ВРЕЗАЛОСЬ в память на всю жизнь. Пронзительный вой пикирующего самолета с черными крестами, треск его пулеметных очередей и вздыбленная пулями земля перед глазами. Пока самолет уходит на разворот для следующей атаки, они с матерью вскакивают и бегут к спасительному лесу, но дьявольский вой вновь догоняет и прижимает к земле. Так повторяется несколько раз, но немецкий летчик никак не может попасть в перебегающую поле женщину с мальчиком, и они укрываются в лесу.
Уже в зрелом возрасте он узнал, что это был знаменитый Ю-87, универсальный пикирующий бомбардировщик фашистской Германии, способный охотиться не только за одиночными танками, но, как лично убедился Федор Степанович, и за людьми. С интересом познакомился с послевоенными мемуарами Ганса-Ульриха Руделя — самого знаменитого фашистского пилота. Покоробили в повествовании Руделя нескрываемая преданность идеям расового превосходства и презрение к славянам. Но еще больше возмутило прославление «благородства» пилотов люфтваффе.
А вот послевоенные труды еще одного знаменитого гитлеровского аса Эриха Хартманна не только возмутили, но и оживили в памяти другие картинки детства. В отличие от Руделя, убежавшего в мае сорок пятого к американцам, Хартманн был пленен советскими солдатами. В его воспоминаниях о воздушных боях также красной нитью проходит гордость за благородство гитлеровских летчиков, которые, по утверждению автора, в отличие от сталинских, например, никогда не добивали в небе вражеских пилотов, прыгавших со сбитых самолетов с парашютами. Значительная часть мемуаров Хартманна посвящена его пребыванию в плену. В них он злобной жестокости охранников советских лагерей противопоставляет благожелательное и чуть ли не теплое отношение мирного населения ко вчерашним гитлеровским воякам, подчеркивая, что этим особо отличались местные жители территорий, бывших под немецкой оккупацией.
«Грубая и оскорбительная ложь, — утверждает Федор Ковальчук, хорошо запомнивший и жизнь «под немцем», и первые послевоенные годы, когда рядом с Богуславкой размещался лагерь военнопленных. Здесь они заготавливали лес, прокладывали через леса и болота дороги. Жили в землянках под немногочисленной охраной, и режим у них был совсем не тот, что в фашистских концлагерях.
Федор КОВАЛЬЧУК у памятника расстрелянным жителям Богуславки
Почти все мужчины Богуславки после освобождения ушли на фронт и полегли на полях сражений в Западной Европе (в том числе и отец Федора Ковальчука), поэтому рабочих рук в скудном крестьянском хозяйстве недоставало. Пленным, по-видимому, было негласно дозволено в целях пропитания помогать местным жителям, и они порой бродили по окрестностям в поисках еды, готовые на любую работу. Но какой работник из истощенного голодом человека, поэтому чаще всего брались за ремонт часов (как правило, безуспешный, вспоминает Федор Ковальчук) и даже репетиторство, помогая местным школьникам учить немецкий язык.
Правда, Богуславка хоть и жила в ту пору очень голодно, но пленных кое-как подкармливала, в основном картофельными очистками, которые жертвовали сердобольные женщины. Голод толкал вчерашних солдат вермахта и на мелкое воровство. Однажды мать, Агриппина Филимоновна, послала Федора присмотреть за картофельным полем, расположенным поодаль от деревни, как раз там, где пленные валили лес. Мальчик достал припрятанный штык-нож от немецкого карабина, прикрепил его к палке и отправился «на вахту». Слушая байки солдат-охранников у разведенного огня, все-таки заметил, как во время «перекура» несколько немцев шмыгнули в лес в направлении семейной картошки. Последовав за ними со своим «оружием», он увидел, как «сверхчеловеки» ползают по полю и тут же жадно едят грязную недозревшую бульбу. Одного окрика было достаточно, чтобы воры разбежались. Вернувшись к охранникам, мальчик рассказал о случившемся. Сержант построил пленных и, вставляя в свою речь немецкие слова вперемешку с «международными» русскими, строго их предупредил.
