Президент Франсуа Олланд назвал договоренности в Минске облегчением для ЕС и надеждой для Украины. А канцлер Ангела Меркель заявила, что Президент Владимир Путин убедил ополченцев согласиться на перемирие. Теперь она надеется на мирное решение украинского конфликта, однако понимает, что для этого предстоит преодолеть серьезные препятствия. Многие обозреватели обратили внимание, что европейские лидеры, еще не успев уехать из Минска, поспешили зафиксировать положительные результаты. Чем на самом деле стал для большой европейской политики саммит в Минске?
Я обратилась с этим вопросом к авторитетному российскому политологу, редактору журнала «Россия в глобальной политике» и председателю президиума неправительственной организации «Совет по внешней и оборонной политике» Федору Лукьянову. Он оценил минский формат в эксклюзивном комментарии специально для нашей газеты.
— Федор Александрович, в чем же заключается облегчение для Европы и надежда для Украины после переговоров в Минске?
— Европа очень боялась того, что все это сорвется и ничем не закончится — потому что если бы все это провалилось и не смогли ничего подписать, то тогда непонятно, что делать дальше. В этой попытке, которая сейчас была, и она продолжается, была задействована самая тяжелая политическая артиллерия из всех возможных. Выше Ангелы Меркель посредника уже быть не может. Это самая весомая фигура из всех. Если бы эта ее миссия провалилась, то тогда, я думаю, и поставки оружия уже были американские, и в Европе была бы настоящая истерика. А сейчас мирный процесс продолжается. И что самое важное, нет точки невозврата.Украине надо прекратить войну. Украина вести войну в общем уже почти не может. У Порошенко, хотя он и упирается, и борется, и все правильно делает со своей точки зрения, реально очень мало ресурсов. Поэтому думаю, что все происходящее в Минске было для него позитивно. Из всего, что я прочитал, я бы отметил два пункта ключевых, интересных. Один — это то, что Украина отводит свои тяжелые вооружения от фактической линии соприкосновения, то есть сегодняшней. А донецкое и луганское ополчение — от сентябрьской. То, что они завоевали за последние недели, — это фактически становится буферной зоной. Им не удалось добиться того, чего они хотели: что новые завоевания — это и есть разделительная линия. Но и Украина этих территорий обратно не получила. То есть это такого рода компромисс. И второе, что любопытно и, конечно, будет предметом самых разных толкований дальше, — это отряды народной милиции в Донецкой и Луганской областях. То есть будет разоружение всех незаконных формирований, но допускаются отряды народной милиции. Понятное дело, что все ополченцы тут же станут народной милицией. Как это будет практически утрясаться, непонятно. То есть явно очень хилый компромисс.
— Олланд ничего не сказал о России. А чем для нее стали минские договоренности?
— Что же касается России, то она тоже ничего хорошего в этой войне не получает. Россия заинтересована, чтобы как–то из этой ситуации выпутаться. Ведь никогда российская сторона на уровне Путина или Лаврова не говорила, что мы хотим присоединения Донбасса к Украине. Задача ставилась каким–то образом имплементировать Донбасс на особых условиях в украинскую политическую систему. Как это будет практически, не знаю, но, во всяком случае, первый шаг к этому сделан.
— Есть в этом заслуга минской площадки?
— Беларусь показала свою эффективность. Минск оказался вдруг неожиданно чуть ли не единственным местом, где такое может происходить. Сказать, что белорусская дипломатия внесла какой–то вклад, было бы преувеличением. Достаточно того, что все происходит в Минске, все внимание теперь обращено на Минск, и Лукашенко всем доказал, что он важный элемент европейской политики.
romanova@sb.by
Советская Белоруссия № 28 (24658). Пятница, 13 февраля 2015
