Писатель Витовт Чаропка рисует картины

Дверям закрытым — грош цена

Одна из статей о белорусском писателе Витовте Чаропке называлась «Калумб сiвой даўнiны». Первая его книга — роман «Храм без бога» о Михаиле Глинском, разбившем под Клецком татарское войско, — вышла тиражом 13 тысяч и стала бестселлером. А сборники исторических эссе этого автора есть во всех библиотеках. В нашем интервью почти десятилетней давности Витовт заявил: «Не претендую ни на лавры историка, ни на лавры литератора. Историки считают меня писателем, а писатели — историком. Словом, двух станов не боец, а только гость случайный. Мой статус — белорусский безработный. Я не Дэн Браун. Мне не платят по 40 миллионов долларов за книгу».



И вот к «двум станам» прибавился третий. Наш общий знакомый художник Алесь Квятковский как–то поделился: Витовт стал рисовать картины! Получается странно, но интересно...

Собственно говоря, рисующих писателей всегда было немало. Рисовал Василь Быков, окончивший художественное училище, рисуют прозаик Виктор Карамазов и поэт Сергей Давидович, настоящие профессионалы — Адам Глобус и Владимир Степан...

В квартире Витовта все действительно увешано картинами. Рисует, на чем получится, чем придется, дни и ночи напролет, запивая вдохновение крепким кофе. Как воистину писательскую живопись, Витовт каждую картину может «рассказать». И хотя умеет рисовать реалистично, его картины созданы из ярких экспрессивных мазков и условных образов. Например, новогоднюю елочку изобразил темно–зеленым, черным и оранжевым — на момент вдохновения других красок в наличии не осталось. Автор видит в этом меланхолию романтизма. Одна картина отличается: акварель под названием «Iснасць» в стиле Чюрлениса. Мерцающая сфера поднимается над водой. По ней Витовт написал целый роман. Оказывается, это единственная сохранившаяся работа из предыдущей коллекции. Проснулся хозяин как–то утром, а все его картины вынесли, голые стены.

На замечание «Двери же надо закрывать!» у Чаропки ясный ответ:

— Помните, у Окуджавы есть «Песенка об открытой двери»? «Дверям закрытым — грош цена, замку цена — копейка!» Так я и живу.

А далее нас ждала экскурсия по «вернисажу». Основная тема картин — белорусская мифология.

— Вот Страх, мифическое существо, которое появляется на перекрестке. Вот Вечное древо, вот Ночницы... Все свои гонорары тратил на краски. Эту картину я назвал «Хаос», эту «Последний ковчег», эту «Ангел–хранитель». Киот настоящий, века девятнадцатого. Нашел его на помойке, сейчас реставрирую, покрываю позолотой, планку нашел из красного дерева. Иконку для него мне привезли из России, из Дивеево.



— А это изображен Всеслав Чародей?

— Да. Снимает маску волколака, а за ней — уставший человек. На этой картине — перелет–трава, на этой — Чернобог и Белобог. Чернобог в позднейших мифах преобразовался в Летовца, летающего змея, который глотает солнце. Это картина «Конец сказки»: люди строят современную Вавилонскую вежу, разрушают прежний мир... Это купальский триптих: огонь зажигает звезды и просыпаются чудовища.

— Как относятся знакомые к твоим картинам?

— Некоторые говорят: «Вот если бы ты мой портрет нарисовал, я бы понял».

— А как началось увлечение?

