Он входил в кабинет, и по его облику сразу можно было определить: нашел! Что–то интересное, эксклюзивное, возвращающее в историю забытое имя, восполняющее пробел в цепочке фактов... Документ, фотографию, письмо... Хитроватая улыбка, многозначительное похлопывание по объемистому портфелю. И жестом фокусника находка выкладывается на стол.
«Застаецца!» — многозначительно говорил он, когда речь шла об исторической несправедливости, о событиях, подоплеку которых тщательно прячут. Не зря в одной из статей его назвали «бульдозером» за способность добывать новое и актуальное для белорусской истории.
Кто–кто, а Виталий Владимирович Скалабан умел найти то, что «застаецца». 5 августа ему исполнилось бы 65 лет, а 20–го будет год, как он ушел из жизни. И сразу стало понятно: эта потеря невосполнима. Дело даже не в том, сколько он знал (а он пользовался славой «живой энциклопедии», нужно любое уточнение — первое, что приходит в голову, — позвонить Скалабану...). Дело в том, что история была делом его души. Причем с детства. Еще отец привил маленькому Виталию вкус к работе с документами, к реконструкции событий. Близкие рассказывали, что, когда он школьником читал газету, тут же находил неточности и ошибки, которые и обозначал старательно на полях.
Как–то на вопрос «С чего начинается взрослая жизнь?» сам Виталий Владимирович ответил так: «Впервые это чувство ко мне пришло, когда я в Москве по просьбе отца–краеведа искал документы о партизанском движении в наших краях во время гражданской войны. Я держал в руках застывшее на бумаге прошлое, я видел лица, казалось бы, совершенно обычных, простых людей, которые делали нашу историю. Что–то во мне перевернулось, что–то произошло такое, что я уже тогда твердо решил, что буду архивистом... И что моя одноклассница Валентина, ездившая со мной в Москву, станет моей женой. Так все и произошло». Когда Скалабан стал студентом Ленинградского университета, в его руки попал снимок, сделанный в январе 1919 года: первый белорусский коммунистический отряд. Где снимок сделан, что за люди на нем, какова их судьба? С этого началась многолетняя, кропотливая исследовательская работа по истории белорусской государственности. Быть историком — требовало не только таланта, но и смелости. Пойти против официальной, общепринятой версии — на такое отваживались немногие. Но Виталий Скалабан всегда утверждал: «Калi мы будзем «падразаць» гiсторыю Беларусi, нас не зразумеюць».
Найти документ может каждый. А увидеть, что за ним, — нужен особый талант. «Калi чытаеш дакумент, трэба ўявiць сябе на месцы аўтара цi таго, хто гэты дакумент чытае, для каго ён быў складзены. Тады ўсё i зразумееш. Але гэта цяжкая нагрузка. Асаблiва маральна. Ёсць дакументы, якiя цяжка прапускаць праз сябе. Адзiн такi прапусцiш, другi... А тады мiж табою i фактамi нiбы апускаецца шкло».
Виталий Скалабан не допускал, чтобы между ним и тем, что он исследует, опускалось стекло равнодушия. Сколько раз приходилось видеть, как любовно он держит в руках пожелтевший документ, словно получил письмо от дорогого человека. Герои белорусской истории были для него живыми. Когда мы работали над пьесой «Людвика и Фабиан», о любви поэтессы Зоськи Верас, с которой Виталий Владимирович был хорошо знаком, и поэта Фабиана Шантыря, расстрелянного в 1920 году, Скалабан мог рассказать в подробностях о характерах героев, об их жизни, даже о том, какие песни тогда пели. И уж, конечно, незабываемо, как он «для иллюстрации» пел «Ой, за лесам–лесам туманы стаяць...» — что звучит и в пьесе.
