Чехословакия оставила свои бренды

Чехословакия: страна, которой больше нет

Какие компании, рожденные в Чехословакии стали известными во всем мире брендами?
Продолжаем публикацию материала об изменениях, которые произошли в Чехии и Словакии после «Бархатной революции» 1989 года. В предыдущих материалах мы говорили о политике и о том, как выживали предприятия в лихие 1990–е. Сегодня мы вспомним самые знаменитые (по мнению читателей «СБ» — мы проводили этот опрос в прошлом году) бренды Чехословакии, узнаем, кто из них пережил «Бархатную революцию», а кто канул в Лету, а также встретимся с компаниями, которые родились в переломное для своих стран время, воспользовались вновь открывающимися возможностями и стали известными во всем мире (и в Беларуси, конечно, тоже) брендами.


Богемское стекло — старый добрый бренд Чехии.

Моя компания — мой ребенок

Перед тем как начать работать над частью проекта «Без железного занавеса», посвященной Чехословакии, я спрашивала у вас, дорогие читатели, о том, какие чехословацкие бренды вы помните и о судьбе каких хотели бы узнать. Список оказался внушительным: от «дефицитных костюмов из Простеева» до книги Юлиуса Фучика «Репортаж с петлей на шее». Оказалось, что брендов из Чехословакии вы назвали куда больше, чем из всех остальных стран бывшего социалистического лагеря.

На первом месте по узнаваемости и воспоминаниям оказалось (кто бы сомневался!) знаменитое чехословацкое пиво. Такого, понятно, больше нет. Есть пиво чешское или словацкое. Но подробнее о них я расскажу чуть позже — настолько это серьезный для понимания чешской и словацкой души вопрос.

Хрусталь и хрустальные люстры из Богемии — мечта (часто заветная и недосягаемая) многих советских людей. Спешу утешить тех, кто с мечтой не расстался: и хрусталь, и люстры по–прежнему выпускаются и пользуются огромным спросом (причем далеко за пределами Чехии — почти 90% изделий из стекла идут на экспорт в 60 стран мира: не только у нас их любят и ценят) и стоят недешево. В Чехии продаются буквально на каждом шагу, приезжайте и покупайте. Автомобили «Шкода» и «Татра». «Шкода» на месте (в городе Млада–Болеслав) и процветает, только это уже не чешский автомобиль: сейчас эта марка принадлежит концерну «Фольксваген». «Татра» едва жива, ее грузовики — буквально штучный товар. Машиностроительная ярмарка в Брно проходит ежегодно и, кстати, Беларусь ее регулярный и традиционный участник. Обувная фабрика «Цебо» прекратила свое существование (впрочем, вы об этом уже знаете из предыдущей публикации), зато обувная марка «Батя» (по имени основателя) популярна далеко за пределами Чехии (обувь от «Бати» даже в Китае продается). Кроссовки «Ботас», было дело, исчезли, но в последние пару лет кто–то предприимчивый, наблюдающий за популярностью ретротренда в Чехии, купил эту почти забытую торговую марку, и сегодня спортивная обувь «Ботас» снова продается. Правда, о прежней популярности (в том числе в республиках бывшего СССР) можно только мечтать: слишком велика конкуренция со стороны всемирно известных марок. Очень популярную в Советском Союзе бижутерию из чехословацкого города Яблонец–над–Нисой там по–прежнему и выпускают. Театр «Латерна Магика» в Праге каждый вечер собирает внушительную аудиторию, большинство составляют туристы.

Обратите внимание: практически все названные бренды оказались чешскими (за исключением, пожалуй, уже немецкой «Шкоды»). Есть ли старые, проверенные временем словацкие бренды? Когда я заводила об этом речь с чехами и словаками, ответом чаще всего была тишина. Немного подумав, назвали «костюмы «Озета» (помните про «дефицитные костюмы из Простеева»?) и компанию ESET: «это наш самый главный словацкий бренд».

