На свой страх и риск я пригласил своих друзей, студентов театрально–художественного института, провести летние каникулы у меня в деревне. Правда, не подумал, как отнесутся к этому родители. Для того чтобы избежать конфликта и уладить этот вопрос, заранее приехал домой. Мама отнеслась к моей затее сдержанно, но сказала: «Пусть приезжают, деревня большая». Я понял, что в доме принять их не смогу и нужно подыскать подходящее место. К счастью, наша леспромхозная баня не работала, и я решил в ней поселить моих друзей. «Место прекрасное, на берегу Бобра, рядом лужок, а ребята — народ неприхотливый», — думал я, ожидая гостей.
Через некоторое время в деревне появились они. Один только вид моих приятелей насторожил односельчан. Когда Валя Голубович (или между нами Лиса) с роскошной копной огненно–рыжих волос прошлась по деревенской улице, стройная, в обтягивающих брючках, наши бабки перестали ковыряться в грядках и с открытыми ртами провожали взглядом проход гостьи. Это было в начале 1960–х годов, и сельский народ еще не привык к экзальтированной городской публике.
С ребятами мы натаскали в баню сена и устроили отличное лежбище. Из дома я принес кое–какую утварь. Прихватил и еду: картошку, сало, лук, огурцы.
— Я бы сейчас съел лысого льва! — сказал Гена Харлан, глядя на сало.
Когда моя мама поближе познакомилась с парнями, сокрушалась, что Генка такой худющий, и частенько зазывала его в дом, чтобы накормить наваристыми щами. И действительно, Харлан походил на скульптурный портрет Вольтера, сидящего в кресле.
На Березине потерпел крушение плот, на котором путешествовали два студента художественного училища, Арик Шпунт и Володя Воропаев. Ребята влились в нашу компанию, и нам в бане пришлось потесниться. Эла Семенова восхищалась местными пейзажами, но вместо того чтобы писать этюды, фанатично увлеклась рыбалкой. Целыми днями она со спиннингом бродила по берегу реки, пока на катушке не образовалась «борода», которую пришлось несколько дней распутывать. Мы с Генкой избрали другую тактику. У нас были маска и трубка для подводного плавания, и мы ныряли в глубокие омуты, высматривая рыбу. Я знал, что в Бобре водится рыба, но чтобы такая! Когда в первый раз погрузился на дно — глазам не поверил. В толще воды штабелями стояли огромные рыбины. Они слегка шевелили плавниками и не спешили от меня удирать. Но как их добыть? Генка предложил сделать подводное ружье. Нашли длинную трубку, из проволоки сделали трезубец, примотали его к трубке, а на другой конец привязали петлей полоску резины. Воодушевленные таким изобретением, нырнули под воду. Рыбы стояли на том же месте. Гена натянул резину, подплыл поближе к рыбе, выстрелил. Каково же было наше разочарование, когда наш гарпун, не пролетев и метра, вяло повис в воде.
Видя, как мы с Харланом терпим полное фиаско, Арик с Володей дедовским способом, обычными удочками, надергали из Бобра плотвичек, окушков и ершей. Женя Михайловский, старший по «камбузу», стал готовить уху, периодически гоняя меня домой: то за перцем, то за лавровым листом. Вечером мы собрались у костра. Стояла тихая летняя ночь, мерцали звезды. Над мельничной горой взошла луна, поднялся туман. От костра тянуло дымком и дразнящим запахом ухи.
— Можно приступать! — торжественно объявил Женька, и мы дружно застучали ложками. Такой ухи я больше в жизни не пробовал!..
Каникулы подходили к концу. Мои односельчане привыкли к ребятам и старались их подкормить: кто принесет десяток яиц, кто крынку молока, и все местные с какой–то жалостью смотрели на городскую молодежь. Ребята засобирались в Минск. Проводил их к автобусу, и на меня навалилась такая тоска — не передать, и, чтобы не заплакать, я взял свою гармошку, сел в палисаднике и стал играть...
Через несколько дней я тоже уехал в Минск. Город постепенно перемалывал мою жизнь, учил выживать в экстремальных условиях и давал надежду. Когда я приезжал домой навестить родителей, мама всегда спрашивала: «Как там Генка?»
Однажды мне пришлось ей сказать, что Генки уже нет.
omr@tut.by
Советская Белоруссия № 91 (24721). Суббота, 16 мая 2015
