С филологом, одним из старейших преподавателей Института журналистики БГУ Ангелиной Александровной Руденко я знакома давно. Когда–то на журфаке она учила меня и моих однокурсников не просто правильности, грамотности и культуре речи, но культуре жизни (например, наставляла: ребята, пока молоды и учитесь в Минске, ходите в театры, потом будет некогда. Ходили. Затем, и правда, сделалось некогда). Могу сказать: стиль от Ангелины Руденко превратился в весьма заметное явление для многих поколений журфаковцев.
...С моей репликой о том, что «студентам от преподавателя нужно шоу», Ангелина Александровна в целом соглашается. Однако тут же добавляет: «цирк» не поощряет, поскольку придерживается, как сама говорит, консервативных взглядов на учебный процесс, когда главное — знания. А уж форма донесения их до адресата — дело техники и в целом вторичное.
— Ангелина Александровна, работая с молодыми людьми, наблюдая их в разных ситуациях, вы, наверное, как никто другой должны все знать про наше будущее, по крайней мере, обозримое. Какой они строят новый мир? Прагматичный? Романтичный?
— Непростой вопрос. Раньше могла бы на него ответить практически с уверенностью. А теперь... Не знаю... В любом случае романтики стало меньше, чем это было когда–то.
— Скажите, учитель и преподаватель — разные профессии или скорее — миссии? Что вам лично ближе?
— Понятие «учитель» подразумевает не только процесс передачи знаний, но еще и воспитание. Мне самой повезло именно на таких людей — и в школе, и в педучилище в Подмосковье, и в Минском пединституте. Поэтому я не просто помню имена своих учителей. До сих пор использую взятую у них методу, записи институтских лекций. И я своим образованием довольна.
— Мне кажется, любой факультет, университет состоялись, когда спустя годы его выпускники, вспоминая времена, проведенные в альма–матер, произносят: моими учителями были... Не преподавателями, а именно учителями. Про вас как раз и говорят: я учился у Руденко. Ангелина Александровна, если, условно говоря, немного «выпрямить» эту мысль: чему вы учили и учите своих студентов? Отзывчивы ли сегодняшние молодые люди на «учение», принимают ли философию жизни, принципы и нормы своих учителей? Ведь порой в аудиториях соединяются в буквальном смысле разные миры.
— Как всегда, все происходит по–разному. В большинстве случаев отзывчивы. Хотя, конечно, хотелось бы, чтобы нынешние ребята больше читали хороших, умных книг. А то даже словарный запас, к сожалению, сужается. В результате можно увидеть город «ПИтербург» и реку «НИва». И тогда задумываешься: а знает ли человек вообще, что такое Нева.
— И «ПИтербург», видимо, оттого что «Питер»...
— Тем не менее порой сомневаешься: может, слишком много мы от них требуем... И все же я своим студентам постоянно повторяю: несмотря на все современные технологии, берите книги и читайте литературу, классическую, — обязательно! Вот вы говорили о романтике. Откуда ей взяться, если люди не читают хорошей литературы. А истоки романтики ведь именно там.
Сейчас появилось много различных источников информации, и надо уметь правильно их отобрать. Как это сделать? Иметь соответствующую интеллектуальную подготовку. Знаете, раньше я старалась не давать для диктантов газетные тексты, только книгами пользовалась. Теперь беру газеты: чтобы расширить кругозор студентов. И, если, например, в тексте встречается какое–либо географическое название, по ходу могу спросить: а известно ли им, где это?
— Знают?
— Не всегда...
— Здесь, наверное, претензии вузовских преподавателей должны быть адресованы школьным учителям?
— Мне трудно судить. Но сегодня я не очень доверяю школьным оценкам.
Современные методики и планы преподавания в вузе ориентированы на самостоятельную работу студентов. Только 10 процентов работы — аудиторный сегмент. Поэтому так важна хорошая школьная подготовка.
— Большой объем самостоятельной работы вам кажется правильным?
