Командиры наставляли нас: если противника нельзя взять с ходу в лоб — его надо обойти! Эта простая истина подсказала мне выход из сложившейся ситуации. Меня дважды не приняли на актерское отделение Белорусского театрально–художественного института, и я оказался в армии. «А не замахнуться ли нам на Вильяма нашего, так сказать, Шекспира!» — подумал я, как персонаж фильма «Берегись автомобиля», и решил после армии поступать во ВГИК (Всесоюзный государственный институт кинематографии) на режиссерское отделение.
Осенью 1967 года нас подняли по тревоге. Начались крупнейшие со времен войны учения «Днепр». Будучи сержантом, я командовал на этих учениях взводом призывников. Мой сослуживец кинооператор Дима Сазанов снимал эти учения. Когда учения закончились, нужно было из снятого материала сделать фильм. По рекомендации Димы Сазанова меня откомандировали на любительскую киностудию «Звезда» Минского ОДО для участия в создании картины.
Мы с Димкой, не выходя из–за монтажного стола, работали буквально сутками. Прикрепленный к нам майор Егоров приносил нам перекусить. К шапочному разбору фильм был готов.
В Минске в Доме офицеров собрался, как мне казалось, весь генералитет Вооруженных Сил СССР. Подводились итоги учений. За кулисами я столкнулся с огромным, в золотых погонах по лаптю с гербами и звездами Героя Советского Союза на груди, маршалом Якубовским. Я вжался в стенку, отдал честь.
— Вольно, сержант, не бойся, я тебя не съем, — с довольной улыбкой сказал маршал Якубовский и пошел на сцену в президиум.
В перерыве заседаний показали наш фильм «Операция «Днепр». Только что закончились учения — и вот они уже на экране. Впечатление было ошеломляющее. Ни «Беларусьфильм», ни московские студии ЦСДФ и «Военфильм» еще не сделали свои фильмы, а мы, любительская студия, утерли всем нос. За эту работу майора Егорова наградили часами, нас с Димкой — механическими бритвами, а начальника Дома офицеров Всеволода Ивановича Аниковича через некоторое время перевели в ГлавПУР в Москву.
После фильма «Операция «Днепр» мы с Димой сделали еще один документальный фильм о Брестской крепости, начали съемки короткометражного художественного фильма «Я вернулся». Незаметно подошло время дембеля. Дима Сазанов уехал к себе в Кемерово, а мне начальник Дома офицеров предложил стать руководителем любительской киностудии «Звезда», поселил в гостинице Дома офицеров и сказал: «Делай что хочешь». Об этом можно было только мечтать! Разом решились все мои проблемы с жильем в Минске и работой после армии.
— Солдату голова нужна, чтобы зимой носить шапку–ушанку, а летом — пилотку, — изрекал старшина нашей роты Егоров, — за вас думают командиры!
Должен признаться, я был очень рад, что в этот момент за меня подумал начальник Дома офицеров, полковник Аникович.
Пользуясь предоставленной мне свободой, я подготовил свои работы: написал рассказы, рецензии на фильмы, экспликации и отправил на предварительный конкурс во ВГИК. Мои друзья, студенты театрально–художественного института, подтрунивали: «Куда тебе (мол, деревня) во ВГИК! Там сумасшедший конкурс со всего Союза!» Наконец пришел ответ из ВГИКа. Я прошел предварительный, творческий, конкурс!
— Молодец, поздравляю! — сказал Всеволод Иванович. — Езжай на экзамены и помни: если что, работа и жилье тебя ждут.
Имея такой тыл, я отправился в Москву. В общежитие меня поселили в большом холле, заставленном раскладушками для абитуриентов. Мое место оказалось рядом с лысым парнем, который рассказывал соседу о своей службе в десантных войсках.
— Лечу, вота, ветер в ушах, блин, свистит, из глаз, вота, слезы, а подо мной, вота, купол парашюта моего товарища, вота, — рассказывал лысый десантник.
Я подумал: «На какое отделение поступает этот «вота»?» Лысый десантник оказался моим земляком из Бобруйска Володей Лобановым, поступающим на сценарное отделение. «Как же он пишет, если вот так говорит?» — удивлялся я. Косноязычный в разговоре, Володя Лобанов был сценаристом от бога. Он поступил во ВГИК и был лучшим на курсе. Я восхищался его талантливыми работами, мы много сотрудничали и стали друзьями. Уезжая домой (у сценаристов раньше закончились экзамены) Володя вытряхнул окурки из коробки от пленки, передал мне, как эстафету, и приказал: «Смотри, земеля, чтоб в сентябре я тебя видел во ВГИКе студентом!»
Первый тур я прошел легко — сказался опыт поступлений на актерский в Минске. На собеседовании с мастером, а им был Игорь Васильевич Таланкин, я проделал все, что делал на первом туре, и тут Таланкин стал меня пытать: что я читал, о любимых писателях, о жизни, о режиссерах, актерах, какие из последних фильмов мне нравятся. Я назвал «В огне брода нет» Панфилова, «Доживем до понедельника» Ростоцкого, объяснил почему. Ни одного фильма Таланкина я не назвал: ни «Дневные звезды», ни «Сережа», ни «Вступление». Атмосфера накалялась. Таланкин препарировал меня, как кролика, вывернул наизнанку. Вдруг говорит: «Нет кино, что будешь делать?» Я говорю: «Пойду в театр». «Нет театра, нет никакого искусства! Что будешь делать?!» — дотошно выпытывал Таланкин, при этом в упор сверлил меня глазами. Я разозлился.
— Попрошайничать не буду. Пойду работать на завод, — резко ответил я.
После «мхатовской» паузы Таланкин сказал: «Иди!»
Я вышел из аудитории весь мокрый.
Назавтра я увидел свою фамилию в списке допущенных на третий тур. Письменную работу я писал в приподнятом настроении: о деревне, об армии, о том, что хорошо знал.
Я прошел последний, третий, тур. Я поступил во ВГИК!
К моему приезду в Минск начальник Дома офицеров Всеволод Иванович Аникович выделил мне отдельную комнату в гостинице, но я ей так и не воспользовался.
Советская Белоруссия №49 (24432). Суббота, 15 марта 2014 года.