Он вообще далек от образа архивного ученого, замкнутого в своем пыльном пространстве. Вот на снимках — молодой, веселый, кудрявый в студенческом отряде в Талнахе на Таймырском полуострове. Кстати, любопытно, что ехал еще с прямыми волосами, а вернулся — жена на вокзале не узнала: волосы завились от нездешнего климата! С женой, Валентиной Павловной, Виталий учился в Ляховичской школе, сидел в классе прямо за ней и, собственно говоря, еще тогда определился с выбором подруги жизни. А вот на фотографии 1975 года Скалабан проводит новогоднюю лотерею... А вот уже незадолго до смерти, в Ракутевщине, на праздновании дня рождения Максима Богдановича — улыбающийся, шутящий, зачерпывающий воду из колодца... «Медиафигура» — да, к нему подходит этот модный термин. Виталий Владимирович часто снимался в телепередачах и видеофильмах, писал сценарии и пьесы, активно выступал, свидетельствуя о белорусской истории везде где можно. Сколько он знал! Какие выбирал темы расследований! Тайна исчезновения креста Евфросинии Полоцкой, тайна гибели Янки Купалы, история написания письма белорусского народа товарищу Сталину... Именно Скалабан установил имя автора анонимной поэмы «Тарас на Парнасе». Можно только догадываться, сколько еще не успело прозвучать...
Вот у кого следовало поучиться работе с документами. Как–то Виталия Владимировича попросили ответить на «вопрос дня»: «Где у вас горит?» Ответ был такой: «У нас? Нигде не горит. Архивист никогда не сделает сегодня того, что можно сделать завтра. Нет–нет, это совсем не то, о чем вы подумали. Это значит, что наше дело не терпит суеты. Ведь работа, почти как у сапера: сто раз проверь и только потом... еще раз перепроверь».
Но от него можно было услышать, что более всего врут именно документы. «У дакументах кепскае захоўваецца лепей, чым добрае. Проста лепшае не фiксуецца. А калi канфлiкт — вось i ёсць сухi дакумент».
Да, поработав в архивах, почитав иные бумаги, особенно те, которые забрызганы кровью допрашиваемых, можно утратить веру в людей... Но историк верил. Он верил в свою Беларусь. И до последнего ему все было интересно. Говорил, что хотел бы написать пьесу об архивах, какие бумаги люди ищут, от каких отказываются. Мечтал о новых путешествиях... Каждое исследование для него становилось настоящим детективом, который давал новые ниточки для расследования. Помню работу над статьей «Мистика из табакерки» о белорусской литературной критике довоенного времени, в которой среди прочего цитировалась довольно злая рецензия некоего Н.Казюка на сказку Змитрока Бедули «Сярэбраная табакерка». Виталий Владимирович не мог успокоиться, пока не нашел, кто такой этот Н.Казюк. И нашел! Даже в записной книжке Янки Купалы телефон дочери героя Валерии Николаевны Казюк. Потом выявились еще дети и внуки Казюка, некоторые только благодаря публикации узнали друг о друге. Мы ходили в гости к дочери Генриетте, а с внучкой Скалабан встречался в Москве. Даже незадолго до смерти делал заметки, по которым можно понять, что хотел тянуть дальше за ниточки прежних исследований... Это с его подачи возникла акция «Народный архив» — «СБ» и Национального архива Беларуси, в котором до последнего работал заведующим отделом публикаций документов.
Виталий Скалабан иногда в шутку хвалился, что придумал науку — «юбилеелогию». Это же интересно: как праздновали в разные времена годовщины классиков. Теперь в той науке новая страница — юбилеи Виталия Скалабана. Ему исполнилось бы только шестьдесят пять. Знаю, что готовится книга материалов о нем. В Российской национальной библиотеке Санкт–Петербурга 15 июня прошла конференция «Санкт–Петербург и белорусская культура», посвященная памяти Виталия Скалабана. О нем пишут стихи молодые поэты. Историк часто приходил на встречи, вписывался в любые молодежные тусовки. Есть талантливые ученые, которые считают себя его учениками. Есть книги, пьесы, фильмы, богатейший архив.
Этот человек столько сделал для Беларуси, что нам это только предстоит оценить. А кому–то — и продолжить!
А еще мы гордимся тем, что последние годы Виталий Владимирович работал в «СБ» и много раз говорил, что ему очень нравится редакция и что в другой газете он вряд ли согласился бы работать...