— Да, сейчас по–другому нельзя. Ныне время активного использования информационных технологий. Наша задача — помочь студентам отыскать в этом море–океане верное направление.
Уже нет, скажем, такого предмета, как «современный русский язык» или «современный белорусский язык». Теперь — «Язык и стиль средств массовой коммуникации». Различие не только в словах, формулировке, оно в самом содержании и подходах преподавания. Мало дать студентам основы языка, необходимо научить применению языковых средств на практике. Два в одном, как теперь говорят. Что очень непросто. Как для преподавателя, так и для студента.
— Ангелина Александровна, уже не одно поколение журфаковцев рассказывает о вас, как о чрезвычайно строгом преподавателе (чего наш курс не подтверждает), чуть ли не мифы ходят. Вы не могли этого не слышать...
— Знаю, конечно. Иногда мне смешно, а порой грустно. Сама я не считаю себя очень строгим преподавателем. Я стараюсь быть справедливой. Кстати, внутренне часто сомневаюсь: правильно ли оцениваю знания и работу студента. Иногда посмотрю на портрет Бориса Васильевича, и, кажется, слышу его голос: «Ангелина, не ставь такую оценку...» — при этих словах мы обе поворачиваемся в сторону того самого портрета на стене аудитории, которая носит имя профессора Бориса Васильевича Стрельцова. — Пусть лучше про меня скажут, что я строгая. Но справедливая. Студента нельзя обижать походя. Ставить плохие оценки «от злости» — это не про меня.
Я до сих пор тщательно готовлюсь к каждому занятию, стараюсь, чтобы ни одна рабочая минута не пропала зря. Того же ожидаю от студентов. Кстати, требовательное отношение в первую очередь к себе у преподавателей журфака было всегда. Мы скрупулезно анализировали и анализируем свою работу, ее полезность для студентов, обсуждаем, как сделать лучше. Это такая наша общая традиция, заложенная еще Григорием Васильевичем Булацким.
— Шпаргалки прощаете или их уже не пишут в гармошку?
— Прощаю. И на экзамене разрешаю оставлять при себе мобильники. Мне как–то неловко стоять над молодым человеком жандармом. Надо доверять студентам. Тем более я их неплохо знаю: когда что–то перепишут — но в добавку к своему ответу, а когда примитивно скачают без всякого понятия. Иной раз теоретическую часть билета даже не проверяю. Главное — получить достойный практический результат. Если он есть — значит, все хорошо.
— Журналистика сегодня — больше творчество или ремесло, как считаете? Может, пройдет еще лет пять, и кафедра стилистики и литературного редактирования окажется ненужной? Зачем она тому же блогеру, которого теперь все чаще противопоставляют профессиональному журналисту: достаточно обойтись без орфографических ошибок и правильно расставить запятые.
— Не соглашусь, кафедра литературного редактирования будет всегда. Потому что всегда будет востребованной в обществе культура речи. И журналистика — творчество! И блогер должен уметь писать именно тексты. А иначе нужно ли и можно ли считать его журналистом? Просто свести все к сухому изложению фактов, как это делают на интернет–сайтах информагентств? Нет!
— Как вы оцениваете язык современных газетных материалов?
— На мой взгляд, он излишне упрощен, ошибки, к сожалению, нахожу. Не должно быть все так выхолощено. Кстати, у нас на факультете организована переподготовка журналистов, поэтому желающие совершенствоваться в профессии, не отставать от времени, имеют прекрасную возможность поработать над собой.
— Специфика вашей работы такова, что надежно хранит от известного недуга под названием «а вот в наше время...»
— Упаси, Господи, от такого подхода! Хотя иногда и тянет...
— И все–таки, давайте немного повспоминаем. Например, журналистику советских лет.
— Тогда на факультете висел плакат–лозунг — «Писать историю современности»...
— По–моему, замечательный и правильный призыв.