— Давняя история... Мы с мамой жили на квартире в частном доме. В каморке там обитали художники, три богемные личности... Они с моей мамой вечно воевали. Но как–то стали меня приглашать, чтобы я им позировал. А чтобы не было скучно, давали художественные альбомы. И мне открывался другой мир... Потом, когда прогуливал школу, шел в художественный музей. Сильно впечатлил «Полесский пейзаж» Шишкина. Я ведь вырос у бабушки, на хуторе. До семи лет не умел ни читать, ни писать, разговаривал только на белорусском. Не знал даже, что такое чайник. Бегал по лесу, даже волки меня не трогали. Я думал, это собаки. Подзывал их: «Сабачка, сабачка!» Подойдут, посмотрят, уйдут... А Минск, в который мы переехали, я ненавидел. А через картину Шишкина вернулся в свой рай. Но когда вырос и в Москве увидел картины импрессионистов, понял, что они мне ближе, чем старые мастера. Я же много о художниках писал — про Ваньковича, Алешкевича, Наполеона Орду, Андриоли. Но эти художники не могли выйти за границы традиции. А импрессионистам, постмодернистам было интересно рисовать «не так». И я тоже рисую «не так». Раньше пытался подражать профессионалам, делать иллюстрации к своим книгам... Но мне сказали — ты не художник, не лезь. А недавно вот началось... Когда картины украли, подумал: хороший повод расписать стены и потолок. Пока руки не дошли...



— А кто ты по образованию?

— Электрик. Должен был ездить в поездах и чинить электросистемы. Но пошел варить сталь. Пять лет пробыл в горячем цеху. Приходилось работать и ночным сторожем.

— Но ты ведь долго был и редактором — в журналах «Спадчына», «Беларуская мiнуўшчына», «Беларускi гiстарычны часопiс». Кстати, какие последние книги у тебя вышли?

— О трех Радзивиллах, имевших прозвища Геркулес, Рыжий и Перун, и «Героi паўстання 1863 года». Переиздали книгу «Уладары Вялiкага княства», правда, гонорар так и не заплатили. Сейчас пишу для серии «100 выдатных дзеячоў беларускай культуры». Это так называемые книжки для народа — маленькие брошюры с увлекательным изложением. Сдал тексты о Монюшко и Хруцком. А из художественных публикаций — в 2007 году роман в журнале «Полымя». Есть у нас такая поэма «Тарас на Парнасе», где лесник попадает в мир античных мифов. У меня современный писатель попадает в фантасмагорический мир, где на корабле–ките плывут белорусские классики. Там писателю могут предъявить претензии его же герои: зачем сделал меня таким, зачем разлучил с любимой женщиной? Я считаю, написанное должно отлежаться. Одна моя вещь шесть лет лежала, пока ее опубликовали в журнале «Маладосць». Я сделал стилизацию под XVI век. Доказал, что и на белорусском языке образца XVI века можно и в XXI создавать литературу. Ведь тогда у нас уже существовали переводы книг с английского, французского, латыни, и люди читали.

— А как ты относишься к тому, что князей ВКЛ, того же Витовта, некоторые историки считают не белорусскими персонажами?

— У этих историков есть образование, но нет духовной связи с народом. Почему русские гордятся Екатериной Второй, хотя она немка и на ее совести смерть мужа? Почему новогрудчане не могут гордиться князем Миндовгом? Он якобы литовец? А давайте вспомним, что Беларусь в летописях семь столетий называлась Литва! Калиновский, доказывают, поляк... Может быть, и поляк по происхождению. Ну и что? Поляки ценят же белоруса Монюшко как корифея польской музыки. Литературовед и историк Геннадий Киселев был русским по национальности, но сделал для белорусской литературы как никто. Важна не национальная принадлежность человека, а его душа и как он распоряжается своим талантом.

— Что в ближайших планах?

— Сколько у меня проектов провалилось... Хотел выпустить альбом Андриоли, поэта, художника–повстанца... Нашел его работы в старых изданиях. Сорвалось. Вот в живописи я ни от кого не завишу. Никто не скажет «сократи», «убери это»... У нас не развит жанр исторического эссе. Научные статьи — это одно... А я вижу свою задачу — рассказать об историческом персонаже так, чтобы было интересно. Раскрыть характер, взглянуть на него глазами его современников... Чтобы читатель понял, насколько богата наша история.

rubleuskaja@sb.by

Советская Белоруссия № 46 (24676). Среда, 11 марта 2015
Заметили ошибку? Пожалуйста, выделите её и нажмите Ctrl+Enter