В течение двух дней собкор «СБ» овладевал азами профессии рыбакаЯ родился далеко от океанского побережья, никогда не видел морских обитателей в полтонны весом и под шесть метров длиной, но когда решил поближе познакомиться с профессией рыбака, почему–то первое, что вспомнилось, были строки из повести Хемингуэя «Старик и море»: «...поверхность океана перед лодкой вздулась, и рыба вышла из воды. Она все выходила и выходила, и казалось, ей не будет конца, а вода потоками скатывалась с ее боков. Вся она горела на солнце, голова и спина у нее были темно–фиолетовыми, а полосы на боках казались при ярком свете очень широкими и нежно–сиреневыми. Вместо носа у нее был меч, длинный, как бейсбольная клюшка, и острый на конце, как рапира». Такие экземпляры, конечно, у нас не водятся, но людей, по складу характера близких герою старины Хэма, на мой взгляд, предостаточно.
Казаки, но не разбойники
...Систему Браславских озер пронизывает река Друйка. В ее устье на лесной опушке три месяца назад обосновалось звено Григория Шершнева из участка рыбного хозяйства Национального парка «Браславские озера». «Хотите посмотреть, что у нас ловится? — спрашивает Григорий Артемович. — Какие проблемы! Веслами работать умеете — тогда садитесь в лодку». Течение слабенькое, однако с непривычки я не сразу причаливаю к деревянному колу, вбитому в дно реки, на котором закреплен так называемый казак. Эта незамысловатая снасть состоит из деревянных обручей и натянутых на них сетчатых конусов разного диаметра. Между двумя такими ловушками, которые устанавливаются на дне, натянута сеть. Рыба тычется в нее и попадает в широкую часть конуса. Вперед–то она проходит, а вот назад — нет.
Шершнев извлекает из воды казак, в котором одиноко извивается нечто, отдаленно напоминающее змею: «Это угорь, — успокаивает меня звеньевой. — На него уже не сезон. Правьте к берегу, я вам лучше улов за последние сутки покажу». Угри, щуки, окуни и лини, уложенные в пакет и подвешенные к безмену, тянут на 8 кило. «Хороший улов», — киваю я, едва удерживая безмен в руках. Пакет срывается на траву, и, пока я собираю его содержимое, один из угрей успевает проползти не менее метра.
Жажда жизни
Смыть слизь угря с ладоней практически невозможно, поэтому, чтобы привести руки в порядок и снова взяться за блокнот и авторучку, мне пришлось пожертвовать носовым платком. Но именно эта «броня» и позволяет змеевидным рыбинам до трех суток жить без воды!
В невысоком помещении, где за стенами и под полом уложены куски льда, прохладно даже в самую сильную жару. Это склад. «Свежую рыбу мы везем на пищевой комбинат, базы отдыха, заготконторы райпо и в собственный магазин, принадлежащий Национальному парку, — говорит начальник участка Леонид Лихочевский. — Самый дорогой в магазине — угорь: от 15 до 22 тысяч рублей за килограмм». Я подхожу к ящику со льдом, где лежит рыба, привезенная сюда несколько часов назад, наклоняюсь и от неожиданности одергиваю руку: содержимое ящика мерно пульсирует — это дышат угри.
Как известно, нерестится угорь в Саргассовом море, но молодое поколение не может вернуться в родительские озера, так как не в состоянии пройти Плявиньскую ГЭС, что стоит на Даугаве (Западной Двине) в Латвии. Поэтому личинку угря приходится покупать за границей. Последнее крупное зарыбление в Браславе проводилось в 1997–м. В нынешнем году это поколение мигрировало (ушло на нерест), что обеспечило солидный улов — почти 5 тонн. А что дальше? Средств, чтобы завозить сюда личинку в нужном количестве, нет...
Клетка для угря
В деревне Устье Друйку перегораживает стационарная угреловушка, где добывается большая часть этой редкой рыбы. Решетки не позволяют крупным особям пройти мимо железной клети. Хотя, как рассказывают местные жители, некоторые «особо одаренные» угри в дождливую погоду умудряются выскакивать на берег и где–то по мокрой траве, где–то по лужицам, но огибают плотину!
Должность рабочего угреловушки 34–летнему Анатолию Ракицкому, можно сказать, досталась по наследству. Здесь и дед его трудился, и мать. Мы идем по дамбе, очищаем решетки от прошлогодних водорослей, коряг и разговариваем. Я прошу Анатолия припомнить какие–нибудь увлекательные истории, связанные с рыбной ловлей, но у моего собеседника почему–то настроение мрачное: «Забавного здесь ничего нет. Помню, что матери, которая в советские времена в мае, в самый сезон, зарабатывала по 600 рублей, окружающие завидовали страшно. Только они не понимали, что в другие месяцы заработок не превышал и десятой части этих денег. У меня же сейчас ставка — 130 тысяч рублей вне зависимости от сезона. Живу я рядом и, кроме рыбной ловли, занимаюсь домашним хозяйством».
