Хотя кое–какие советы по детским болезням давал еще Гиппократ, многие века врачи исходили из того, что ребенок — это такой взрослый в миниатюре. Лишь в начале XIX века появились первые детские больницы и доктора–педиатры. А уже в 1960–х годах стало ясно: и хирургия, и реанимация маленьких пациентов — это совершенно особая сфера. Сегодня даже МРТ выпускаются для них особенные — с акустическим конусом, защищающим нежные ушки от гула установки. Первый в стране такой аппарат месяц назад заработал в Минской областной детской клинической больнице. Самой большой и по площадям, и по количеству подопечных. Это такой огромный детский мир, где нет–нет да и увидишь забытую кем–то игрушку, книжку, фломастер. И одновременно медицинский конгломерат, куда круглосуточно доставляют со всего региона самых тяжелых больных, часто — всего–то несколько часов от роду. Как же живет крупнейший педиатрический центр, к слову, вторым в Европе получивший звание «больницы, доброжелательной к ребенку»?
Счет на миллиметры
...Двухлетняя Карина из Пуховичского района настороженно выглядывает из–под одеяла. Только вчера ее перевели из реанимации. «Немножко напугана белыми халатами, — улыбается заведующий хирургическим отделением Александр Никуленков. — Сейчас уже все хорошо, правда?» «Конечно, доктор!» — отвечает за дочку папа Вадим. Врачи говорят: такого образцового отца еще поискать. Вообще, это примета времени: если раньше с детьми госпитализировались только мамы, то сейчас деловито хлопочут в палатах и отцы, и бабушки.
Карина — не самая младшая в отделении. Каждый пятый ребенок здесь — до года. В коридоре на нас буквально налетает трехлетняя золотоволосая Ксюша, приехавшая из Смолевичей. Никогда не подумаешь, что два дня назад ей удалили пупочную грыжу. «Вот!» — Ксюша гордо демонстрирует две маленьких точки на животике.
— Сделали все лапароскопически, — объясняет Александр Владимирович. — Мы лапароскопические вмешательства практикуем гораздо шире, чем у взрослых, — у нас такая каждая пятая операция, а всего их делаем по 1,5 тысячи в год... У детей грыжи — врожденная патология. И наша задача — по принципу «минимум травмы, максимум косметического эффекта» сделать то, что не успела природа. Раньше говорили: «Подождем, пусть подрастет сначала», а сейчас технологии позволяют устранить проблему еще до детского сада.
В одной из операционных как раз идет такое ювелирное хирургическое вмешательство — 9–летнему мальчику удаляют осложненную паховую грыжу. Все здесь специальное, педиатрическое — и сама лапароскопическая стойка, и наркозный аппарат. Ведь оперируют и новорожденных — более 60 малюток в год! И представьте себе этот тончайший труд: толщина и инструментов в руках хирургов, и структур, над которыми они работают, измеряется несколькими миллиметрами...
Лапароскопия пришла на помощь детским докторам и в решении такой застарелой беды, как аппендицит. А вот поздние обращения — увы, проблема, как и прежде. Наш супертехнологичный век неожиданно открыл еще два фронта работы. Первый — батарейки в детских игрушках: их ведь малыши моментально достают, проглатывают — и пищевод прожигается насквозь. Второй — разнообразные химические жидкости. Мамы из ложной экономии переливают остатки средства в емкость поменьше типа бутылки из–под газировки. Детская рука привычно к ней тянется — и одного глотка достаточно, чтобы угодить на операционный стол. В больнице многократно оперировали мальчика, попавшего в такую вот «ловушку», — у него язык просто припаялся ко дну ротовой полости и нижней губе, рта не открыть...
Исключение из правил
Исторически так сложилось, что с момента открытия в 1975 году в Минской областной детской больнице работают и 3 взрослых отделения — офтальмологическое, оториноларингологическое и стоматологическое. «Это большой плюс, — считает заместитель главного врача по медицинской части Игорь Лазарчик. — Так мы сосредоточиваем в одном месте все службы, все технические возможности». В прошлом году появилась принципиально новая у деток, поторопившихся появиться на свет, — бороться с таким их недугом, как ретинопатия.
— Дело в том, что сетчатка у плода развивается только в состоянии полной темноты и при минимальном уровне кислорода, все это ему обеспечивает материнский организм, — вводит в суть дела Ирина Селезнева, заведующая отделением микрохирургии глаза для взрослых. — Родившись же раньше срока, младенец попадает в агрессивную среду: много света, много кислорода. И хотя в отделении недоношенных создаются особые, максимально приближенные к внутриутробным, условия, недоразвитая сетчатка очень уязвима, что может привести к слепоте. Если не помогают препараты, тогда и подключается «хирургия отчаяния». Важно любой ценой сохранить ребенку зрение.
