«СБ» заканчивает публикацию об изменениях, которые произошли в Чехии и Словакии с 1989 года

Одна из самых интересных версий, которые я слышала о том, почему распалась Чехословакия, такая: «Ну как мы можем быть вместе? Чехи любят пиво, а словаки — вино, что у нас общего?». Об общем и различиях чехов и словаков мы подробнее поговорим в следующей части, а вот о пиве и вине как чертах национального характера — прямо сейчас. Ради этого я съездила в два города, слава которых построена на напитках: чешский Пльзень знаменит заводом «Пльзеньский праздрой» и тем, что дал название целому виду пива — пильзнер, а Пезинок — столица словацкого виноделия.

Если спросить о том, чем знаменита Чехия, первое, что приходит на ум — именно пиво. Знаменитое и одно из лучших в мире (чехи, конечно, скажут, что лучшее, и я сразу соглашусь). А Словакия? Что приходит в голову? Пиво — вряд ли (после чешского–то!). Если вы еще не были в Словакии, то, скорее всего, даже и не знаете, что там делают отличное вино. Неудивительно: на экспорт оно почти не идет (хотя медали на международных конкурсах завоевывает регулярно), а конкурировать с виноделами из Франции, Италии и Испании не удается (да и цель такая пока не ставится). Но словацкие виноделы не унывают: внимание родной аудитории им гарантировано. Искушенные в разных напитках словаки (запад ближе к Чехии и знает толк в пиве, север вместе с поляками предпочитает напитки покрепче, ну а юг с востоком верен традициям Австро–Венгерской империи и с удовольствием пьет вино) знают: у них прекрасное вино — натуральное, ароматное, из родного винограда, ну а что дорогое такое, так на то есть свои причины.

Сегодня некоторые чехи с грустью говорят: «Наше знаменитое пльзенское пиво больше не чешское». И в некотором смысле это правда: пивоваренный завод принадлежит международной компании SABMiller (практически все крупные пивоваренные заводы Чехии больше не принадлежат, исключение — завод в Ческе–Будеевице, выпускающий пиво Budweiser Budvar, малые пивоварни, которые становятся все более популярными, уже другая история). Но люди на заводе с немного извиняющейся интонацией мне говорили: «Зато SABMiller принес нам большие инвестиции». Это правда и, кстати, случается далеко не со всеми проданными иностранцам предприятиями. Как правда и то, что теперь все пиво Pilsner Urquell, которое продается в мире, производится именно здесь, в Пльзене. Здесь этим гордятся. Более того: новые владельцы (все же это одна из крупнейших пивоваренных компаний в мире, работающая на шести континентах, — так что толк в пенном напитке они знают) вернули старые традиции. «Было время, когда нас, бочкарей со стажем, буквально выбросили на улицу», — с тоской вспоминает Ладислав Бештяк, проработавший на заводе 55 (!) лет. Когда–то от людей его профессии на «Праздрое» отказались, решив, что отныне пиво будет «зреть» в нержавеющих бочках — как почти везде в мире. Но несколько лет назад все же поняли: у пива, зреющего в дереве, иной вкус — особенный, не похожий на другие. И вернулись к деревянным бочкам (благо, они сохранились). Вернулись даже к развозу пива на телегах: два раза в неделю городские пивные получают свой напиток с соблюдением всех исторических традиций. Так что «Пльзеньский праздрой» пиво все же чешское, хоть и иностранное (вот такой парадокс).

Бочкарь Ладислав водил меня по пивным подвалам (это целый мир протяженностью 9 км со своими «Африкой» и «Сибирью»: так называют отдаленные уголки) и угощал свежайшим пивом из бочек, которые он делал своими руками: «Нашего пива много не бывает. От него одна только польза, такое хорошее». Пью — и верю.

«В небольшом количестве алкоголь помогает здоровью, — убеждает главный технолог Малокарпатской винодельческой компании Душан Дурдовански, — 300 — 350 г вина — тот полезный объем, который можно выпивать каждый день». «Вино в Пезинке не алкоголь, а лекарство», — убежден и заместитель председателя правления Станислав Бенушчак.