История компании «Озета» — типичная не только для Словакии или Чехословакии, но, пожалуй, и для всей Восточной Европы. В 1939 году ее основал удачливый портной из Простеева по фамилии Негера. Простеев — чешский город с богатой швейной историей. В конце 1930–х годов там было много хороших портных, и так им стало тесно, что Негера отправился в Братиславу. Тогда он, конечно, и предположить не мог, что его компанию власти Чехословакии национализируют в 1948 году (когда к власти пришли коммунисты) и переименуют в безликую «Одеву» («Одежда»). К началу «Бархатной революции» (после которой предприятие снова стало частным) у «Одевы» было пять больших фабрик, на каждой работало около 600 человек. Большинство фабрик работали на внешние рынки, шили для европейских заказчиков — Британии, Германии, Скандинавских стран и России (СССР). Но вскоре желавшие сэкономить заказчики нашли других производителей — в Китае и Турции, интерес к одежде с надписью «Сделано в Словакии» упал (кстати, именно об этом говорит первый премьер–министр независимой Словакии Владимир Мечьяр, предостерегая от чрезмерной увлеченности своей страны автомобилестроением).


Витрина магазина «Озета».

Сегодня «Озета» — это одна фабрика, 450 работников (в производстве и продаже), собственная торговая сеть в двадцать магазинов и несколько брендов: «Озета» (мужские костюмы, особенно популярные в Словакии), «Простеев» (одежда этой марки хорошо продается в Чехии) и «Отто Берг». Изделия под этим названием особенно хорошо расходятся в России, которую «подкупает» немецкое звучание, признается Яна Печерске Кубранска, менеджер по экономическим вопросам компании «Озета». Она говорит, что потребитель «Озеты» — традиционно мужчина — представитель среднего класса. Костюм из 100% шерсти или смешанных тканей (80% шерсть, 20% синтетика) стоит от 250 до 399 евро, и это почти вдвое дешевле, чем у знаменитых европейских производителей, хотя ткани (в основном итальянские и французские) они закупают у одних поставщиков.

«Сейчас мы снова делаем акцент на то, что мы — словацкая марка, — говорит Яна Печерске Кубранска. — Думаю, у вас тоже был такой период, когда все любили все заграничное и хотели только импортные товары. Но это прошло, сейчас люди возвращаются к своему, они уверены, что если словацкое, то значит качественное. На том и стоим. «Озета» гордится тем, что это словацкий бренд».

У «Озеты» много лет ушло на возрождение былой славы, но и в Чехии, и в Словакии есть компании, которые в сложный «послебархатный» период начали с нуля, а сегодня выросли в бренды, известные во всем мире.

Ян Шип: исполнение желаний

Одна из таких компаний — чешская «Мавел», которую Ян Шип с друзьями создал в 1990 году. Сегодня, четверть века спустя, это солидное совместное предприятие, производящее турбины для малых гидроэлектростанций и устанавливающее их по всему свету (в Беларуси они тоже работают). Штаб–квартира и производственная база расположены в небольшом городе Бенешов в 50 км от Праги. Здесь я и встретилась с Яном Шипом.


Ян Шип

...Вы многое можете понять о человеке (особенно деловом) по тому, как он заходит в комнату — вы сразу улавливаете темп и ритм, в котором работает он сам и его предприятие. Если ощущения меня не обманули (а похоже, что нет), то темп жизни у Яна Шипа и предприятия «Мавел» — стремительный и четкий. Ему и друзьям–инженерам (кстати, «инженер» в Чехии звучит гордо, и если человек получил соответствующее образование, то на его визитке это всегда будет обозначено), как и Антону Яблонскому из словацкой компании VIPO, «Бархатная революция» предоставила шанс. Но в отличие от Антона Яблонского, которому пришлось буквально спасать свой НИИ от исчезновения, Ян Шип начал с нуля.

— Как появилась идея о своей компании?