Если в офтальмологических отделениях бал правят высокие лазерные технологии, то Республиканский центр детской челюстно–лицевой хирургии — пример того, как за счет искусного скальпеля и авторских методик ребенку возвращают веру в себя, исправляя промахи природы. Ведь каково это — родиться с расщелиной неба или губы, а то и вообще без ушной раковины? 12–летнему Саше как раз недавно «сделали новое ухо»: сформировали каркас из двух его же ребер. Через 3 — 4 месяца понадобится еще одна операция. Волнуется, конечно. «Не переживай, в будущем ухо только чуть–чуть будет отличаться от другого, никто и не заметит», — легонько хлопает его по плечу руководитель центра Александр Караневич.
Сашин случай — конечно, очень редкий. Но к исключительным стечениям обстоятельств детским докторам не привыкать. До сих пор здесь вспоминают мальчика из Слуцка. Он попал под телегу, колесо буквально сняло скальп. Родные в слезах принесли его на руках. А уводили парнишку, не веря своему счастью: золотые руки хирурга Караневича все исправили...
У этой мамы из Жодино тоже исключительная ситуация — дочка родилась с редкой формой ихтиоза, когда генетически нарушается образование кожи и тельце покрывается подобием рыбьей чешуи.
— В районе с нашей проблемой не справлялись. Тут совсем другое дело: диагноз поставили, перевели из реанимации, моя малышка живет, врачи помогают, надежда появилась...
— Наша задача — сделать так, чтобы вы с дочкой вообще смогли отправиться домой, наблюдались амбулаторно, — еще больше ободряет маму Игорь Лазарчик.
«Меня зовут Саша Ш. Я родился 13 декабря...» — сообщает красивый листок на кроватке–кювезе. Крошечный мальчуган бьется за жизнь один, без мамы. Она от него отказалась. Врачи и сестрички отделения — вот пока его семья, только они и волнуются, как растет, как набирает вес. К слову, медики вообще знают здесь всех по именам, никаких там «Петров, Сидоров...».
— Это меня больше всего поразило, — признается мама Настя в соседней палате. — Ведь 2 недели ребеночек был без меня. Звонила я, конечно, постоянно. И знаете, как приятно, что в любое время дня и ночи тебе все расскажут, дочку ласково Ирочкой называют. Все здесь налажено, слаженно.
***
В кабинете томографии у фотографа редкий кадр — мама проходит исследование вместе с ребенком. Устроилась рядом на столике, взяла за руки, что–то тихо напевает. Дети, замечает заведующая Ольга Воронецкая, эту процедуру иной раз переносят лучше взрослых, но ребенок есть ребенок, на месте трудно улежать. Поэтому их развлекают, включают музыку, а в самом скором времени собираются записать цикл сказок.
Это еще одна из многочисленных особенностей службы детства, о которых в больнице напоминают на каждом шагу. Ведь хороший детский врач — в деле ювелир, а в душе психолог, которому одновременно нужно найти общий язык со всеми часто сильно взволнованными членами большой семьи. Он должен уметь понять малыша без слов, а для подростка, наоборот, подобрать единственно верные фразы. Вот почему у детей в этой больнице, кого ни спроси, со словом «доктор» одна ассоциация — добрый...
Справка «СБ»
Много лет Минская областная детская клиническая больница располагалась на улице Подлесной (позже — П.Бровки), с 2002 года начался поэтапный переезд в поселок Лесной (ныне — одноименный агрогородок). Первой открылась консультативная поликлиника по 20 специальностям на 250 посещений в смену, в 2004–м — лечебный, лечебно–диагностический и приемно–диагностический корпуса, в 2010–м справили окончательное новоселье, после ввода в строй хирургического корпуса. Сегодня здесь 23 отделения, работают более 150 врачей, проводится около 8 тысяч операций за год. Больница первой в стране открыла в 1989 году реанимационно–консультационный центр, куда поступают все сигналы о тяжелых детях из районов. Здесь первыми внедрили и инсулиновую помпу — специальный прибор, который сам регулирует сахар в крови. На базе больницы располагается целый ряд кафедр БелМАПО. «Разные были времена, были и трудные, — замечает и.о. главного врача Дмитрий Зайцев, — но наш коллектив с честью их перенес, держит высокую планку и готов всегда прийти на помощь».
Советская Белоруссия №24 (24407). Пятница, 7 февраля 2014 года.