Из чешского Пльзеня перемещаемся в словацкий Пезинок — лучшее, на мой взгляд, место, чтобы поговорить о словацком вине и винодельческих традициях. В центре города возвышается старинный замок, превращенный в Национальный салон вин. Принадлежит Малокарпатской винодельческой компании, на завод которой я и отправилась. Главному технологу компании Душану Дурдовански 26 лет, но он — признанный авторитет, без которого ни одна бутылка вина здесь не рождается. Делать вино — семейная традиция: этим занимались и его отец, и дед, и ему «это очень интересно». О том, как рождается вкус вина, говорит охотно: «У нас традиционное производство сочетается с современными методами. Каждый сорт винограда мы стараемся так обработать и произвести вино, чтобы каждый год оно получалось иным, мы не повторяем один и тот же вкус из года в год». Станислав Бенушчак добавляет: «Никаких ароматических и консервирующих веществ».

Все вино, которое выпускает Малокарпатская винодельческая компания, производится из собственного винограда — у них около 100 га виноградников. Сейчас идет техническое перевооружение: «Из большой компании делаем небольшую, — рассказывает Станислав Бенушчак, — нужно покупать новые технологии. Для финансирования реконструкции используем не только собственную прибыль, но и европейские фонды. Сначала мы должны вложить 100% собственных инвестиций, а потом половину затраченных средств вернут европейские фонды».

В Словакии около десяти крупных винодельческих компаний, но в одном только Пезинке с его 23 тысячами населения больше ста: «В каждом втором доме есть небольшое винное производство», — говорит Бенушчак. Удивительно, но друг с другом не конкурируют: «местные производители удовлетворяют потребность вина в Словакии на 60%». Остальное заполняется импортным продуктом, который зачастую оказывается дешевле. «Мы не можем конкурировать по ценам. Мы — северная граница выращивания винограда и наши урожаи с гектара — половина от того, что собирают на юге. Поэтому расходы на производство у нас достаточно высоки по сравнению с южными странами. А поскольку мы делаем вино только из нашего винограда, оно получается дороже. Если бы мы привозили дешевый виноград из Венгрии или Италии, могли бы делать более дешевое вино, но тогда оно не было бы словацким. Ну и в старых винодельческих странах технологии на более высоком уровне. Кроме того, поддержка виноделов в Италии, Испании, других странах намного выше, чем у нас. Вон у наших ближайших соседей, в Австрии, 30 — 40% дотирует государство».

Чехам, конечно, в этом смысле повезло больше: с их родным пивом никакое импортное конкуренцию не выдержит. Немцы и те с удовольствием приезжают на выходные, чтобы посидеть в чешских пивницах: и пиво отличное, и дешевле, чем в Германии.

Во время работы над этим проектом в Чехии и Словакии я провела шестнадцать интервью и всякий раз задавала вопрос: вы жалеете, что Чехословакии больше нет? Кто–то от ответа уходил, многие говорили, что отношения между странами после «бархатного развода» стали даже лучше. Но все сходились в одном: если бы в Чехословакии проводили референдум о сохранении/разделении страны, то большинство высказалось бы за сохранение. «Поэтому такой референдум и не проводили», — говорили мне. На самом деле у нас есть историческая параллель: референдум о сохранении Советского Союза проводили в марте 1991 года, и 78% принявших участие в голосовании сказали СССР «да», но в декабре 1991 года государства все равно не стало. В Чехословакии референдума действительно не было, но опрос общественного мнения все же проводился: 64% чехов и 63% словаков выступали против разделения страны. Но 1 января 1993 года их государства не стало.

Вендула Гржебикова	Владимир Мечьяр	Йозеф Дольник	Ян Шип

Антон Яблонский	Станислав Бенушчак	Войтех Филип

— Говорят, чехи не хотели договариваться, потому что у них был этот словацкий придаток, который, им казалось, они «дотируют», — вспоминает директор словацкого предприятия VIPO Антон Яблонский. — Это было бесконечно, постоянно разговоры об этом. Но тот, который меньше, дотируется всегда и везде. Чехи думали: вот мы сейчас освободимся от этих словаков и — быстро на Запад. А словаки не были настолько ловкими, чтобы договориться. Все–таки наши представители не владели тогда умением договариваться, это больше чешская способность. И чехи были намного лучше подготовлены ко всему. Лично я жалею, что федерация не получилась: вместе мы были бы сильнее.