Железную клеть на лебедке Анатолий поднимает со дна обычно один раз в двое суток. Приезжает начальник участка, снимает навесные замки и увозит рыбу на склад. В этом году благодаря высокой воде и миграции за ночь в ловушку набивалось до 230 килограммов угря. В плохой сезон столько ловят за всю весну! «Самый большой угорь, — вспоминает Ракицкий, — которого я видел, весил 2 килограмма 700 граммов и длиной был примерно с письменный стол. Из воды такого голыми руками не возьмешь: скользкий, сильный — непременно уйдет».
Водная ферма
Если личинку угря на Браславские озера приходится завозить, то щуку, линя или карпа, например, в Национальном парке разводят сами.
Не успели мы появиться в рыбопитомнике, что в деревне Мекяны, как работа закипела. На меня сразу же повесили два деревянных короба, обтянутых мелкой сеткой, которые нужно было установить в сбросном канале. Канал — небольшая, метра два–три в ширину, речушка, протекающая вдоль пяти прудов. Месяц назад в них закачали воду и запустили на нерест карпов–производителей. Ну и громадины! За сутки, проведенные в Мекянах, я не раз шарахался от неожиданности, когда эти 4 — 8–килограммовые «звери» начинали резвиться на мелководье.
Глянув на мои едва доходящие до середины голени резиновые сапоги, профессионалы предложили натянуть рыбацкие. Но даже в них я с опаской вхожу в воду. К счастью, здесь не так глубоко. Когда личинкоуловитель (так называется короб, который я таскал на себе) закреплен между деревянными кольями, остается примотать проволокой брезентовый рукав, отходящий от одной из его сторон, к трубе, соединяющейся с прудом. Да, это занятие не для тех, кто боится руки замарать или ноги промочить!
Деревянные заглушки убраны, и вода из прудов медленно через ловушки начинает уходить в канал. Главное — не торопиться, а то вместе с водой уйдет и личинка карпа, которую я до сих пор почему–то никак не могу разглядеть.
...Следующим утром, когда я проснулся, мои новые коллеги уже трудились: маленьким сачком, похожим на теннисную ракетку, личинку вычерпывали из ловушки и помещали в полиэтиленовые мешки. Наконец мне удалось рассмотреть это чудо природы! Малюсеньких рыбешек длиной всего 5 — 7 миллиметров в пол–литровой банке плавало около 700 штук. Только из одного пруда их извлекли почти 80 тысяч! Цифры внушительные, но, по статистике, в будущем выживет менее половины этих малышей.
Внутрь полиэтиленового пакета с водой и ценным грузом я вставляю шланг от кислородного баллона — п–ш–ш!.. Можно безболезненно путешествовать к новому месту жительства.
Рыбка плавает по дну...
По данным Витебского облсельхозпрода, за последние 12 лет уловы в регионе сократились в 4 раза, а потребление рыбопродуктов упало до 8,5 килограмма в год на человека (при норме 18 — 19). Почему?
За это время из четырех рыбхозов один, Витебский, вовсе прекратил свое существование. То же самое можно сказать и о Браславском рыбзаводе, где сейчас базируется участок рыбного хозяйства Национального парка. Начальник участка Леонид Лихочевский, окончивший в 1979 году ихтиологический факультет Калининградского института рыбной промышленности, рассказал, что когда–то предприятие занималось добычей, переработкой и воспроизводством рыбы. После 2001 года завод не раз менял собственников, в результате чего остались голые стены и почти развалившиеся корпуса. Возродится ли здесь производство — сказать сложно, но на восстановление двух рыбопитомников (в одном из них, к слову, я и побывал) Государственная инспекция охраны животного и растительного мира в этом году уже выделила 300 миллионов рублей.
По мнению специалистов, сегодня, по сути, идет разграбление озер государственного резервного фонда. Некоторые райисполкомы во что бы то ни стало стараются сдать их в аренду, чтобы избавиться от лишней головной боли, а арендаторы зачастую ни налогов не платят, ни учета выловленной рыбы не ведут... Нагрянет инспекция и лишит таких «хозяев» лицензии. Вот и стоят водоемы пустые.
Сама же рыбка не приплывет к столу. Согласны с этим и в комитете по сельскому хозяйству и продовольствию Витебского облисполкома. Здесь понимают, что без масштабной кампании на государственном уровне рыбное хозяйство не вывести из кризиса, и поэтому очень надеются, что передача функций управления отраслью департаменту мелиорации, которая вот–вот должна состояться, поспособствует более рациональному использованию водного фонда. Чтобы изменить положение вещей, на Витебщине намерены улучшить материально–техническую базу рыбхозов, передать пустующие водоемы предприятиям, способным организовать их полноценное использование, привлечь к борьбе с браконьерами местное население, увеличить производство рыбопосадочного материала, ужесточить ответственность арендаторов за предоставление недостоверной отчетности. Кроме того, торговые организации обязаны будут установить в магазинах аквариумы и провести рекламную кампанию по продаже живой рыбы. В ближайшее время эти вопросы обсудят на областном совещании.
Что же касается людей, преданных своей профессии, влюбленных в родной край и его природу, то они никогда не теряют надежды, что, как утверждает Хемингуэй, само по себе глупо. Почувствуют ли они себя спокойными и сильными в свете грядущих перемен? Время покажет.
Фото автора.