В 1949 году канцлер ФРГ Аденауэр добился согласия Сталина на возвращение немецких пленных домой, и лесной лагерь, огражденный колючей проволокой, опустел. Сегодня здесь среди поднявшихся сосен остались только едва приметные ямы на месте бывших землянок. Примерно в километре отсюда другой лагерь — партизанский. Об этом свидетельствуют насыпной холм и небольшой обелиск на его вершине с надписью, которая указывает, что здесь в 1943—1944 годах стоял отряд имени Ворошилова. Местные старики хорошо знают, где расположен еще один лесной лагерь со следами от землянок, — в противоположной стороне от деревни. Тут с осени 1942 года и до прихода советских войск жили сами жители Богуславки, потому что «благородные» фашистские летчики деревню бомбили и на соломенные крыши бросали «зажигалки», так как карательные отряды к тому времени до нее не могли ни доехать, ни дойти. Только зимой 1943 года оккупанты подтянули сюда значительные силы и, окружив Богуславку, спалили уцелевшие после бомбежек дома, оставив одну избу. Но сельчан здесь они уже не застали. Окруженная болотами и лесами деревенька, ставшая столицей маленькой партизанской республики, была стерта с лица земли. Народные мстители и болотные топи спасли ее жителей от жуткой участи Хатыни или соседней деревни Отяты, где, прежде чем поджечь дома, нагрянувшие каратели согнали всех жителей вместе с детьми к большой яме и расстреляли.
Но, пожалуй, один из первых массовых расстрелов в Прибужье был все-таки в Богуславке. К сожалению, организовал его свой же сельчанин. Получив от оккупационной власти должность «солтыса», как на польский манер здесь называли старосту, он состряпал донос на членов пяти семей, обвинив их в комсомольском прошлом, активности при советской власти и связях с партизанами. Доносчик, решивший свести кое с кем и личные счеты, даже сам, наверное, не догадывался, какими жуткими будут последствия его «инициативы». Прибывшие поутру каратели прошлись по хатам указанных семей, вывели их вместе с детьми за околицу и расстреляли. Всего в братской могиле односельчане похоронили 24 человека.
Еще более ужасной была смерть самого доносчика. Экспроприировав добротный кожух у одного из односельчан, он навлек на се6я гнев его родственника, служившего у оккупантов в другом месте на более высокой должности. Тот убедил своих новых хозяев, что обвинения в отношении некоторых расстрелянных были надуманными, и расплата пришла тут же. Федор Степанович вспоминает, как избитого, окровавленного солтыса, привязанного к лошади, в назидание водили по Богуславке, а потом повесили в центре деревни на виду согнанных односельчан, и его обезображенный труп, который снимать и хоронить запретили, еще долго наводил ужас не только на детей.
ТАКИМ образом оккупанты, утверждая немецкий порядок, думали подчеркнуть свою твердость и справедливость. Не прошло. Поначалу робкое партизанское движение благодаря массовой поддержке местного населения разрослось до таких масштабов, что напрочь перечеркнуло планы Гитлера кормить свою наступающую на восток армию за счет крестьянских хозяйств западной части СССР. Костяк партизан на Брестчине составляли в основном солдаты и офицеры Красной Армии, попавшие в ходе вероломного удара вермахта в окружение, а также местная молодежь.
— Хлеб пекли в печах, оставшихся на пепелищах сгоревших домов, — рассказывает Федор Ковальчук. — Для этого из лесных землянок ходили в сожженную деревню по ночам и назад торопились вернуться еще затемно, чтобы не заметили даже с воздуха. Пекли и для себя, и для отряда. Так что, можно сказать, все поневоле были партизанами.