Словак Йозеф Дольник, руководитель компании Investefekt, согласен с тем, что чехи к «разводу» были подготовлены значительно лучше, но ищет, кому на самом деле это было выгодно:

— Чехи начали говорить, что они работают на словаков, а словаки — что мы работаем на чехов. И атмосфера так накалилась, что все сказали: разделимся, покажем, кто на кого работает. Были люди, которые получали деньги и подогревали все это. Словакам это было невыгодно, потому что у нас не было международных связей. Но спасибо Владимиру Мечьяру за то, что он сделал, что нормально поставил словацкое государство, что мы прожили так, как прожили и живем до сегодняшнего дня. Думаю, что в то время не было другого пути, потому что те чехи, которые были наверху, уже сказали — все, баста. У них уже даже деньги подготовлены были. А мы в 1993 году, когда образовалась Словацкая Республика, еще долго — полгода или сколько — рассчитывались чехословацкими деньгами, а у чехов уже были свои. Быстренько. Они ко всему были подготовлены. Флаг чехословацкий достался чехам, авиалинии чехословацкие достались чехам, суда достались чехам, герб достался чехам. Многое, о чем я не знаю, осталось там...

— И кто от этого выиграл, кто проиграл? Ведь если бы Чехословакия оставалась единой, она экономически была бы сильнее?

— В то время на это никто не смотрел. Конечно, Чехия и Словакия — это не такая сила, какой была Чехословакия. А так... — пан Дольник некоторое время молчит, а потом: — Ну что, лучше было Югославии, когда были все государства вместе или отдельно?

— Вместе.

— Вместе — всегда большая сила. То же самое Чехословакия. Почему немцы соединились, а славяне разделились? Чей это был интерес?

Учительница Вендула Гржебикова уверена: «Простые люди этого разделения очень не хотели. Просто Клаус и Мечьяр (Вацлав Клаус и Владимир Мечьяр — премьер–министры Чехии и Словакии в последние годы существования федеративной Чехословакии. — И.П.) были как два петуха, каждый хотел править, работать вместе они не могли, вот нас и разделили». И это мнение разделяют (уж простите мне эту тавтологию) большинство чехов. Не уверена точно насчет словаков, но подозреваю, что и они в большинстве своем думают так же.

По–видимому, споры о том, кто виноват и кому это было выгодно, не утихнут еще долго. Что на самом деле, как мне кажется, означает, что развод свой, каким бы «бархатным» он ни был, чехи и словаки еще не до конца пережили. Вон правительства двух стран все чаще проводят совместные заседания и обсуждают совместные проекты. Тоска по Чехословакии (которая действительно у многих есть), как становится все более очевидным, — это вопрос разницы поколений: молодые люди, которым сегодня около 20 лет, Чехословакию не помнят, зато те, которым за сорок, воспринимают словаков «как своих», говорит учительница Вендула Гржебикова (чешка): «Для нашего поколения это так — мы с ними, они с нами. У нас много словаков: в здравоохранении, искусстве, всегда в правительстве были чехи и словаки. Например, мы ничего не имеем против Бабиша (вице–премьер и министр финансов Чехии), потому что он словак. Господин Шварценберг (бывший министр иностранных дел и руководитель оппозиционной партии ТОР 09, проиграл президентские выборы нынешнему руководителю Чехии Милошу Земану) волнует нас больше, потому что он то ли немец, то ли австриец. Мы к словакам относимся, как к самим себе. У многих людей кто–то из предков — словаки. Они ведь так долго не были для нас другим государством, просто они немного по–другому говорят и более темпераментные. Чешский гимн обрезали, там Словакия больше не упоминается, так мне все время кажется, что чего–то не хватает. Там пели о горах Татрах. Был случай, когда наши хоккеисты что–то выиграли, пели гимн. Он закончился на тех Татрах, а хоккеисты продолжали его петь». Молчим: грустно. Мы все потеряли страны, в которых родились. Пережили, конечно, научились жить по–новому и даже неплохо справляемся, но ностальгия нет–нет да и посетит...

У словаков, как мне показалось, больше обид. Возможно, потому, что в отличие от чехов, им пришлось строить свое государство почти с нуля: ни флага, ни герба, ни валюты. «Даже в хоккее Чехия сразу попала в дивизион А, а нам пришлось взбираться наверх из дивизиона С!», — возмущенно говорит словак Станислав Бенушчак. Больше двадцати лет прошло, Словакия давно участвует во всех чемпионатах мира по хоккею, а в 2002 году даже стала чемпионом, но его обида так и не улеглась.

Но все же, несмотря на старые обиды, сегодня чехи в Словакии и словаки в Чехии чувствуют себя не в гостях — дома: «Всегда говорится о том, что мы разошлись, но не говорится о том, что во время развода, а это примерно полгода, мы приняли 28 правовых норм о сотрудничестве в будущем, — говорит первый премьер–министр независимой Словакии Владимир Мечьяр (один из тех «петухов», которые не смогли жить, по словам учительницы Гржебиковой, вместе в единой Чехословакии). — Об этом разделении говорится негативно, но не говорится о положительном, о том, как мы искали новую модель, как жить вместе, на каких принципах. Эта модель живет, она хорошая и позволяет решать вопросы сотрудничества во всех отраслях. Во всех».