— Еще при социализме, в 1980–х годах в Европе проявился энергетический кризис. Правительство Чехословакии в 1982 году приняло закон о рационализации и экономии энергии. Каждое предприятие 1% из оборота должно было отдавать на эту программу. Это могли быть окна с тремя стеклами или термоизоляция, или повышение КПД котлов для отопления, или изоляция разводов — было много разных вариантов. Завод, на котором я работал (пришел в 1983 году как молодой специалист по стальным конструкциям), решил включить в эту программу технологию для мини–ГЭС. Здесь такого практически не было, а потому кадров не хватало — так я получил шанс изучать в аспирантуре использование водной энергии и водные машины. Благодаря советской технической литературе начал изучать гидравлику и гидротехнику, а наш завод стал производить эти турбины. И когда произошла «Бархатная революция», один вузовский профессор предложил мне войти в компанию «Мавел» (это значит «малые водные электростанции»), которую он основал с тремя студентами, чтобы проектировать турбины для малых ГЭС. И вот практически как в сказке, без маркетинга, без исследования, просто на большом энтузиазме и вере, что можно что–то сделать после развала социализма, мы создали свою компанию. Мы тогда не знали, на какое поле вступаем, если честно. Первые годы занимались только проектированием и производством технологий для гидротехнических сооружений, все деньги вкладывали в научно–исследовательскую базу, где ребята с нуля разрабатывали конструкцию наших горизонтальных осевых турбин, с которыми мы сейчас очень успешны и на вашем рынке, и в Корее, и в Соединенных Штатах — везде. Мы не стали делать эту турбину копией больших, подошли с иной философией: как построить ГЭС, чтобы она была более эффективной, сократить сроки строительства и не использовать огромные объемы бетона. И это принесло нам успех.


Гродненская ГЭС — плод совместных усилий белорусских строителей и компании «Мавел»

— А что было самым трудным при создании компании?

— Две вещи. У нас не было истории, это оказалось проблемой, когда мы обратились в банк за кредитом. И у нас не было денег.

— И как вы справились?

— Первый год работали абсолютно бесплатно, сегодня это многим непонятно. Платили инженерам, конструкторам, тем, кто был занят на производстве, но себе — минимум. Благодаря женам, которые работали на хороших должностях и позволяли нам заниматься этим как хобби. Когда мы пришли в бизнес, нам было по 20 — 30 лет. Мы не занимали никаких должностей, у нас не было нужных контактов, и если мы искали помощь правой руке, то это была левая рука. У нас была цель: в радиусе 1.000 км стать лидером на рынке, чтобы когда кто–то скажет «Мавел», все знали, что это качественная турбина с хорошим соотношением цены/качества, что мы выполняем все, что обещаем. Мы не использовали никакие выгоды, которые можно было получить от государства, потому что для экспорта мы были ноль. У нас не было прибыли, так что мы не могли просить освобождения от налогов. Все деньги вкладывали в производство и исследования. Эти турбины — наши, мы ничего не приватизировали, ничего не получили. Но через 4 — 5 лет мы подошли к такому моменту, когда без денег продолжать стало уже невозможно. И тогда мы обратили внимание на компании, которые хотели вложить деньги в бизнес в Чехии. Нас хотела купить одна американо–английская компания, но мы хотели остаться именно чешской компанией, продолжать все контролировать, а не продать свое ноу–хау за копейки. Мы нашли группу частных инвесторов из Голландии, Канады и Соединенных Штатов, которые купили долю в нашей компании, и вот уже 20 лет мы не обманываем друг друга и действуем в пользу бизнеса.

— Какие самые большие были ожидания во время «Бархатной революции»? Самая большая радость?

— Во время «Бархатной революции» я сформулировал для себя три желания. Первое: покупать одежду дочке не по праздникам, а когда ей нужно. Второе: когда сломается машина или телевизор, чтобы я мог пригласить мастера или купить новое, а не сам заниматься ремонтом. И третье: когда я буду приглашать друзей в ресторан, чтобы я смотрел только в левый столбец — что они хотят, а не в правый — могу ли я себе это позволить. Все эти желания сбылись. На самом деле, и тут я не шучу, мы все можем рулить только одной машиной, нам нужен один дом и одна дача. Нужно иметь возможность ездить в отпуск. Иметь друзей, позитивные отзывы за спиной. Честно, мы не ставили перед собой цель стать миллиардерами. И это делает нас свободными при общении с богатыми людьми по всему миру — будь то олигархи из бывшего Советского Союза, Соединенных Штатов или Индии. Мы все родились одинаково голыми, у нас есть то, что в нас вложили родители и школа, мы выступаем за долгосрочные отношения при условии взаимопонимания, доверия, уважения друг к другу. Заказчик должен быть доволен. Все должны участвовать и не быть голодными. Кушать — да, а не громко жрать.