В невероятно трудных условиях некоторые богуславцы умудрялись держать кормилицу корову. Имелась она и у родной тетки Федора Ковальчука — Евдокии Филимоновны. Корова была большая, но не очень щедрая на молоко. Партизаны предложили ее выгодно обменять на менее крупную, но более продуктивную. Тетка согласилась. А после освобождения к Евдокии Филимоновне из другой деревни пришел хозяин буренки. Намеревался забрать ее, но, посмотрев на двух малолетних дочурок Евдокии и узнав, что ее младший ребенок недавно умер в землянке, а мужа забрали на фронт, домой ушел без коровы.
ПОДОБНЫХ историй, оставленных прошедшим здесь огнем войны, в памяти местных людей не счесть. Зловещей тенью легло оккупационное лихолетье и на послевоенную жизнь. Государство бесплатно выделяло лесоматериалы на строительство сгоревших домов. Но эти дома нужно было еще построить без отцов и мужей, почти поголовно погибших на фронте. Коллективное хозяйство поднималось в основном на тяжелом вдовьем труде. К тому же в окрестных лесах в первые послевоенные годы скрывались те, кто сотрудничал с оккупантами, но уйти вместе с ними не смог. Один из таких лесных бандитов, промышлявший грабежом сельмагов, повадился ходить в крайнюю хату, где жила вдова с сыном и родителями. Его выследили и окружили. Он попытался было отстреливаться из пулемета, забравшись на чердак, но понял, что сопротивление бесполезно, и сдался. Вместе с ним к лагерным срокам были приговорены те, кто вынужден был давать приют бандиту. Мальчика взяли на воспитание родственники из соседней деревни. Потом он жил с вернувшимися бабушкой и дедушкой, мать так и сгинула в лагерях. А виновник трагедии, кстати, возвратился в здешние края, отсидев длительный срок.
Еще долго после войны ужас наводили и взрывы, раздававшиеся вокруг деревни. Они калечили и забирали жизни подростков, выискивавших боеприпасы в окрестных лесах. У Федора Ковальчука тоже, кроме штык-ножа, в потаенном месте была спрятана еще и минометная мина. К счастью, бросил он ее не в горящий костер, как многие его сверстники, а в дупло дерева, и силу мощного взрыва, спровоцированного огнем, погасил развороченный ствол.
ЗАРАСТАЕТ поднимающимся лесом и холм, насыпанный в честь отряда имени Ворошилова. Кажется, совсем недавно он украшал самое живописное место в окрестностях Богуславки, которое ее жители называют Стража. Под многовековыми дубами здесь стояли ульи колхозной пасеки. Вся остальная растительность была аккуратно «выстрижена» богуславскими коровами. В послевоенные годы на 9 Мая в Страже всегда собирались бывшие партизаны. Многие из них приезжали из разных уголков Советского Союза, в том числе и командир отряда имени Ворошилова Гребенев. Сегодня даже тех, кто помнит об этих людях, осталось в Богуславке мало.
В деревне есть только трое мужчин преклонного возраста, которые были малолетними свидетелями того времени, когда оккупанты расстреляли пять семей, а потом повесили старосту. Но и они с трудом вспоминают поименно всех казненных. Непонятно почему, но на установленном после войны памятнике за деревней из 24 похороненных под ним указаны только четыре фамилии. Федор Ковальчук не раз обращался к представителям власти, общественных организаций с предложением увековечить имена всех погибших на памятнике, охраняемом законом, но безрезультатно. И вот в минувшем году он получил ответ за подписью заместителя председателя Малоритского райисполкома Вадима Шпетного, известившего о том, что обновить памятник за Богуславкой с восстановлением имен всех погибших планируется в 2017 году, что и было сделано накануне 9 Мая.
Федора Степановича удивляет, что даже многие его односельчане спрашивают: «Зачем?» Наверное, затем, чтобы обо всем случившемся здесь в годы войны помнили и знали не только старожилы Богуславки, но и их потомки во всех поколениях. Чтобы знали, как бывает, когда в твой дом приходят наводить порядок чужие.
Фото автора
