одну премьеру. Только-только отгремел премьерный балет "Витовт".
- Уже успели оценить постановку?
- С огромным удовольствием посмотрела и сдачу, и премьеру. "Витовт" - это пример хорошего соединения музыки и хореографии. Весь конфликт, любовные линии были абсолютно понятны. Артисты разговаривают не словами, а пластикой и жестами, но зритель при этом не нуждается в дополнительных объяснениях.
Советская Белоруссия №183 (24320). Суббота, 28 сентября 2013 года.