Что я могу к этому добавить? Не часто встретишь человека со столь четко сформулированной жизненной философией. Но, может быть, именно это — способность четко формулировать желания, цели и философию — и помогло Яну Шипу с товарищами создать с нуля компанию, которую — без преувеличения! — сегодня знают во всем мире.

Больница на краю диска

Наверняка многие из вас, дорогие читатели, пользуются для своих компьютеров антивирусной программой NOD компании ESET. Но знаете ли вы, что означает аббревиатура NOD? А что компания ESET — словацкая? Признаюсь честно: несмотря на то, что на моем компьютере установлена именно NOD32, о словацком происхождении разработавшей ее компании я узнала, только когда начала готовить материалы для этого проекта. Более того, с большим удивлением узнала, что три компании, знаменитые именно антивирусными программами и суммарно занимающие более трети мирового рынка (Avast!, AVG и ESET), географически расположены недалеко друг от друга: в чешских Праге и Брно и словацкой Братиславе. Конкурируют серьезно, но директор по продажам и маркетингу региона Европы, Среднего Востока и Африки компании ESET Мирослав Микуш (с подкупающей улыбкой, молодой — на вид не старше 33, я у него потом спросила насчет среднего возраста работающих в компании: «что–то около 35 лет») уверен, что лучший продукт — именно у него: «Мы лучшие в этой области, не среди лучших, а именно лучшие, потому что никто другой не способен удерживаться на такой высоте на протяжении десяти лет». Дискуссию на эту тему я оставлю специалистам, меня больше волнует другой вопрос: почему чехи и словаки оказались так хороши в антивирусном обеспечении?



— Возможно, все дело в нашей системе образования или в том, какой она была, и в тех устремлениях, которые появились у людей. Я думаю, что люди очень хотели учиться, потому что тогда было очень трудно что–либо здесь достать — чтобы купить жесткий диск или дискету, нужно было ехать как минимум в Австрию.

— Ну, Австрия очень близко, — парирую я (в 1930–х между Братиславой и Веной ходил трамвай).

— Отсюда — близко, но, если вы живете в Кошице (крупный город на северо–востоке Словакии. — И.П.), это уже совсем другая история. Для людей из Братиславы это было близко, но очень дорого. В этой ситуации и появились группы, что–то вроде клубов, объединявших людей, которые были по–настоящему одержимы тем, чем занимались. К тому же, наши университеты были и все еще остаются очень строгими по отношению к студентам, знаете, это не так–то просто — пройти обучение в техническом университете, особенно таких знаменитых, как в Братиславе и Кошице.


Вот такой вид на Братиславу открывается из окон штаб–квартиры компании ESET

— Компания ESET была основана в 1992 году...

— На самом деле раньше, в 1987–м, двумя энтузиастами — Мирославом Трнкой и Питером Пашко. Они нашли первый вирус (он был одним из первых в мире) в своем компьютере, и это показалось им очень интересным. Они стали изучать его, поняли, что это вирус, они тогда даже не знали, что в компьютерах бывают вирусы. Потом они увидели, что этот вирус изменяется, распространяется на другие компьютеры. И они решили создать лекарство от него.

— Представляю себе лабораторию, людей в белых халатах, которые под микроскопом рассматривают вирусы...

— (Заразительно хохочет.) Айтишники другие, они не носят белые халаты. Но в основном это было то же самое. Господин Трнка очень интересовался биологией. Но он техник и считал, что компьютеры будут распространяться, уже в 1987 году он знал, что так и будет. И знал, что вирусы тоже будут распространяться. И они начали работать над программами, которые могли бы лечить не только тот первый вирус, который почему–то был назван «Вена». В 1987 году, при социализме, компанию нельзя было создать, поэтому они сделали это позже, в 1992 году.