В Чехии один государственный язык — чешский, но словацким можно везде пользоваться официально. И в Словакии то же самое в отношении чешского языка. Председатель Конституционного комитета парламента Словакии Роберт Мадей подтверждает: «Наши языки очень похожи. Настолько, что наши граждане имеют право обращаться в чешские госучреждения и суды на своем родном языке, словацком, и, наоборот, чехи могут писать заявления в словацкие государственные органы на родном чешском языке. Это обеспечивает комфорт людям из обеих стран и напоминает о нашем общем прошлом».

«Чем чехи отличаются от словаков?» — спрашиваю у Йозефа Дольника. На какое–то мгновение задумывается, а потом: «Словаки трудолюбивые, это правда. Но то, что они завидуют друг другу, это тоже, к сожалению, правда. Чехи больше поддерживают друг друга, у них исторически всегда было больше производства, им лучше удается зарабатывать деньги. В этом они умны. Они всегда говорят: «Золотые чешские ручечки».

Жаль, что его не слышит директор компании «Мавел» чех Ян Шип. Несмотря на то что у него немного иной взгляд на разделение Чехословакии, во многом он с паном Дольником согласился бы:

— Здесь, в Чехии, есть люди, которые рады, что мы разделились, но есть и те, которые хотели бы сохранить Чехословакию. Я не хочу, чтобы выглядело, будто я критикую словаков или что я националист. Но я не знаю, позволила ли бы Словакия, чтобы чех был министром финансов или вице–премьером в их стране (это он опять про Андрея Бабиша. — И.П.). Не знаю, возможно ли это, чтобы в словацких компаниях было столько директоров чехов, как в Чехии словаков. Да, в Словакии выпускают больше автомобилей, но... Знаете, Карлов мост старше Америки, а я не знаю, Словакия в то время была южная Польша или северная Венгрия. Я бы хотел, чтобы чехи могли гордиться не только Швейком, но и своими долгими традициями. Во время Австро–Венгерской империи мы были индустриальной базой этой империи. И если бы наш вице–император Франтишек д’Эсте, который жил здесь в замке Конопиште, не погиб в Сараево, Европа, возможно, была бы другая (он имеет в виду эрцгерцога Фердинанда, убитого в 1914 году в Сараево, смерть которого стала поводом для начала Первой мировой войны. — И.П.). Пруссия соединилась бы с Австро–Венгрией, и это был бы очень сильный игрок против царской России. И когда я смотрю на мир через эту макроэкономику, мне все равно, успешны сегодня словаки или нет. У них есть евро — хорошо, поздравляю. Но есть и постоянное непонятное напряжение между чехами и словаками.

Чехи, конечно, не любят вспоминать о том, что главный герой их современной истории Томаш Гарриг Масарик (практически в каждом чешском и словацком городе есть улица его имени) был наполовину словаком, наполовину немцем. Мне говорил об этом Владимир Мечьяр: «Чехословакию основали два словака — Масарик и Штефаник» и добавлял: «Масарик не очень гордился тем, что словак». Но, как говорится, из песни слов не выкинешь... «Словацкий национальный характер, — он какой?» — спрашиваю у Владимира Мечьяра. «Словаки — люди трудолюбивые, у нас такое отношение к семье: любим развлекаться, но умеем много работать. Гордость есть, мы прожили тысячи лет без государства, но сохранили культуру и язык. Плохо, что завидуют друг другу, даже болезненно. Много мелких ссор, на это тратится много сил».

И чехи, и словаки гордятся собой и своей историей, тем, что удалось сохранить язык и культуру: «Пока триста лет владели нашей страной австрийцы, нам надо было что–то делать», — говорит председатель Коммунистической партии Чехии и Моравии Войтех Филип. Но сохранить свою страну единой не смогли, о чем многие жалеют.

...Чехословакия была не единственной страной, исчезнувшей с карты мира в 1990–х. Но развод этот государственный был поистине «бархатным» — без кровопролития и войны. Да, для многих — со слезами на глазах. Но когда историю смущали человеческие слезы?..

sbchina@mail.ru

Советская Белоруссия № 160 (24790). Суббота, 22 августа 2015