— Ну вот это и делали — как умели и, исходя из того, во что верили. Из факультетских аудиторий выходило много хороших журналистов, ярких личностей. Они владели такими сложными жанрами, как очерк, фельетон. На их примере можно было учить молодых.
— Ангелина Александровна, кого вы назвали бы столпами журфака, теперь Института журналистики?
— В первую очередь Григория Васильевича Булацкого — легендарного декана на протяжении многих лет, организатора журналистской науки в Беларуси. Обязательно назову имя Ефросинии Леонидовны Бондаревой — у нас есть и ее именная учебная аудитория. Профессора Михаила Евгеньевича Тикоцкого. Степана Митрофановича Грабчикова. Конечно, Бориса Васильевича Стрельцова. Я счастлива, что знала их и работала с ними. Это мэтры. Я у них учусь по сей день.
В беседе мы с Ангелиной Александровной поделились некоторыми своими личными «скорбными» языковыми наблюдениями. Я, например, никак не могу привыкнуть к сленговому употреблению предлога «на»: «на офисе», «на Ждановичах» — короче, «на районе». Ангелина Александровна, в свою очередь, обязательно ловит где–нибудь на улице «средствА», «средствАми». Но, как говорится, в целом, все это мелочи жизни по сравнению с вечностью. Или такими событиями, как 22 июня. Мы все знаем, что 22 июня 1941 года — день начала Великой Отечественной войны. Но еще 22 июня — число и месяц рождения Ангелины Руденко.
— Я никогда особенно не задумывалась над цифрами — двадцать второе и двадцать второе. Кстати, 22 июня 1941 года совсем не помню. Хотя война в памяти, конечно, запечатлелась. Жили мы тогда под Москвой, в двух километрах от нашего дома шли бои. Однажды, во время бомбежки, под вой сирен, плача, я бежала к маме на работу, а над моей головой пикировал немецкий самолет. Причем так низко, что хорошо было видно лицо летчика в шлеме и очках... Оно и сейчас возникает перед моими глазами.
После войны окончила педучилище. В награду за отличную учебу мне выдали пропуск на посещение мавзолея Ленина — Сталина...
— О, сегодня опыт уникальный — когда можно сказать не только: «Я видела Ленина», но и: «Я видела Сталина».
— Не живого, правда.
В Беларусь семья переехала сразу после войны — отца перевели сюда на восстановление разрушенного хозяйства. Первое время мне казалось, будто попала в другую страну — все иное, начиная с языка. Белорусский учила с нуля. Не скажу, что давалось легко, но итоговый диктант написала на «отлично». У меня вообще принцип: или делать максимально хорошо, или вообще не делать.
— Вы, как теперь говорят, перфекционист. Но, наверное, поэтому Ангелину Руденко и называют символом журфака.
— Мне бы хотелось избегать таких сравнений. Признаюсь, поначалу, как стала работать на журфаке, даже собиралась уйти, ведь я не журналист. Это обстоятельство меня всегда подтачивало. В первые годы все практические занятия, подготовленные для студентов, предварительно дома сама выполняла вместе с мужем — так боялась оплошать в аудитории.
— Ангелина Александровна, что сегодня греет вашу душу?
— Со мной дочь, внучка — выпускницы иняза. Нравится на даче за цветами ухаживать. Дача еще родительская. Там сохранились цветы, посаженные мамой: розы, гортензии, пионы, тюльпаны, нарциссы... Все годы они растут на одном и том же месте — там, где оставила их мамина рука, что для меня свято. Плюс, конечно, жизнь заполнена работой, общением со студентами. Все это и есть — для души.
ulitenok@sb.by
От редакции:
Многие журналисты «СБ» — ученики Ангелины Руденко. Мы сердечно поздравляем нашего педагога с юбилеем. Ангелина Александровна, спасибо за науку! И, конечно, за стиль! Здоровья вам и удачи в воспитании новых поколений белорусских журналистов!
Советская Белоруссия № 116 (24746). Суббота, 20 июня 2015