— И что означает название ESET?

— Эсет — греческая богиня, ответственная за излечение. На самом деле название первой программы NOD интереснее (хитро улыбается).

— Nemocnice na okraji discu! — «больница на краю диска»!

(С удивлением.) Очень хорошо!

— Я сделала домашнюю работу (настал мой черед улыбаться). Но, думаю, что многие в Беларуси будут удивлены, узнав, что NOD означает.


Мирослав Микуш

— Это аббревиатура со словацкого языка. Когда эту программу создавали, хотели помочь людям защитить базу данных, компьютер, действительно смотрели на это как на своего рода больницу. А в Чехословакии тогда был популярен сериал «Nemocnice na okraji mesta» («Больница на краю города»). Это был один из первых сериалов, он был очень, очень популярен (и остается таким до сих пор. — И.П.), и поэтому они так назвали свою программу.

— Почему не стали обращаться к иностранным инвесторам?

— Для владельцев эта компания — как ребенок, они хотят видеть, как он растет. Но главное — не было таких моментов, когда действительно нужны были внешние инвестиции. У нас достаточно денег, чтобы финансировать собственные исследования и развитие.

— Каков источник этих денег? При социализме ведь непросто было скопить большую сумму...

— Начали с продаж в Словакии, сначала торговали только в районе Братиславы, со временем — еще и в восточных областях. На ранних стадиях была дистрибуция в Австрии. От продаж в Австрии смогли финансировать оперативную деятельность, потому что тогда было гораздо меньше вирусов и гораздо меньше борьбы с ними, чем сегодня. Самым большим толчком для роста стало начало сотрудничества с Северной Америкой. Когда там начались хорошие продажи, это подстегнуло дистрибьютеров в других регионах, и это начало приносить деньги. Если доход в одной стране несколько тысяч долларов, а у вас 60 стран... В то время это были огромные деньги. За последние пять лет с нами стали работать тысячи людей, числа реально стали расти.

— Какие новые направления в развитии антивирусного программного обеспечения? Сейчас люди все чаще используют планшеты и смартфоны — как вы думаете, это долгосрочный тренд и как он влияет на вашу компанию?

— Мы наблюдаем этот тренд уже 3 — 4 года, но этот год первый, когда продажи планшетов перестали расти, а привычные компьютеры стали возвращаться. Мы не думаем, что ноутбуки или обычные компьютеры исчезнут. Планшеты хороши для развлечения, но если вы хотите работать, делать что–то более серьезное, вам нужна клавиатура. Правда, я не исключаю, что через пять лет мы сможем вставлять наши планшеты в специальные станции, и они будут работать, как обычные компьютеры. Есть вероятность того, что мы все перейдем на планшеты. Но какой бы платформой мы ни пользовались, мотивация хакеров и изобретателей вирусов — получить деньги. Они больше не задаются целью доказать, что они лучшие в своей области, все, что они хотят — получить ваши личные данные, доступ к счетам, обманом заставить вас дать им нечто, представляющее ценность. Поэтому мы знаем, что должны защищать пользователей, и последние пять лет развиваем решения и для мобильных устройств.

— Как идут продажи?

— Думаю, что могут идти лучше, хотя рост и сейчас огромен. Но у людей пока еще не укрепилось в сознании, что они должны защищать свои телефоны или планшеты: наши исследования свидетельствуют, что только 24% пользователей это делают.

Продолжение материала читайте завтра. В нем вы встретитесь с очень разными людьми: знаменитой певицей Геленой Вондрачковой, бывшим секретарем партийного комитета крупного завода, а сегодня директором крупной компании Investefekt Йозефом Дольником, учительницей Вендулой Гржебиковой и ее дочерью Иваной. Они расскажут, как изменилась их жизнь, о чем они мечтали тогда и о чем мечтают сейчас.

sbchina@mail.ru

Советская Белоруссия № 158 (24788). Четверг, 20 августа 2015
Заметили ошибку? Пожалуйста, выделите её и нажмите Ctrl+Enter